Глава 1 Был уже почти конец рабочего дня, когда мой дядя, дядюшка Эм, зашёл в служебное помещение агентства Старлока — нашу с ним рабочую комнату. Сел он и вытянул ноги, после чего, хмыкнув по моему адресу, спросил: — Ну, малыш? — Угу, — ответил я, и вопрос был закрыт. Я уже два дня работал сыщиком. Утром в первый день я прочёл отпечатанный на машинке экземпляр «Инструкций оперативным сотрудникам». После обеда я отправился на Вест-Мэдисон-стрит поговорить с одним буфетчиком, чей двоюродный брат дёрнул из города на машине, за которую внёс всего лишь два платежа. Буфетчик либо не знал, куда смылся его двоюродный братец, либо не пожелал мне сказать. На второй день — значит, этим самым утром — Бен Старлок услал меня с оперативником, занимавшимся слежкой; я всего лишь должен был сопровождать его и научиться «повисать на хвосте». Мы проторчали возле конторского здания, где работал наш объект, до половины третьего, и когда тот человек не вышел на обед, мы позвонили под вымышленным предлогом; оказалось, что он убыл на весь день, ещё в одиннадцать. Либо мы его проворонили, либо он выскочил через чёрный вход. Мы вернулись в агентство; тому оперативнику поручили что-то ещё, а я так остался сидеть в помещении. И теперь бок о бок восседал дядюшка Эм, улыбаясь мне точно этакий коротконогий, располневший чеширский кот. — Что ж, Эд, — произнёс он. — Ты сам этого хотел. — Угу, — ответствовал я. Это было правдой. Он уже месяцев восемь работал в этом агентстве — с тех пор как мы распростились с последней ярмаркой, и всё это время я на нём самом висел, чтобы он добился от Старлока работёнки и для меня. Бен Старлок возник в дверях, ведущих в контору и к посетителям; он прислонился к дверному косяку, почти полностью заполнив дверной проём. Был он полицейским в отставке, и по виду ни за кого другого его нельзя было и принять. — Эм, не желаешь ли прошвырнуться на два-три дня в Тремонт? — спросил он. — Заработать денежек для агентства. — Разумеется, — отвечал Эм. — А накладные расходы позволят двоих? Я бы взял с собой Эда да показал ему пару вещиц. Бен покачал головой. — Один человек, три дня — вот и всё, что разрешает нам наша клиентка. Потолок установила в сто баксов, и чтобы точный подсчёт расходов. Только, Эм, смыслишь ли ты что-нибудь в радио? — На нужную станцию настроюсь. А вот — малыш кумекает. Ты, кажется, говорил мне, Эд, будто как-то собрал один аппаратец? — Угу, — ответил я. Упоминать ли было, что то был всего лишь детекторный приёмник, имеющий такое же отношение к современному радио, как воздушный шарик к бомбардировщику Б-29? Бен взглянул на меня с интересом. — Ух ты, — сказал он, однако вновь покачал головой. — Нет, он же весь такой городской. Слишком хорош на вид. Отправь я его на встречу с нашей клиенткой, она его мигом присвоит. — А у него есть бейсбольная бита, чтобы от женщин отбиваться, — заверил Эд. — Он её с собой захватит. Но причём тут радио, Бен? — Один там в Тремонте с помощью какого-то нового устройства поймал загадочный сигнал. Типа того, что чуть ли не с Марса. — И что с того? — спросил дядюшка Эм. — Причём тут мы? — Тот человек в Тремонте — он изобретатель; немного чокнутый, но всё путём. Получает небольшой доход со своих изобретений — тех, что запатентует и продаст. Теперь он полагает, будто бы набрёл на нечто новенькое, и хочет от нашей клиентки определённую сумму в качестве финансирования некоторой дальнейшей работы, перед тем как выложить результат. Наша клиентка — успешная предпринимательница, её закрома полны. Она состоит в отдалённом родстве с тем дедком, изобретателем, — даже гостила у него в малолетстве. Ныне он хочет от неё пять тысяч долларов, взамен предлагает долю дохода от этого изобретения. А мы уже вели с ней дела раньше, и потому она желает, чтобы мы послали туда сотрудника — поговорить с ним, порасспросить о нём, выяснить, вправду ли он такой умник и действительно ли что-то получил. О мошенничестве речи нет; дело у них семейное. Даже если у него не все дома, она всё равно снабдит его некоторой суммой — долларами пятьюстами, а может и до тысячи — спишет уж ради старых добрых деньков. С другой стороны, если он реально что-то получил, она без труда раздобудет требующиеся ему пять тысяч ради доли в доходе. — Если речь не идёт о мошенничестве, — вмешался я, — то, на мой взгляд, задачка тут, скорее, для радиоинженера, для специалиста, а не для частного детектива. — Ага, так мы и зарабатываем наши денежки — отказываемся от дела, потому что кто-то, видите ли, сделает его лучше, — срезал меня Бен Старлок. — При том, что, по моему мнению, уже само упоминание слова «Марс» есть решительное доказательство того, что малый помешан, и дальше выяснять нечего. Но это ещё один способ профукать деньги — давать клиенту ответы за так. — Что ж, я возьмусь, коли тебе угодно, — сказал дядюшка Эм. — Но почему тогда не дать малышу попробовать дела? За эти два дня он, знаешь ли, заскучал, да и в радио разбирается получше меня. Старлок пожал плечами. — В самом деле, почему нет… — И он обратился ко мне. — Вот что, Эд. Важнейшая вещь в такого рода делах — это написать хороший отчёт, чтобы стало ясно: работа проделана большая. Пусть клиент знает: его деньги потрачены не зря. И не надо навязывать клиенту собственного мнения; просто доложи, что ты выяснил, а клиент пусть сам из того выводит. Усёк? — Усёк, — ответил я. — Тогда — вводная. Наша клиентка — Жюстина Хаберман, адрес — Линкольн-Парк-Вест, сто девяносто семь. Мы для неё уже кое-что делали раньше, так что она — наш человек. Только что она мне звонила; хочет, чтобы мы снарядили к ней сотрудника за получением указаний и разъяснений. Завтра первым же поездом отправляйся в Тремонт; это чуть больше ста миль. Дельце обделай за два дня, если удастся, в любом случае — не более трёх дней тебе. Приходить сюда утром и докладывать завтра не надо. Теперь прикинем расходы. — Угу, — отозвался я. — Поездка по железной дороге — примерно семь долларов. В маленьком городишке, как тот, ты можешь получить комнату не дороже трёх долларов за ночь, и всего две ночи, если на всё у тебя уйдёт три дня. Кладём четыре бакса в день на питание, и, значит, всего двадцать пять баксов. Поскольку она давний клиент, я возьму с неё по двадцать пять за день, и если ты не превысишь этой сметы, за эти три дня она как раз уложится в сотню, которую и собралась на то потратить. Есть у тебя деньги или выдать аванс? — У меня достаточно, — сказал я ему. — О’кэй, можешь быть свободен. Ты тоже, Эм. Сегодня я больше в тебе не нуждаюсь. — Что, надо сказать, было с его стороны чертовски великодушно, поскольку было уже пять без четырёх минут, а в пять у нас конец рабочего дня. Я сказал об этом дядюшке Эму, пока мы спускались в лифте. Он рассмеялся. — Всё уравнивается, малыш. Иногда ты перерабатываешь пять или шесть часов, а иногда тебя отпускают на пять или шесть минут раньше. Давай-ка поужинаем за углом у Рэндольфа. Пока мы ужинали, дядюшка Эм решил ещё немного меня просветить. — Ты должен смотреть на это и с точки зрения агентства, Эд. Оно не подряжалось платить за всё то время, что ты протираешь штаны в задней комнатушке, хотя порой тебе и приходится там просиживать. И единственное, чем Старлок может это компенсировать, так это сделать деньги на тебе, пока ты работаешь. Разумеется, это звучит как крохоборство — когда тебе говорят тратить в день на питание не более четырёх баксов, но признайся сам: если бы ты питался за свой счёт, неужели бы тратил больше? — Нет, конечно. — Так-то. Взгляни с этой точки зрения. Агентству разрешено потратить сто долларов. Значит, если всё сделано за два дня и расход составляет пятьдесят долларов, то агентство зарабатывает долларов двадцать — учитывая, что твоя зарплата да расходы по содержанию конторы составят пятнадцать долларов в день. Если ты потратишь три дня и лишь двадцать долларов, агентство заработает тридцать баксов. Захотелось бы тебе, будь это агентство твоим, получить тридцать баксов за одно дело, вместо двадцати? — Сдаюсь, дядюшка Эм. — Прекрасно, оставим же вульгарную математику. Ты просил меня, малыш, устроить тебя на работу в наше агентство, и теперь, помоги тебе Господи, ты уже детектив. Сделай же из этой профессии для себя образ жизни. Пусть тебе не понравится и ты уйдёшь — ничего страшного, если только ты потрудился на славу. — Понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал я. — О’кэй, я действительно собираюсь сделать из этого образ жизни; просто у меня была парочка неудачных дней, только и всего. — Тогда идём домой, а потом ты повидаешься с этой женщиной, с Хаберман. Затем возвращайся и… — Ты её знаешь? — Встречал. А что? — Кто она? — Она женщина, — ответил дядюшка Эм. — Так что вы поладите. Не бери в голову. Но как получишь от неё инструкции, возвращайся домой, мы их обсудим и я дам тебе несколько советов, как держаться в Тремонте и всё такое прочее. Мы поднялись в нашу комнату, сыграли пару партий в криббидж, пока не пришло время надевать свежую рубашку и отправляться в Линкольн-Парк-Вест. Я прикинул, что явиться туда к восьми будет в самый раз. Я, собственно, не ждал, что жилище по адресу, данному мне Беном Старлоком, окажется меблированной квартирой над пивной; мне казалось, то должен быть многоквартирный жилой дом со швейцаром и коммутатором, а потому переменил рубашку и побрился, чтобы им не взбрело в голову указать мне на вход для поставщиков. И мне стало немного не по себе, когда я увидел, что приближаюсь к частному особняку. Хорошо хоть не дворец, всего лишь дом на семь или восемь покоев, из красного кирпича и в глубине обширного участка; вокруг — масса травы и цветов да подъездная дорога, ведущая к двухместному гаражу на заднем плане. Расположение участка, однако, выгодное по меркам пригорода; да и то, что от Внутренней чикагской автодорожной петли рукой подать, увеличивало его стоимость. Я позвонил, дверь открыла горничная. Она опередила меня, произнеся: — Вы тот джен…льмен из сыскного бюро? Я подтвердил, и она ввела меня в приёмную справа от вестибюля, проговорив: — Миз Хаберман будет вниз быстро. Я сел и, сцепив руки, некоторое время вращал большими пальцами; ничего не происходило, а потому я встал, чтобы осмотреть патефон и полки с грампластинками у дальней стены. Проигрыватель оказался роскошным «Кейпхартом» (а иных «Кейпхартов» и не бывает), записи же включали всё, что только можно — от Банни Берригана до И Эс Баха, хоть открывай магазин грампластинок не сходя с места. Я всё ещё просматривал названия, когда кто-то прокашлялся у меня за спиной. Развернувшись, я увидал высокого и худого господина, стоящего в дверном проёме со стаканом в руке, словно бы он позировал для рекламы виски. Возрастом худой господин был где-то между тридцатью и пятьюдесятью, а готовностью — от одной до десяти порций виски; но так казалось, только пока он не отделился от дверей, после чего стало ясно, что будет и за десять. — Музыку хотите послушать? — спросил он. — Верно, — ответил я. Он поставил стакан прямо на «Кейпхарт» и едва не повалился, ступив шаг в направлении полок с записями. — Гайдн или Хачатурян? — спросил он. Пьяный-то пьяный, а слово «Хачатурян» произнёс с такой же лёгкостью, как я бы произнёс имя Джерома Керна. — Простите мне моё дурновкусие, — ответил я, — но была, знаете, такая пластинка — Магси Спэниера, записана фирмой «Эш рекордингз»… — Наивный человек! — ответствовал господин. — У нас имеется «Эш». Не утруждаясь как следует схватить пальцами, он потянут пластинку с полки, она выпала у него из руки, ударилась об угол «Кейпхарта» и плашмя шлёпнулась на пол. Треснула, уж я слышал. Худой господин вновь взял свой стакан и отпил из него. — Может быть, вместо музыки выпьете? — спросил он. — Нет, благодарю вас. Да и музыки тоже достаточно. — Но поставьте же эту пластинку. — «Кейпхарт» для меня — слишком сложная техника. Ещё ни разу не доводилось включать.