– Нет, – просипела Ирэн. – А зачем ты тогда оделась как проститутка и пришла дразнить взрослых ребят? Хочешь погорячее – будь готова к горяченькому. Не хочешь – не лезь в пекло. Оставьте ее, парни. Ирэн, ошарашенная, лохматая, со съехавшим платьем, отскочила от них и быстро вернула платье на место, стараясь прикрыться. Наспех вытерла лицо, размазав косметику еще больше и, все еще не веря в то, что сейчас произошло, отрывисто кинула: – Вы залезли в мой дом! Зачем? – Я не залезал в твой дом. И подругу твою я не убивал. Какой бы испорченной дрянью она ни была, я ее любил. А вот кто ее убил и вырезал на ней крест – это вопрос. «Не может быть. Он и правда ее любил! Вот это да! Такие животные тоже могут любить»? – Ирэн удивилась своему открытию. Как два таких разных чувства способны уживаться в одном сердце – чистая и окрыляющая любовь и ледяная, животная жестокость? Один из охранников сказал ей на прощание: – Рот держи на замке! Разошлись и забыли, да? А то ведь второй раз нас никто не остановит. Ирэн шла по улице и изо всех сил пыталась сдерживать слезы. Они текли сами собой, и, как ни пыталась она вытирать их рукой, весь ее смоки-айз окончательно превратился в черное месиво. Прохожие оборачивались на плачущую девушку в слишком откровенном платье, но никто не предлагал помощи. «Какая же я дура! – ругала она себя. – С чего я взяла, что смогу разговорить его? С чего взяла, что вообще смогу что-то доказать? Меня чуть не изнасиловали! А может, и убили бы после этого. Не верю, чтобы Катрин получала от этого удовольствие. Почему она три месяца встречалась с этим животным? Он убийца, насильник и извращенец. Что она могла делать рядом с ним?» Но даже после всего случившегося Ирэн была уверена, что он не убивал ее подругу. Кажется, наоборот, он сам хочет найти того, кто это сделал. Но если убил не он, то кто? И что искали в моей квартире? В этой истории замешан кто-то еще, но кто?» Навстречу Ирэн шли люди, и вдруг она поймала на себе взгляд женщины. Это оказалась Мари из книжного клуба со старшим сыном, Ивом. – Ирэн? Вот это сюрприз! – хохотнул парень. Черт! Черт! Черт! Именно в этот вечер ей надо было встретить эту заносчивую кошелку! Через пять минут весь книжный клуб будет говорить о том, что Ирэн подрабатывает уличной девкой. – Ирэн, дорогая, ты выглядишь… усталой, – с трудом подобрала нужное слово Мари. – Усталой и заезженной, – заржал Ив. – Да, я устала! Устала улыбаться и врать, что вы мне нравитесь. Вы надменная и злая. А ты, – повернулась она к Иву, – просто глупый прихвостень, который ничего не может сам. – Рот закрой свой! – Ив, не нужно с ней разговаривать! Это лишнее. «Господи, и как я только подумать могла, что хочу стать частью этого гнилого мира? Высшее общество? Традиции? Ценности? – Ирэн с горечью вспомнила свои же недавние слова. – Да они же просто уроды! Венсан, Мари, Ив! В лучшем случае надменные снобы, в худшем – убийцы и насильники». Ирэн увидела колонку, какие стоят по всему городу, чтобы в жару обеспечить всем горожанам доступ к питьевой воде, и решила умыться. Чувство злости и страха окончательно ушло, но вместо этого на нее навалилось еще более тягостное чувство полнейшего одиночества. Ей хотелось, чтобы кто-то сказал ей что-то доброе, утешил, а еще лучше – обнял. «Может, позвонить маме? – мелькнула у нее мысль, но она ее тут же отвергла. – Мама наверняка не возьмет трубку. Быть отвергнутой еще и ею? Нет уж, на сегодня мне хватит». – А если?.. – сказала вслух Ирэн и замолчала. Она продолжала перебирать людей, рядом с которыми ей хотелось бы сейчас оказаться. «Поеду – и все! Он точно меня помнит, я точно ему нравлюсь, он наверняка найдет какие-то нужные слова. Это лучше, чем быть одной. Человеку нужен человек, в конце концов!» – вспомнила она фразу из школьного учебника литературы. Через двадцать минут она уже стояла перед красивой входной дверью. – Ирэн? Уф! Узнал! Уже хорошо! – Здравствуйте, Ансельм. Я знаю, что это совсем противоречит правилам этикета, но мне обязательно нужно с вами поговорить. – Поговорить? О чем? «Может, пригласишь меня войти?» – спросила про себя Ирэн, а вслух попыталась объяснить: – Нет, не в том смысле, что прямо о чем-то конкретном поговорить, просто поболтать. – Поболтать? – У вас есть вино? Можно мне зайти? – Она решила взять быка за рога. – Ирэн, дело в том, что сейчас не самое подходящее время. – Я не нравлюсь вам? – Ирэн… – Скажите! – Очень нравишься, и ты это знаешь. Но сейчас не самое лучшее время, чтобы… – У вас кто-то есть, да? – Нет-нет. – Тогда что? Рано утром лекция? – усмехнулась Ирэн. – Ну зачем ты меня вынуждаешь? Пойми, ведь твое имя мелькало в новостях в связи с этим громким делом, и… сама понимаешь… я ведь езжу по всему миру… я не могу быть связан со скандалом. Ирэн не могла поверить своим ушам. – Ирэн, не смотри так, пожалуйста. Ты должна понять… Не говоря ни слова, она медленно развернулась и ушла. «Я одна. У меня нет никого в этом мире». – От осознания того, как она одинока, больно защемило сердце, но слез уже не осталось. Глава 42 Нгам проснулась от холода и прислушалась к звукам вокруг. Где-то капала вода, воздух был сырой и холодный. Открыв глаза, она снова ничего не увидела. Голова все еще сильно болела и была как в тумане. Все произошедшее с ней казалось жутким сном, но отвратительный запах сырости говорил о том, что это ее новая реальность. Она стала растирать руки и ноги, чтобы немного согреться, а еще через несколько минут решила встать и начала ощупывать пространство вокруг себя. Осторожно, делая босиком маленькие шажки, Нгам обнаружила, что находится в подвале. Каменные, холодные, кое-где влажные стены. Пол с плотно утрамбованной землей и деревянная грубая дверь. Здесь находились только матрас, кувшин с водой, таз и ведро вместо туалета. Ощущение абсолютной черноты было довольно странным. Как она ни пыталась открывать и снова закрывать глаза, картинка вокруг совершенно не менялась. Оставались только черная, холодная пустота, холод и слабость во всем теле. Нгам выпила воды и умыла лицо. Пальцами, как смогла, расчесала волосы, заплела их в подобие косы и снова легла. Она хотела есть, тело и голова все еще болели, и после обследования комнаты сил совсем не осталось. Она быстро задремала, но ненадолго. Дверь заскрипела, затем открылась, и в проеме сначала показался слабый свет, а потом уже знакомое уродливое лицо. Урод держал в одной руке большой фонарь, а в другой – какой-то сверток. – Я принес еды, чучело, – произнес он и кинул сверток на кровать. Нгам увидела несколько кусков хлеба и сыр, но, помня предыдущую трапезу, вопросительно посмотрела на него. – Правильно. Молодец. Сначала нужно помолиться. Наконец Нгам приступила к еде. Она ела медленно, оттягивая тот момент, который последует за ним. Лоренс все это время не сводил с нее дебильного, пустого взгляда. – Лоренс очень добрый. Тебе повезло, что ты попала к Лоренсу. Твое тело должно было уже начать разлагаться, но Лоренс тебя спас. Я дам тебе еще один шанс. Делай. Нгам почти ничего не поняла из того, что он сказал, кроме последнего слова. Она разделась, несмотря на холод, и подошла к нему. От Лоренса пахло кислой капустой, пóтом и нечистотами. Нгам передернуло от отвращения, но она боялась ослушаться и поэтому снова начала его гладить. Чтобы отключить свои чувства, а главное – отвращение, она попыталась улететь мыслями в далекое прошлое, в родную деревню. Если бы она не уехала, то сейчас сидела бы у крыльца дома и плела из листьев ротанговой пальмы корзину. Может, именно в этот вечер мимо крыльца прошел бы молодой мужчина из соседнего села и наконец посмотрел бы на нее и увидел, как она прекрасна. Меж тем никакие старания не помогали разбудить в Лоренсе его мужское начало. Он начинал злиться, и Нгам старалась еще больше. Обслюнявленный ею, он начал замерзать и взвизгнул: – Не хочешь? Ладно! Ложись! Ложись на пол! Нгам, дрожа от холода, послушно легла на пол. Лоренс достал из кармана ручку и начал рисовать на ней линии. Сначала на животе, потом на руках и ногах, потом на пальцах. Закончив, он посмотрел на нее и добавил еще несколько линий. А потом достал из другого кармана маленькую тонкую пилу и, схватив ее за руку, завопил: – Ты видишь, что я с тобой сделаю? Я разрежу тебя на маленькие кусочки и засуну в бочку, где ты и должна была уже лежать. Я разрежу тебя на куски. Нгам в ужасе завизжала и попыталась вырваться, но урод крепко держал ее за руку и пытался приложить пилу к ее указательному пальцу, ровно к нарисованной линии. – Зачем мне испорченная игрушка? Я разрежу тебя на куски! Нгам истошно кричала и пыталась вырваться, но Лоренс не собирался останавливаться: – Перестань вырываться! Ты видишь, что делаешь? Получится неровно! Зачем мне неровный палец? Нгам умоляла прекратить, пытаясь показать, что она готова попробовать снова. – Я буду! Я буду! – кричала она. – Я буду!