Глава 3 Заперев на ночь магазин, Нэнси взяла Чарли и отправилась погулять в деревенский парк. Джейн ушла еще раньше и вернулась в коттедж, чтобы приготовить ужин. Нэнси наблюдала, как заскучавший взаперти бигль весело носится по траве. Они приходили сюда два раза в день, парк ей нравился, а от счастливого вида собаки всегда становилось радостнее на душе. Вечер выдался жутко холодным, поэтому она старалась не стоять на месте, чтобы не замерзнуть до смерти, швыряла мячик Чарли и с вожделением думала о возвращении домой, где ее ждали тепло и накрытый стол. Преодолевая яростно хлеставший ветер, Нэнси повернулась и посмотрела на деревню. Хорошо хоть, что к этому моменту уже не шел снег. Мимо прошла семья, помахав ей. Нэнси прекрасно знала каждого соседа, в точности как каждый из них прекрасно знал ее саму. Она обожала Дэдли-Энд с его мощеными улочками, каменными стенами и окружающим со всех сторон зеленым пейзажем и даже не мыслила жить где-то еще – хотя и не отказалась бы, чтобы здесь было не так однообразно и скучно. Именно это соображение стало решающим аргументом, который подтолкнул ее к действию после приглашения на вечеринку у Ротов. К тому же она радовалась и за бабушку. Близких у них не осталось, поэтому зимой, под конец года, им обеим всегда требовалось себя чем-то взбодрить. Джордж, отец Нэнси, умер, ее мать куда-то сбежала, а поскольку своего мужа Джейн тоже похоронила уже давно, они остались вдвоем на всем белом свете. Джордж Хантер погиб, когда Нэнси было всего десять лет, и помнила она его смутно. Он назвал дочь в честь Нэнси Дрю и, будучи горячим поклонником детективов, с самого раннего возраста привил ей любовь к книгам. Джейн всегда говорила, что внучка на него очень похожа, и в такие моменты сердце Нэнси наполнялось радостью. Те же чувства она испытывала от работы в магазине, который был гордостью и отрадой папы. Ее мать Саманта ушла, когда девочке исполнилось всего шесть, оставив отцу записку, что семейная жизнь не для нее, поэтому воспоминаний о ней почти не осталось. Образ матери Нэнси запечатлела в памяти только по немногочисленным фотографиям, сохранившимся у Джейн. Если по правде, то Нэнси не особо стремилась ее вспоминать. Мысль о женщине, которая решила бросить собственную дочь, не доставляла ей ничего, кроме боли. – Пойдем, Чарли, пора что-нибудь поесть, – позвала Нэнси бигля, почувствовав, что у нее совершенно окоченел нос. Чарли послушно подбежал к ней, и они вместе зашагали по дороге к коттеджу, который делили с бабушкой. Он стоял на самом краю деревни, одной стороной выходя на церковь, другой – на зеленый луг. Построили этот дом еще в XVIII веке, и Нэнси его безумно любила, хотя зимой там гуляли сквозняки и порой подтекала крыша. Она жила в коттедже с десятилетнего возраста, за вычетом трех лет изучения английской литературы в университете Бата, где и познакомилась со своим парнем Ричардом, теперь уже бывшим. После выпуска он хотел уехать вместе с Нэнси в Лондон, но разве могла она бросить и бабушку, и книжный магазин отца? В конечном итоге Ричард уехал без нее, а Нэнси вернулась домой в Дэдли-Энд и после оттуда уже никуда не отлучалась. – Мы дома! – крикнула Нэнси, переступив порог. Чарли рьяно бросился вперед, улыбаясь от встретившего их восхитительного запаха еды. – Идите сюда! – отозвалась из кухни Джейн. Нэнси повесила пальто, сняла обувь, поставила на ступеньки сумку и пошла к бабушке. Та что-то помешивала в большой кастрюле, стоявшей на плите, а Чарли с жадностью пил из своей мисочки воду. – Я вся продрогла, – сказала девушка. – Садись, я тебя сейчас накормлю, и ты быстро согреешься. Джейн готовила блестяще, поэтому у Нэнси заурчало в животе, как только она села за небольшой сосновый обеденный стол. Сначала бабушка поставила ужин перед Чарли, потом взяла две тарелки и положила в них рагу с картофельным пюре и овощами для себя и внучки. Нэнси плеснула им джина с тоником, их любимый коктейль, и они с удовольствием приступили к трапезе. – Джонатан спрашивал, почему это Роты перестали знаться с деревней много лет назад, – сказала Нэнси, достаточно согревшись для разговоров. – Я не очень помню ту историю. Чарли тем временем доел и скрылся в их небольшой гостиной с тлеющими в камине дровами, зная, что вскоре хозяйки составят ему компанию. – В последний раз я была там лет тридцать назад, еще до того, как познакомились твои родители… Джейн на миг умолкла и прочистила горло. Ей всегда было трудно поднимать эту тему. Она не раз говорила Нэнси, что ее отец, Джордж, любил жену всем своим сердцем, и когда та уехала из деревни, не оглядываясь, это стало для него страшным ударом. Нэнси никогда не понимала, как можно было вот так взять и бросить близких людей. Джейн сделала глоток джина с тоником и продолжила: – Нас с твоим дедушкой, как обычно, пригласили на ежегодный летний прием в саду. Раньше туда каждый год звали всю деревню. С нами пошел и Джордж. В роли хозяев вечеринки выступали Маркус – он чуть старше меня и до сих пор держит в руках бразды правления семейством Рогов – и его жена Луиза. Все, как всегда, было великолепно, но в какой-то момент атмосфера вдруг переменилась. Вышел их дворецкий и объявил, что нам надо разойтись по домам. Это было так неожиданно. Мы не могли понять, что происходит. Впоследствии по деревне пополз слушок, что их экономка похитила крупную сумму денег. Поскольку ее уволили и в деревне она больше не появлялась, я всегда считала это правдой. После того вечера приемов в саду больше не устраивали. Она снова немного помолчала, затем подалась вперед и сказала: – По сути, они больше ни разу не позвали никого из нас к себе домой. Полагаю, после случившегося Роты просто не знали, кому можно доверять. Экономка у них была из местных, к ней относились как к члену семьи. Кроме того, поговаривали, будто у Луизы Рот пошатнулось здоровье, и ее супруг Маркус решил, что ей нужны тишина и покой. Вполне возможно, так оно и было, ведь через какое-то время она умерла. Думаю, лет двадцать назад, вскоре после гибели твоего отца, причем совсем еще молодой. Доктор тогда сказал, что у нее был рак – в пабе он порой слишком распускает язык, – хотя на похоронах, естественно, присутствовали только самые близкие. Джейн пожала плечами. – У сына Маркуса родились двое собственных сыновей и Мария, но потом их всех определили в закрытый пансион, и сейчас они, надо полагать, перебрались в Лондон либо живут где-нибудь в своих домах. В чем бы ни заключалась причина, теперь они знаются только со своими, понимаешь? И не выходят за рамки круга, к которому никто из нас не принадлежит. Они больше не хотят иметь никакого отношения к тому, что происходит в деревне, и даже не ходят в местные магазины. В нашем книжном, к примеру, их ноги никогда не было. – Странно… – протянула Нэнси, накладывая себе еще одну порцию нежного, воздушного пюре. – Мне кажется, это уже чересчур. – Не то слово. Кто может сказать, что происходило в стенах их дома все эти годы? Но как же здорово будет увидеть его вновь. Он такой роскошный. Тебе точно понравится. Дом как со страниц романа, – добавила Джейн, и от одной этой мысли у нее заблестели глаза. – Надеюсь… – откликнулась Нэнси. – А как вообще можно поселиться в таком доме? – Насколько я понимаю, первым его владельцем был дед Маркуса. Очевидно, семья получила какое-то наследство. Но у них была и собственная инвестиционная компания, всякие там акции и облигации, приобретение коммерческих предприятий и все такое прочее. У них далеко не один миллион, уж о чем о чем, а об этом можно говорить с уверенностью. Деньги к деньгам, дорогая моя, гласит закон жизни. – Хм-м… Знать бы только, каково это. Тем не менее лица бабушки и внучки расплылись в улыбке. Они знали, что особого состояния торговля книгами им никогда не принесет, но при этом слишком их любили, чтобы переживать по этому поводу. – Нет, я серьезно, что мне надеть на этот званый ужин? Покупать что-то на один-единственный вечер мне не хочется. А в приглашении недвусмысленно говорится о строгом вечернем платье. Нэнси уже не помнила, когда в последний раз наряжалась ради торжественного мероприятия. Пожалуй, на свадьбу Пенелопы три года назад. – Думаю, у меня найдется что-нибудь наверху. Вот сейчас доедим, поднимемся и посмотрим. У нас еще на десерт яблочный пирог, сделаю к нему немного заварного крема. Нэнси улыбнулась, радуясь, что ее метаболизм выдерживает любые атаки бабушки. – Как же интересно будет увидеть этот дом! А заодно впервые повстречаться с его обитателями. Стало быть, Мария – внучка Маркуса Рота? – Ага, – ответила Джейн, ставя на стол яблочный пирог. – Глория посоветовала мне посмотреть объявление о помолвке в газете. Скажу тебе честно, в невесте нет ничего особенного, но когда твоя семья распоряжается миллионами, на тебя кто угодно позарится. – Бабушка! – со смехом пристыдила ее Нэнси. – Я ничуть не сомневаюсь, что она девушка самая что ни на есть красивая и нашла себе парня, который ее правда любит. Лицо Джейн приняло скептическое выражение. – Может, ты и права… Только я не думаю, что узнать ее фамилию было таким уж трудным делом. К тому же мы увидим и Люси Рот. – А это еще кто? – с любопытством спросила Нэнси, в отличие от бабушки не столь посвященная в последние деревенские сплетни, и набросилась на десерт. – Жена Гарри Рота, старшего сына. Вероятнее всего, они познакомились в Париже, где он на тот момент работал. У них закрутился бурный роман, и в Рот-Лодж они возвратились уже после женитьбы. Глория сказала, что семья, по общему мнению, осталась этим не очень довольна. Хотя Люси женщина весьма гламурная. Я видела ее однажды, когда она ехала на машине по деревне, – ни дать ни взять фотомодель. Бьюсь об заклад, что и одежка на ней будет сносгшибательная. Нам надо позаботиться, чтобы ты тоже выглядела на все сто. Нэнси терзали сомнения. Да, она была высокой и стройной, но вот гламурной ее вряд ли кто-нибудь бы назвал. Она опустила взгляд на свою шерстяную юбку, оглядела джемпер и вдруг испугалась, что окажется на этом званом вечере совсем не к месту. Зря она, наверное, согласилась. Джейн заметила, что внучка вдруг умолкла. – Да не переживай ты так. Когда я над тобой хорошенько поработаю, ты станешь настоящей королевой бала. * * * После ужина они поднялись в комнату Джейн, выходившую на фасад коттеджа. Спальня Нэнси с ее покатой крышей располагалась в задней части дома, из нее открывался вид на их небольшой квадратный сад. Бабушка взялась за содержимое двух своих шкафов, а внучка присела на кровать. В молодости Джейн следовала моде и неизменно хранила все свои любимые вещи. – Жаль, что ты настолько выше меня, – со вздохом произнесла она. – Как-то я не уверена, что нам что-нибудь из этого подойдет. Хотя… Слушай, мне в голову пришла одна мысль. Она повернулась и посмотрела на Нэнси. – Ты его надеть, вероятно, не захочешь, но смотреться на тебе оно будет потрясающе. – О чем это ты? Джейн ткнула пальцем в верхнюю полку шкафа. – Видишь вон ту коробку? Если можешь, дотянись до нее и сними. Нэнси выполнила просьбу, положила коробку на кровать и немного закашлялась от поднятой ею пыли. На пару с бабушкой они склонились и заглянули внутрь. Там лежало золотистое платье. – Оно принадлежало твоей матери, – тихо сказала Джейн. – Она оставила его здесь, когда… Фраза повисла в воздухе, Джейн прочистила горло и добавила: – А я его сохранила… Для тебя. Нэнси не сводила глаз с платья. Золотистое, до колен, обильно шитое бисером, оно выглядело поистине прекрасным. – Принадлежало моей матери, – повторила она, не в состоянии точно определить одолевшие ее чувства. Вещей Саманты Хантер у нее было совсем немного, хотя на чердаке до сих пор хранилось ее свадебное платье. А это золотистое она явно не захотела брать с собой, когда бежала из дома, бросив шестилетнюю дочь. Раньше Нэнси это платье никогда не видела. Хотя, вероятно, просто не особо расспрашивала бабушку о матери. Когда умер отец, всего через четыре года после бегства Саманты, Нэнси надеялась, что мать приедет на похороны и объяснит, почему уехала, бросив единственного ребенка, но этого так и не случилось. Нэнси знала, что отец пытался найти жену. Об этом рассказала Джейн, когда внучка поинтересовалась, однако ему удалось выяснить лишь, что Саманту видели садившейся на поезд в Лондон, после чего ее следы терялись. Затем отец обратился за помощью в полицию, но поскольку она оставила записку, предупредив о своем отъезде, там тоже не смогли ничего сделать. И Саманта Хантер в Дэдли-Энде больше не появлялась. Подростком Нэнси решила забыть о женщине, которой на нее явно было наплевать, и отказалась от любых попыток не только найти ее, но даже о чем-то таком думать. Пару лет назад попыталась ее погуглить, но, не отыскав даже ее странички на «Фейсбуке», приказала себе окончательно вычеркнуть Саманту из памяти. Зацикливаться на том, по какой причине сбежала мать, не имело никакого смысла – уехала и уехала, на том и конец. Куда мучительнее Нэнси воспринимала смерть отца. Потому что знала, как он ее любил, как она сама его любила, как они вместе любили книги и их драгоценный магазин, превращавший их в одно целое. А еще потому, что тот несчастный случай потряс всех до глубины души, но при этом так и остался загадкой. У нее было слишком много вопросов, но лишь на очень немногие из них нашлись ответы. Нэнси чувствовала себя сиротой, хотя формально ею и не была. – А оно вообще мне подойдет? – поинтересовалась она показав на прекрасное платье. – С прической каре ты будешь выглядеть настоящей флэппершей. Нэнси потрясенно посмотрела на бабушку: – Кем?