Ранее – 2006 В январе побережье Коста-дель-Соль не так великолепно, как летом, но от морской синевы режет глаза. Несколько мужчин в пиджаках на обсаженном пальмами бульваре в Марбелье притворяются, что любуются видом. Перед ними простираются длинные ряды бетонных утяжелителей. Только в один из них вставлен желто-белый пляжный зонт. Под его сенью в шезлонгах с поднятыми спинками сидят двое мужчин. Они беседуют, не глядя друг на друга. Первого зовут Саша. Телосложением он напоминает располневшего борца. На нем красная фуфайка с надписью «Espana»[27], и сидит он босиком: ему нравится ощущать между пальцами холодный песок. На подставке зонта лежат два инкрустированных драгоценными камнями мобильных телефона. Из обоих вытащены батареи. Второй – Максим. Годы охоты наложили на него свой отпечаток. У него заострившиеся черты лица и мутные, усталые глаза. – Ты прощен, Саша, – говорит он. Хотя Саша и получил испанское гражданство через брак, он русский до мозга костей, а потому знает, что подарки из Москвы не бывают бескорыстными. – Чего они хотят взамен? – Чтобы ты продолжил делать свое дело. – Но теперь с ними. С тех пор как Саша вынужденно покинул родину, он меняет облик Южной Испании. Новые гостиницы, роскошные курорты, дискотеки – все это строилось на деньги его офшорных компаний, зарегистрированных на Кипре, Виргинских островах и в Панаме. Одному из его холдингов принадлежит даже этот самый пляж. Каждый год сотни миллионов евро, заработанных на российском наркотрафике, превращаются в отели и ночные заведения, и почти все эти деньги проходят через Сашу и его компании. Максим потирает руки. Хотя на улице плюс восемнадцать, его пальцы заледенели от холода. – Взамен ты получишь спокойствие. – Мне не нужна крыша. – Под тебя копают, Саша. Тебе нужна их дружба. В последние недели Саше часто снился один и тот же дурной сон. Быка запирали в клетке, кастрировали, забивали. Теперь он понимает почему: сны всегда говорят правду. – Я уеду из страны, – говорит он. – И куда отправишься? В любом европейском государстве тебя арестуют и экстрадируют. В Америке тебя не хотят. Зато матушка-Россия встретит тебя с распростертыми объятиями. При условии, что ты останешься здесь до тех пор, пока дело не будет улажено. – Слова «матушка-Россия» прозвучали с нескрываемым сарказмом. – А если меня до этого арестуют? – Бычий рев из кошмаров еще отдается в Сашиных ушах. – У тебя есть год. Может быть, два. Достаточно, чтобы вывести деньги из прогоревших компаний и вложить в те, которые я тебе назову. Саша не спрашивает, откуда его собеседник так много знает о столь засекреченном расследовании. В криминальных кругах Максим – персонаж легендарный. Кто-то утверждает, будто он служил в одном из спецподразделений российской армии, кто-то – что в КГБ, а потом и в ФСБ. Достоверно известно только одно: где бы он ни появлялся, кто-то погибал страшной смертью. Но с Сашей этого не случится: сегодня у охотника в руках оливковая ветвь. – А потом? – Вернешься домой. Домой. Перед Сашиным мысленным взором появляются девушки в коротких платьях, цокающие каблучками по заснеженному Литейному, парни с блестящими от инея волосами. – Значит, теперь твоя работа – возвращать блудных сыновей? Максим улыбается: его собеседник почти попал в яблочко. – В обмен на маленькую услугу. – А поконкретней? – Немая. Я приехал за ней. Борец изумленно вскидывает брови, хотя удивляться нечему. Если Немая не столь легендарна, как Максим, то только потому, что большинство людей, имевших с ней дело, она убила. – Она на меня не работает. – Я в курсе, что ваше сотрудничество не постоянно. Но ты не раз прибегал к ее услугам. В том числе в Испании. Я хочу, чтобы ты помог мне вернуть домой и ее. Лицо борца утрачивает гранитную собранность. Он привык к Немой так же, как привыкаешь носить в кармане заряженный пистолет. – Это как-то связано с Коробкой? При упоминании Коробки Максим напрягается. Ее давно никто так не называет, даже он. Даже Белый. – Что ты знаешь о Коробке? – Я тоже провел небольшое расследование. Людям рот не заткнешь. По слухам, она оттуда. А может, и ты тоже. Максим не отвечает, и борец понимает, что ходит по тонкому льду. На бульваре дежурят его люди, да и сам он, бывало, убивал голыми руками. Но Максим – темная лошадка, и Саша не хочет его провоцировать. – Мне так и не удалось ничего разузнать, – добавляет он. – Знаю только, что так называли какое-то место. – Страшное место, – кивает Максим. Он вспоминает, как прошел пешком пятьсот километров, веря, что в конце пути найдет надежное укрытие. И о том, сколько тысяч километров преодолел на борту военных грузовиков и гражданских самолетов, чтобы притащить хозяину очередную косточку в зубах. Но сколько бы километров он ни оставлял позади, над ним всегда нависала тень Коробки. – Значит, поэтому она такая, – говорит борец. – Я перестал задаваться подобными вопросами много лет назад. И ты, Саша, должен сделать то же самое. Раньше Максим никогда не называл его по имени, и борец понимает, что переговоры окончены. Когда-то криминальный мир жил по понятиям, и главный воровской закон запрещал таким, как он, якшаться с людьми вроде Максима. Но былое – прах, а былые понятия ничтожнее праха. Он воспользуется хозяевами Максима против своих врагов, а Максим воспользуется им в интересах собственных хозяев. Решено. Борец устремляет на море погрустневшие глаза, и его собеседник читает в них предсказуемый ответ. В двухстах метрах от них Немая, растянувшись на песке, наблюдает за их разговором в полевой бинокль. Эта изящная, но мускулистая и широкоплечая женщина лет тридцати мало чем напоминает девочку, которая в Коробке не проронила ни слезинки. У нее короткая стрижка и покрасневшая от ветра кожа. Телохранители ее не видят, зато она видит их. Видит она и как меняется лицо Саши. Она понимает, что он ее продал. Понимает, что необходимо бежать. 1 Коломба, все больше нервничая, с рюкзаком за плечами дожидалась рядом со станцией римского метро «Ре», когда в нескольких метрах от нее неумело притормозил автомобиль-купе цвета металлической сковороды. Коломба подумала, что ему необходима срочная перекраска, но тут же сообразила, чем объясняется странный оттенок: если не считать двух зеленых горизонтальных полосок, стальной кузов не был окрашен вообще. Модель она узнала только после того, как вверх откинулись две пневматические дверцы типа «крыло чайки»: «делориан»[28] из фильма «Назад в будущее» в оригинальном стальном корпусе. За рулем, разумеется, сидел Данте, одетый как исследователь в глубоком трауре. Не хватало только шляпы для сафари. – Прыгай на борт, Марти Макфлай! – закричал он. Коломба не шевельнулась. Только сейчас она поняла, почему Данте категорически отмел предложение арендовать автомобиль и настоял, чтобы они поехали на его машине. – Верни ее туда, откуда взял. Я не хочу выставлять себя на посмешище. – Да тебе все обзавидуются. На ходу таких осталось всего восемь тысяч в мире. И одна из них принадлежит мне. – Ты что, держишь ее в одной из своих капсул? – Как ты поняла? – Догадалась. Коломба обошла автомобиль, обводя его критическим взглядом. – Все соответствует действующему законодательству, госпожа начальница, – сказал Данте. – Ксеноновые фары, новая стереосистема, кондиционер, ремни безопасности. А еще я перевел дверцы на электропривод. И теперь она у меня бегает на сжиженном нефтяном газе. – Ты купил такую тачку, чтобы затюнинговать до неузнаваемости? – Знаешь, сколько она жрет? Данте открыл багажник. Коломба бросила туда рюкзак, захлопнула крышку и подошла к дверце со стороны водителя. – Вылезай.