— Что же вы хотите знать? — спросил он. — Вам известно, как занялся огонь? — Не-а. — И в каком это было часу? — Почти сразу после полуночи. Во всяком случае, ещё не было и четверти первого. Именно в четверть первого я проснулся, и пылало как в пекле. — Это вы от пожара проснулись? — Похоже. Сам не пойму: то ли от треска пламени, то ли от зарева. Спим-то мы как раз на этой стороне, так что когда я проснулся, вся комната была озарена красным светом. — А как, по-вашему, занялось пламя? О’Хара пожал плечами. — Да от самовозгорания, и всё тут. Как же ещё? Позади меня на дорожке послышались шаги, и я повернулся навстречу той женщине из дома. Но она обратилась к мужу. — Выдумал тоже, Джеб О’Хара, — самовозгорание! Сам прекрасно знаешь, что это какой-то бродяга запалил огонь. — Что заставляет вас так думать, миссис О’Хара? — спросил я её. — А то, что дверь была распахнута. Джеб, натурально, перво-наперво подумал о скотине. У него в этом сарае было три коровы. Когда он увидел, что горит, то бросился вниз по лестнице прямо как был, босой и в одних трусах, чтобы открыть дверь и коровы выбежали наружу, если ещё не зажарились. А дверь-то уже была открыта; коровы давно выбежали, сгрудились вон там, в углу забора. Я вопросительно взглянул на О’Хару. Тот нетерпеливо заговорил: — Ну а я о чём? Ну да, забрался к нам бродяга переночевать на сеновале, закурил, вот сено и загорелось. Он видит, что ему не потушить, так убегает сам, а дверь распахивает пошире, чтобы коровы тоже убегали, как почуют дым. Либо из вежливости даже пропустил коров вперёд себя. Один бродяга из сотни на такое вполне способен. — А коровы способны были выбежать без посторонней помощи? — спросил я. — То есть, разве они не были закрыты в клетях? — Тут у нас не было клетей. Три стойла, да, и одна тонкая доска, что висела на двух крюках, перегораживая выход из этих стойл, которую я всегда прилаживал, чтобы коровы не выходили гулять при луне. Обычно этого хватало, коровы вели себя смирно, но если они запаниковали от пожара, то могли сломать эту доску и выбежать вон. — Так-таки через дверь? А задвижка на двери не была сломана? О’Хара покачал головой. — Не-а, я взглянул. Точно видел, что дверной засов был не сломан. Кто-то его отпер. Вряд ли это был я. В последний раз я побывал в сарае часов в восемь; чтобы специально запирал, такого не помню, только я никогда ещё не оставлял дверь распахнутой на ночь. — И в эту ночь запер, — решительно вмешалась миссис О’Хара. — Это был бродяга, ты прекрасно знаешь. — Своим тоном она словно бы утверждала: «И нечего со мной спорить», так что я перевёл взгляд на её мужа. Джеб О’Хара догадался, о чём я думаю, смущённо хмыкнул и принялся объяснять. — Мать хочет сказать, что она уж устала просить меня завести сторожевого пса. Если бы у нас этой ночью был здесь сторожевой пёс, то этот бродяга, возможно, и не залез бы в наш сарай. — «Возможно», скажешь тоже! — вскипятилась женщина. — И наш сарай стоял бы сейчас целёхонек. — Когда всё сгорело, — продолжал О’Хара, — я отправился досыпать под эту песню и под эту же песню позавтракал. Я уже обещал, что раздобуду тебе сторожевую собаку. — Да-да — теперь, когда у нас нет больше сарая. — Зато у нас будет собака! Я, пока атмосфера не накалилась, поспешил сменить тему. — Сарай был застрахован? — Сарай-то был. Но был ещё полный чердак сена, да корму на пару сотен долларов. Да инструментов примерно на столько же. — Нам ещё повезло, — добавила женщина, — что мы одолжили вчера трактор Гарри Эллису, а то было бы совсем худо. — А какова будет страховая сумма? — Полторы тысячи. По нынешним ценам новый сарай обойдётся мне, по меньшей мере, тысячи в две. Так что тут на тысячу убытку. — О’Хара взглянул на жену. — И всё оттого, что я не послушал её и не завёл собаку. Пусть Каролина Бемисс не забудет про это упомянуть в своей статье. Перепалка готова была разыграться вновь, и я поспешил встрять. — Не возражаете, если я немного тут осмотрюсь, покопаюсь в золе? — Да пожалуйста. Только на что вам? — Есть, знаете ли, разные дикие мысли, — ответил я. — Даже говорить неловко, если только мне кое-чего не попадётся. И пока они не придумали, что мне возразить, я быстренько прошёл к самому краю пожарища. Работка предстояла пыльная, и я пожалел, что не озаботился запастись рабочей парой, чтобы натянуть её поверх моей приличной одежды. Что ж — работая оперативником, на гардеробчик не разгонишься. Я обогнул один из углов чёткого прямоугольника из золы и углей, внимательно вглядываясь и не видя того, что надеялся найти. Но у следующего угла, на бурой земле, я заметил грабли, и зола в одном месте поблизости от них была разворошена, как будто бы Джеб разыскивал тут нечто ведомое ему одному. Возможно, какой-нибудь металлический инструмент, чьё местоположение он хорошо себе представлял и которому не желал дать пропасть. Я подобрал грабли и принялся ворошить золу, начиная с того места, где ранее остановился Джеб. Ворошил угли я попеременно от правой и от левой кромок угла, а вот до его центральной, внутренней, части дотянуться так и не смог. И поскольку мне не удалось найти то, что я искал, в зоне достижимости с чистой земли, пришлось лезть в самую золу, ступить в неё по колено. Работая так, я обшарил уже весь этот, первый выбранный мною, угол, и тут женщине, очевидно, это надоело; она решила подойти да взглянуть, чем я занимаюсь. Стоило ей приблизиться ко мне, как я, не переставая легонько ворошить граблями угли, поспешил первым раскрыт рот: — А что пожарные — приезжали из города? — Разумеется, — ответила женщина. — Как раз, когда догорело последнее бревно. Сарай-то сгорел моментально. Я позвонила им тотчас, как Джеб выскочил спасать коров — хотя они и так уже были снаружи, — и пожарные прибыли через двадцать или тридцать минут; только всё было кончено. — Хорошо, что не было ветра, — сказал я. Женщина кивнула. — Да, если бы разнесло искры… А так они летели прямо вверх, к тому же в самый разгар немного накрапывало — вняло небо моим молитвам; сарая это не спасло — тут бы и ливень не помог, — но больше ничего не загорелось, а могло бы. Я продолжал шарить в золе. — Так вы полагаете, дождь стал накрапывать в ответ на ваши молитвы? Я постарался, чтобы в моём голосе не звучало ни скепсиса, ни иронии; мне в самом деле было любопытно — точно ли она так думает. Кроме того, нужно было отвлекать её беседой на другие темы, чтобы самому не пришлось отвечать на её расспросы о том, чего я всё шарю в золе. Мне и впрямь было любопытно получить ответ на свой вопрос, но услышать его так и не довелось. Потому что сразу вслед за тем, как я задал свой вопрос, мои грабли выволокли из золы человеческий череп. Затылок у черепа был разбит, и хотя сам череп был виден, поскольку макушка торчала вровень с верхним слоем золы, с тылу очень трудно было догадаться, что это именно череп. Но грабли развернули его, и на том месте, где только что находился затылок, вдруг предстали взору пустые глазницы, отверстие от ноздрей и два ряда потемнелых зубов. Миссис О’Хара слегка вскрикнула и позвала: — Джеб! Я очень осторожно приподнял грабли, чтобы не повредить хрупкий череп ещё больше и не сдвинуть его с места. Джеб О’Хара в эту минуту вновь занимался своими поросятами. После окрика супруги он направился к нам. — Джеб, это был бродяга! — запричитала миссис О’Хара. — Я была права. Только он сгорел в огне. Взгляни! Джеб не отозвался до тех пор, пока не подошёл к нам вплотную. Тут он ступил прямо в золу и присел на корточки. Я поспешил вмешаться: — Череп лучше не трогать. Полиция за это не похвалит, а ведь я и так уже развернул его граблями. Джеб отдёрнул протянутую было руку и, подавшись назад, уставился на меня. — А что, разве нужно вызвать… — Чтобы провести опознание, если удастся. — Этого бродяги? Как же можно провести опознание бродяги? — А может, это не бродяга, — ответил я, и, услышав такое, Джеб вытаращил глаза. Но миссис О’Хара, казалось, не прислушивалась к нашему разговору. — Видишь, Джеб, — я была права. Это был бродяга, и будь у нас пёс… — Боже мой, да заткнись ты со своим псом! Просто замолчи, и я куплю тебе пса. — Добро, Джеб. Этот, должно быть, был пьян: он запалил огонь и сам того не знал. Конечно, пьян: он ввалился в сарай и даже дверей за собой не закрыл; а мы-то полагали, что он открыл их, когда бежал вон от пожара. Знаешь, Джеб, я хочу колли. Настоящую, добрую колли, и мне не важно, во сколько она обойдётся. Я всегда мечтала иметь колли, и теперь, раз мы всё равно собираемся приобрести собаку, то можно и… — Да заткнись же! — Джеб всё не спускал с меня глаз. — Мистер, что вы имели в виду, утверждая, будто это не бродяга? Вы кто такой и чего решили копаться в нашей золе? Что всё это значит? — Я частный детектив, — ответил я. — Но правда и то, что я приятель миссис Бемисс и действительно собираю материал для её газеты. Нельзя ли от вас позвонить ей? — Да, то есть… — Этой ночью пропал один человек, — продолжал я. — Вернее, не вернулся домой; уже со вчерашнего вечера его никто не видел. Вот почему — но не только, конечно, — я и сказал, что это, возможно, и не бродяга. — Я ничего не слышал… А кто это был?