И все-таки с некоторых пор – точнее, с момента, когда их снова свел недавний теракт, – помимо физического влечения, его одолевало новое чувство, остававшееся безымянным только потому, что Данте не желал давать ему имя. И он никак не смог бы назвать его дружеским. Поворочавшись на раскладушке, Данте закурил последнюю сигарету. «Какой бред. Можно подумать, тебе мало неприятностей». Он задумался о другой женщине, вызывающей у него гораздо менее сладкие сны, чем Коломба, а заснув, увидел перед собой ведьму с голубым языком. Данте не мог знать, что ведьма в это время работала не покладая рук. 4 Зная, что слишком сильная боль может свести с ума, Гильтине периодически выключала пламя и переходила к сдавливанию и удушению. Она действовала осторожно, чтобы не сломать Пеннелли кости. За последние часы мужчина не раз терял сознание, но упорно придерживался своей версии: он ни с кем ее не обсуждал, никому о ней не рассказывал. «Мне это было невыгодно», – выговорил он, давясь слезами и рвотой, когда Гильтине вынула носок у него изо рта. Она сунула носок обратно и подставила раскаленную плитку ему под мышку. Таксист изогнулся в беззвучном крике. Верила ли она ему? На девяносто процентов. Даже на девяносто девять. Будь он закоренелым преступником или сотрудником спецслужб, он продолжал бы лгать в надежде, что его спасут или хотя бы отомстят за его смерть. Но Пеннелли был слабаком и сказал бы правду, чтобы прекратить пытки. Гильтине повернулась к женщине. В ее работе сопутствующий ущерб был неизбежен, а иногда и необходим. Однако если остальные жертвы были предвиденными и обоснованными, то Пеннелли и его сожительнице предстояло пострадать в результате ее собственной беспечности. Поднялся ветер, и вместе с журчанием воды с улицы донеслись голоса. «Не сейчас», – взмолилась Гильтине, но мертвецов разгневал ее промах, ее ошибка. Голоса становились все настойчивее. Она заткнула уши, включила телевизор и вырвала антенну. Трансляция сигнала прекратилась, и по экрану побежали жужжащие серые помехи. Она увеличила громкость до максимума. «Белый шум электричества. Чистота. Пустота». Резкий гул привел в чувство Пеннелли. Открыла глаза и Дарья. Ее лицо было измазано потеками туши и крови. Попытавшись избавиться от кляпа, она упала на пол и разбила нос, а потом только молилась, чтобы все побыстрее закончилось. Придушенный визг ее мужчины продолжал доноситься до нее вместе с отвратительной вонью сосисок на гриле. Когда чудовище в пластиковой маске делало с ним что-то ужасное, стоны становились короче и пронзительнее, а потом сменялись шумным пыхтением. Когда чудовище сняло с него кляп, раздались отчаянные мольбы – Роберто умолял, сулил, всеми способами пытался убедить мумию «ради всего святого перестать». Даже с закрытыми глазами Дарья точно знала, что происходит рядом. Она предпочла бы, чтобы чудовище заткнуло ей не только рот, но и уши, и даже попыталась об этом попросить, но изо рта вырвалось лишь мычание. Теперь и она, и Пеннелли наблюдали за Гильтине, которая стояла на цыпочках, в экстазе раскинув руки. Казалось, женщина вот-вот забьется в эпилептическом припадке. Затем она упала на колени и закрыла уши своими кошмарными забинтованными руками. Дарья поняла, что ей выпал единственный шанс на спасение. Откатившись по ковру к коридору, она поползла вперед. Если добраться до входной двери и каким-то образом ее открыть, возможно, ее увидит какой-нибудь прохожий. Лучше броситься в канал, чем снова попасть в лапы чудовища. Но не успела она проделать и половины пути, как рука Гильтине схватила ее за щиколотку и потащила назад. Дарья попыталась сопротивляться, упираясь в пол локтями, коленями и подбородком, но только сломала себе резец. Не обращая внимания на ее жалкие попытки вырваться, Гильтине затащила ее в гостиную, приподняла и почти нежно заключила в объятия, а потом поднесла к ее шее рыбный нож и перерезала ей горло. Пеннелли увидел лезвие, углубляющееся Дарье под подбородок, раскрывающуюся, подобно второму рту, рану. Он увидел то, чего не ожидает увидеть никто, – внутренности женщины, с которой он спал, трахался, ел и ругался. Ее перерезанную трахею, из которой вырвалось нечто вроде отрыжки, мускулы, позвонки, корень языка. А потом ковер залила кровь. Связанные скотчем ноги Дарьи колотились, как хвост русалки. Она билась все слабее, и наконец Гильтине выпустила тело и склонилась над мужчиной. Пеннелли смотрел на нее безумным взглядом, в котором смешались гнев, ужас и страдание. Будь он способен выразить свое чувство, оно бы выжгло весь мир. Но такой возможности ему не представилось. 5 Данте проснулся на рассвете, но был настолько заторможен, что ему понадобился целый час, чтобы войти в комнату и принять душ. Обнаружив, что он оставил окно в ванной настежь распахнутым и температура снизилась до уровня ледникового периода, Коломба выругалась и ограничилась тем, что почистила зубы. После этого она спустилась на завтрак в гостиничный ресторан, в то время как Данте завтракал в машине с поднятыми дверцами, сделав себе кофе в подключенной к гнезду прикуривателя электрической кофеварке. Он привез с собой банку кофе «блэк айвори», который потеснил в его сердце даже «копи-лувак», хотя у этих сортов было много общего. «Лувак» представлял собой полупереваренные мусангами кофейные зерна, а «блэк» – зерна арабики, которые собирались из испражнений проживающих в природном заповеднике слонов. Данте пришлось взять на душу непростительный грех, заранее перемолов их перед отъездом, но он старался как можно реже открывать банку, чтобы не выдохся аромат. То ли из-за воды, то ли из-за непривычной кофеварки кофе вышел не таким, как ему хотелось: фруктовые и цветочные нотки были довольно стойкими, а вот животный привкус почти исчез. Тем не менее Данте выпил четыре чашки, закусывая печеньем с отрубями. Заправившись сосисками и яйцами, Коломба подошла к нему и насмешливо наблюдала, как он неуклюже стряхивает с себя крошки. – Ты похож на бомжа, – сказала она. – К твоему сведению, этот бомж расплатился по счету. Наличными, – раздраженно ответил Данте. – Я, конечно, не жалуюсь, но откуда взялись деньги? Ты вроде был на мели. – Коломба села за руль и под аплодисменты сбежавшихся детей закрыла дверцы специальной кнопкой. Похоже, «Назад в будущее» пользовался популярностью и у новых поколений. – Я договорился с консьержем. Он ссужает меня наличными и отправляет счет моему приемному отцу, накинув двадцать процентов себе на чай, – со своей обычной ухмылкой сказал Данте. Коломба завела автомобиль, и из холодного двигателя вырвалось облачко недогоревшего газа. – Это незаконно. И безнравственно. – Думаю, ситуация меня оправдывает. Что будем делать после встречи с журналистом? – Сориентируемся по обстоятельствам. И помни – я надеюсь, что ошибаюсь. – Какое трогательное упрямство. Они приехали в Берлин около семи часов вечера. У Коломбы разболелась спина, и она отказалась вести автомобиль – тем более такой броский – до самого места встречи. Припарковавшись у Центрального вокзала, они продолжили путь пешком и, перейдя по деревянному мосту через Шпрее, вышли на набережную. Коломба уже бывала в Германии – почти всегда по работе, – но в последний раз видела Берлин десять лет назад во время короткой поездки на встречу с немецкими собратьями. Только теперь, под скрип колесиков чемодана Данте, она впервые начала испытывать на себе очарование этого города, застроенного старыми и новыми высотками в тысяче разных архитектурных стилей. Ночью он напоминал европейский Нью-Йорк. Коломба была римлянкой до кончиков ногтей, и такие чистые и благоустроенные метрополисы казались ей научной фантастикой. В отличие от нее Данте оказался не в состоянии ничего оценить и упорно смотрел себе под ноги. Приятное волнение, охватившее его перед отъездом, превратилось сначала в беспокойство, а потом и в удушающую тревогу. Он был вырван из привычной среды, каждый шаг стоил усилий, в каждом темном углу мерещились неведомые опасности. Гильтине больше не была для Данте абстрактной сущностью: казалось, он улавливал в воздухе химический запах цитрусов, тянущийся за ней едким шлейфом. – Все хорошо? – спросила удивленная его неразговорчивостью Коломба. Данте неуверенно кивнул. «Сони-центр» на Потсдамской площади представлял собой ансамбль из семи высоток, накрытый похожим на цирковой шатер куполом, воспроизводящим абрис горы Фудзи. Вдоль всего периметра «Сони-плаза» тянулись магазины, рестораны и пивные с открытыми верандами, которые, как и в любой уважающий себя субботний вечер, были полны посетителей. – Вот мы и на месте, – сказала Коломба при виде зеленой вывески «Старбакса» и резко остановилась, заметив, что Данте как вкопанный застыл на тротуаре Бельвюштрассе. – В чем дело? – Просто перевожу дух, – солгал он. – После прогулки. – Ты в лучшей форме, чем я. Что происходит? Он показал на толпу: – Я не выдержу такого скопления людей. – Стен тут нет, крыша высокая. И дырявая. – Коломба показала на пересекающие свод стальные тросы. Но Данте с тем же успехом мог смотреть на гигантскую мышеловку. Часть его мозга знала, что стоит ему ступить в «Сони-центр», как тент обрушится на него и раздавит в лепешку. Паниковала иррациональная часть, но это ничего не меняло. – Прости, – сказал он. Коломба фыркнула и взглянула на часы. До встречи, назначенной на восемь вечера, оставалось всего пара минут. – Как выглядит онанист? – Понятия не имею. Он должен был сам меня узнать, потому что уже видел на фотографиях, – уныло сказал Данте. Коломба смягчилась и похлопала его по руке: – Ты не виноват, Данте. Никуда не уходи, а то без мобильника я тебя не найду. Она взглянула на него с таким пониманием, что Данте почувствовал себя еще более униженным. – О’кей. Если смогу, я к вам присоединюсь, – сказал он. Коломба смешалась с толпой, и Данте прошел несколько метров по тротуару, провожая ее взглядом. Он оказался перед одной из высоток, построенных по проекту знаменитого архитектора Ренцо Пиано. По ее огромному медиафасаду пробегали цветные фракталы, чередующиеся с рекламой спорткара. Такой же автомобиль стоял на подиуме перед экраном, а вокруг порхали две хостес в форменных платьях и белых перчатках. Когда Данте приблизился, на экране отобразилось гигантское изображение его усталого лица, снятое скрытой камерой с фотоэлементом. И он потерялся в экране. Все началось с того, что он проследил за движением в толпе за своей спиной. Его внимание привлекло легкое колебание, но он не успел сосредоточить на нем взгляд. Краем глаза ему удалось заметить только мужчину в длинной синей куртке, который резко отвернулся, натянув на глаза козырек яркой бейсболки. Данте с абсолютной, неестественной ясностью понял, что этот человек прячется от камеры. Попадание в кадр стало для него неприятным сюрпризом – он не хотел быть увиденным. Не хотел, чтобы его увидел Данте. Озарение обрушилось на него, как удар кувалды, мгновенно перечеркнув месяцы терапии, благие намерения и доводы рассудка. Коломба вышла из «Старбакса» с фраппучино – вопреки ее ожиданиям этот кофе подавался холодным, – и ее взгляд упал на кучку людей, которые пытались привлечь внимание полицейского. Они столпились вокруг какого-то предмета, в котором заподозрили бомбу. Подойдя поближе, она увидела, что загадочным предметом был брошенный чемодан. Этот чемодан принадлежал Данте. А сам он исчез.