Уинстону показалось, что с ним самим сейчас случится приступ. Аллергия! Мятно-валериановые капли! Значит, это все-таки было убийство! Понимание обрушивалось не сразу, волнами. Виновен кто-то, кто хорошо знал об этой особенности Минтона! Но на что они рассчитывали, помещая капли в болванку-наконечник оконной ручки? Жидкость могла попасть на костюм, когда Минтон открывал окно, но кто знал, станет ли он его открывать? Кто-то очень близкий, знакомый со всеми привычками? Или дело в другом? — …И уже к вечеру болезнь обострилась, — голос Лилтона вторгся в поток догадок. — А лечат ее исключительно чистым воздухом. Морским или лесным… — Постойте. Что, вы говорите, случалось с Бенедиктом Минтоном от капель? — перебил Уинстон. — То же, что и с Чарльзом. Он начинал кашлять и задыхаться. Но у него было довольно слабое сердце, так что приступ астмы влек за собой и сердечный. — Вот как, — Уинстон прокашлялся и невзначай уточнил: — И многие об этом знали? — Не то чтобы очень многие, но это и не секрет… Уж не хотите ли вы сказать, что мистера Минтона намеренно довели до приступа, чтобы убить? — Крошечные брови Лилтона приподнялись, а глаза потрясенно округлились. — Я собираю все сведения, которые могут быть полезны, — скучным голосом сказал Уинстон. Затем извлек из кармана рабочий блокнот и принялся расспрашивать поверенного о последних днях Минтона перед отъездом. Возможно, из этих мелких и незначительных подробностей удастся извлечь крупицы чего-то важного. Убийство… Если убийство, то нужно искать, кому оно могло быть выгодно. А в случае с Минтоном… Уинстон со вздохом представил себе объем работы. Деловые партнеры, недобросовестные должники, алчные родственники… Что ж, это большая удача, что можно поговорить с поверенным. И он задал вопрос: — А как шли дела мистера Минтона в последнее время? Новые сделки? Новые партнеры? Возможно, расторгнутые договоры? А может быть, он вносил изменения в завещание? Лилтон осекся на полуслове, не досказав историю о том, как покойный яростно отчитывал пульского управляющего накануне отъезда. Пухлая рука с полированными ногтями полубессознательно потянулась к графину с водой на столе. — Завещание? Вы хотите свалить вину на Чарльза? — Почему именно на Чарльза? По-вашему, у меня есть основания его подозревать? — Уинстон внимательно посмотрел в небольшие умные глаза поверенного. — Я спрашивал еще и о сделках… Рассказывайте, мистер Лилтон. Тот сокрушенно покачал головой и встал. — Простите. Мне не стоило вас обвинять. Но мне больно наблюдать, как из Чарльза пытаются сделать чудовище, — он грузно прошелся по кабинету, отдернул тяжелую зеленую штору, впуская в окно туманный дневной свет. — Видите ли, Чарльз — самый близкий родственник мистера Минтона по мужской линии. Состояние в случае смерти дядюшки должно перейти к нему. Но есть и другая родня. Дальние кузины, их дети… К человеку зажиточному такие всегда слетаются, как мухи на варенье. Чарльз — сын покойного брата мистера Минтона. А есть еще целая линия северных Минтонов — это потомки брата отца. Уинстон хмурился, затрудняясь сходу представить себе ветвистое генеалогическое древо. Лилтон кивнул. — Это не так-то сложно. Брат отца мистера Минтона. Соответственно, его дети — кузины и кузены. У них родились свои дети… Возможно, я буду груб, но все они хотели просто урвать кусок пожирнее. Особенно старшая кузина, леди Эдельберг. Она постоянно нашептывала мистеру Минтону разные гнусные сплетни о Чарльзе, которые сама же и выдумывала. А потом еще распространяла их в своем кругу. Раньше мистер Минтон верил, а потом… Он даже завещание переделал из-за леди Эдельберг! Лилтон остановился, опершись о массивный деревянный подоконник. Уинстон приподнял брови. — Вот как? А какие изменения он внес? Расскажите, будьте добры. — Гм, — замялся Лилтон. — Впрочем, все равно завещание будет обнародовано… Это ведь не просочится в прессу раньше срока? Раньше все состояние мистера Минтона должно было отойти Чарльзу, а кузины получали пожизненную ренту. Дети кузин не получали ничего. Мистер Минтон считал, что взрослые люди должны сами себя обеспечивать, а не паразитировать на чужом состоянии. Потом он переделал завещание. В нынешнем варианте кузинам не достается ничего, а Чарльз получает только движимое и недвижимое имущество да еще ту часть капитала, которая не пребывает в обороте. То есть он не сможет забрать долю дядюшки из капиталов заводов и фабрик, в которые тот вкладывался. — Но это же все равно очень много, разве нет? — О нет. Мистер Минтон не позволял деньгам лежать мертвым грузом. Он пускал в оборот буквально все. И Чарльзу было известно, что в случае смерти дядюшки капитал остается в распоряжении тех предприятий, в которые он был вложен, на двадцать лет, после чего уходит на благотворительность. С леди Эдельберг случилась истерика, когда она узнала о новом завещании. Но Чарльз отнесся спокойно. В последнее время мистер Минтон наставлял его в ведении собственного дела. Чарльз владеет долей в предприятии паромобилей «Генрис»… — Вот как, — повторил Уинстон. И подумал, что на месте Чарльза он счел бы бессмысленным убивать дядюшку ради наследства. Версию, конечно, следовало проверить, но Уинстону уже заранее не верилось в нее. Леди Эдельберг? Ее дети? Им не доставалось и вовсе ничего. Хотя… Это могла быть месть. — А давно мистер Минтон изменил завещание? — поинтересовался Уинстон. — Больше пяти лет назад, — последовал ответ. Уинстон только крякнул. Бывает, конечно, отсроченная месть… Глупость какая. А впрочем, убийство вообще глупость. Столкновение амбиций, которое глупец разрешает, устраняя противника. Жестокий и уверенный в безнаказанности глупец… Исчерпав запас вопросов, он распрощался, заручился уверениями в том, что Лилтон готов встретиться снова в любое время и повторить показания для протокола, и отбыл обратно в сыск. За разговорами он и не заметил, как пролетел день. Спускались синие сумерки, щедро проливая на город разведенные чернила. По одному зажигались газовые фонари. Уинстон дошел пешком до остановки омнитрама и влез в полупустой вагон. В хвосте вагона полыхала жаром угольная печь, приводившая в движение мотор. Уинстон устроился на засаленном сиденье. Омнитрамы в этом районе не пользовались спросом. Большая часть его обитателей, подобно Минтону, были люди зажиточные, которые могли позволить себе личные паромобили. Омнитрамы предназначались для работников и прислуги. Так что он смог вольготно вытянуть ноги и прикрыть глаза, сопоставляя данные. Зачарованное семейство. Смерть дядюшки не была выгодна никому из них. По крайней мере, напрямую. И еще этот странный способ убийства. Расчет на то, что умысел останется незамеченным? Могло и получиться. Если бы не тонкий, едва уловимый запах на обшлагах рукавов… По вечерам в сыскном управлении кипела деятельная жизнь. Многие сыщики как раз возвращались с новыми порциями сведений; к следственному зданию прибывали врачи, закончившие изучать тела тех, чью смерть расследовали в зданиях этой площади-колодца; гудели клаксоны паромобилей, дребезжали телефонные аппараты… Уинстон на миг задержался под входной аркой. И улыбнулся. Пожалуй, до сих пор он не понимал, как ему недоставало всего этого на пенсии. В кабинете неожиданно обнаружился целый консилиум. Напротив Натана за его столом сидел Эдвард Палмер — эксперт, который изучал наконечник от ручки. Рядом на массивном вычурном стуле, принесенном непонятно откуда, восседал сыскной автомеханик. Уинстон помнил только, что его звали Джим. В потемневших от машинного масла и угольной пыли пальцах тот вертел злополучный наконечник. Натан и Эдвард негромко переговаривались. — И что это значит, джентльмены? — поинтересовался Уинстон вместо приветствия. — А, мистер Сэйджхэм! — Джим вскочил. — Садитесь, садитесь! Что это значит? Самому интересно! Меня попросили осмотреть этот предмет… — Палмер? Уж не готовите ли вы себе смену? — хмыкнул Уинстон. — Это не просто полый наконечник. Это механизм, — сообщил эксперт. — Вот я и позвал специалиста по механизмам. — Он неловко улыбнулся. — На самом деле я понял, как это работает, но не представляю, что это и зачем нужно. Вот, решил спросить у человека, который знает больше меня. — Механизм? — Уинстон протянул руку, и Джим вернул ему металлическую вещицу. — Пожалуй, вы правы… Я тоже впервые вижу подобное. И что это? — Внутри — конструкция с крошечным насосом. Насколько я понял, он срабатывает от перепада температур. В резервуар заливают некую субстанцию… возможно, те же мятно-валериановые капли… охлаждают все устройство и герметически закрывают. Если оно окажется в тепле, то через час-два воздух нагреется настолько, что сработает пульверизатор и вытолкнет содержимое наружу. Но до сих пор я ни разу не видел ничего подобного. — Я тоже, — вмешался Джим. — Понятия не имею, есть ли название у такого устройства. — Гм, — крякнул Уинстон. — Не исключено, что эту штуку сделали специально. Для одной-единственной цели. Простите, Джим, но я знаю человека, который разбирается в этом лучше вас. Этого человека знал не только Уинстон. Правда, обращаться к нему по служебной надобности еще не приходилось. В прошлом году муж сестры отмечал юбилей. Мэделайн долго трясла Уинстона, выспрашивая, что лучше подарить, но отвергала совет за советом. В конце концов она оставила его в покое и нашла мастера, у которого заказала забавную вещицу — машинку для набивки папирос. Туда требовалось только вставлять бумагу да засыпать табак. Муж Мэделайн хохотал до упаду, но с подарком с тех пор не расставался. Тогда Уинстон и узнал имя Антонио Климетти. * * * Мехмастер жил в центральном районе Луда, но вдали от главных магистралей: в одном из тех заулков, что всегда лепятся к обратной стороне любого блестящего столичного пейзажа. Небольшие старые домишки, узкие улочки, два-три фонаря и деревянные тротуары. Изредка здесь проезжал паромобиль-другой. Городской гул доносился чуть приглушенно, гасимый зданиями и расстоянием. Уинстон поднялся на крыльцо, невольно залюбовавшись бронзовой ковкой металлических кружев, украшавших перила и козырек, и дернул за цепочку звонка. Открыли не сразу. Из дома доносились неясные голоса. Наконец кто-то сказал: «Ох, все это не наше дело!», и дверь распахнулась. На пороге стоял паренек лет шестнадцати. — Вы позволите войти? — Уинстон сдернул берет и шагнул в полутемное помещение, пропахшее тавотом. — Мне нужно поговорить с мастером Климетти. — О, — промямлил парень. — Видите ли… э-э… Негромко пыхнул газ, и рожок на стене вмиг разгорелся ярче. Из боковой комнаты появился еще один юноша в широком фартуке поверх плотного костюма. — Видите ли, мастер Климетти мертвецки пьян, — сообщил он. — Но если вы все равно хотите с ним говорить, я проведу вас. Брови Уинстона поползли вверх, но он лишь сдержанно кивнул. Стоило войти в квартиру на втором этаже, как в нос ударили сивушные пары. Знаменитый мехмастер лежал в одежде на постели и не двигался. Окно было закрыто, у кровати стояли и валялись темные винные бутылки, на столе горела газовая лампа. Пить мастер Климетти начал явно не сегодня. — Пожалуйста, — сухо бросил подмастерье-провожатый. — Когда наговоритесь, кликните меня, я закрою дверь. И он вышел. Уинстон пододвинул себе стул, задумчиво покатал в кармане наконечник от оконной ручки и потряс мехмастера за плечо. — Что? — простонали из-под спутанных волос, спадающих на глаза. — Дайте мне спокойно умереть… — Почему вы собрались умирать, мистер Климетти? — невозмутимо поинтересовался Уинстон. Тот завозился и сел, тряся головой. Осмотрелся, уставился на Уинстона. Взгляд постепенно делался все более осмысленным. Вот глаза Климетти чуть заметно блеснули — он заметил сыщицкую звездочку на лацкане пальто Уинстона. — Чем могу быть полезен? Речь звучала чуть замедленно, растерянно, но голос казался трезвым. Видно, подмастерье погорячился, говоря «мертвецки пьян». — Скажите, вам не знаком этот предмет? И Уинстон извлек из кармана наконечник. Он хотел попросить мехмастера подойти к лампе или включить ночник — в комнате было довольно темно. Но освещение не понадобилось. Климетти жадно схватил устройство, глядя на него так, словно встретился с призраком. — Да… Да, знаком! Откуда это у вас? Откуда?! Он вскинул горящие черные глаза. Взгляд стал совершенно безумным. Уинстон осторожно отодвинулся.