— Мы такие сказки уже тыщу раз слышали. Кто исполнял? — рявкнул ему в ухо с другой стороны Романюк. — Говори, Саня, — твёрдо продолжал Кляин. — Тут уже кипеж в управлении начался, чё у нас тут за ниндзи отстрел ведут. Говори по-хорошему, без протокола. Кто исполнял? Тебя отпустим, если он сам тебя не сдаст. — Да не знаю я, — твердил Ткач. — Кому-то занозил, походу, сильно… — Значит, не хочешь по-хорошему, да? — Кляин угрожающе наклонился к Ткачу. — Значит, пойдёшь в камеру. Про постановление новое знаешь? Месяц теперь можем тебя здесь держать. Месяц будешь парашу за собой выносить, — он повернулся к Романюку.— Давай в камеру его. Уже давно поправившийся Банзай остановился на своей «Супре» возле машины Бердника. Кто в него стрелял, он, конечно, догадывался. Вернее, не кто стрелял, а по чьей наколке. И ни у кого не было сомнений, что Севостьяна за несколько минут до этого убивали тоже с подачи Ткача и, скорее всего, те же люди. Догадывались все и про Билла, всего за один месяц со дня пропажи которого были обстреляны Севостьян, сам Банзай и ещё Шелест со своими. А спустя немного времени ещё и Полова, с убийством которого так и вообще всё было ясно, как и с обстрелом Шелеста. Оба последних дела шестой отдел умудрился раскрутить, и двое соратников Ткача уже сидели за эти дела. О чём Банзаю только что рассказал его знакомый из ГОВД. Банзай вышел вместе с охранником и поздоровался с Бердником и остальными за руку. — Ну чё, Ткача выпускают скоро, — сказал Бердник. — Когда именно? — заинтересованно спросил Банзай. — Послезавтра,двадцатьтретьего, — ответилдругой из близких Банзая Вадик. — Надо собирать стрелку городсую, Серёга, — предложил Бердник. — Уже пора решать, чё с ними делать. Стреляют всех подряд. Это ж уже беспредел… — Чё там решать? — возразил Банзай. — Валить его надо, и всё. Полову тоже его люди убрали, это уже точно. — Как точно? — удивился Бердник. — Да взяли мусора этого ниндзю, кто исполнял,— ответил Банзай. — Ткачовский опять, как я и думал. Короче, валить его надо. Все переглянулись между собой. Саша зашла в тюрьму к Виталию через связи отца. Ткач уже месяц сидел в КПЗ, теперь такое уже было возможно. Все в тюрьме знали об аресте Ткача, и по окончании срока максимального его содержания в КПЗ уже ждали его приезда, поскольку за решёткой его почти все по-прежнему уважали. Но Саша принесла Виталию другую информацию. — Папу сёдня выпускают, месяц уже кончился,— сказала Саша, стоя через решётку от Виталия. В этот раз свидание им организовали не в раздевалке, видимо, боясь, что они там начнут заниматься сексом и задержатся надолго. — Я надеюсь, ты не возобновишь с ним прежние отношения? — с надеждой спросил Виталий. Он знал, что срока не избежать. И думая, что он нужен ей, сидеть было намного легче. Саша опустила голову и отрицательно покачала головой. Но Виталий видел, что она сама сомневается в себе. И только он хотел сказать ей об этом, как она увела его в сторону от этого разговора, сказав: — Ему стрелку уже набили на стоянке. — На какой? — тут же спросил Виталий, сразу заподозрив что-то неладное. — А вот, где Штан живёт. Виталий резко вскинул голову и схватил сжимающую решётку руку Саши. Он тут же забыл о её неуверенном ответе насчёт отношений с отцом. Скверное предчувствие охватило его, что не так просто сейчас хотят видеть Ткача, после всех событий. Но не столько это беспокоило Виталия, сколько то, что Ткач, скорее всего, тоже так думает. И без оружия туда в этот раз не поедет. И повезёт туда это оружие опять Саша, спрятав пистолет у себя под юбкой. Виталий наклонился к ней и стал горячо убеждать её: — Не едь с ним на эту стрелку. Слышишь? Не вздумай туда ехать. — Ну а как? — подняла голову Сашка. — Оружие кто повезёт? Вася говорит, что мне в трусы приклеят, другого выхода нет. — Не вздумай туда ехать, Саня, — более резко произнёс Виталий. — Ты поняла меня? Придумай любую отмазку, болеешь, месячные, встать не можешь… Нельзя тебе туда ехать… Со стороны Сашки к решётке подошёл корпусной, организовавший эту встречу, и сказал: — Всё, Виталь, пора расходиться. Пересменка скоро. Виталий кивнул ему и, крепче сжав руку Сашки, горячо проговорил: — Пообещай мне, что ты с ним не поедешь. Слышишь? Саша посмотрела на него и кивнула головой. — Поклянись, Саня, — решительно настоял Виталий, ещё крепче сжав её руку. — Клянусь, не поеду, — успокоив его, сказала Саша. Виталий отпустил её и, просунув руку через решётку, подтянул её за шею к себе и легонько поцеловал в губы. — Ну иди. Помни только о своей клятве, побудь дома сегодня, — сказал он и отпустил её. Саша кивнула головой и пошла за корпусным, который повёл её к выходу. Она всё время оглядывалась, а Виталий так и остался стоять и смотреть ей вслед с высунутой через решётку рукой. И даже тогда, когда она уже исчезла за поворотом, он не двинулся с места, и его глаза не отрывались от двери, как будто он надеялся, что она к нему вернётся. ЭПИЛОГ Саша не поехала с отцом, сославшись на плохое самочувствие. И самое главное, в день выхода Ткача из КПЗ в городе не было никого из его близких, и встретил его только один Василий. Не смог Ткач найти ни Василевского с Толяном, Вутом и Стайновером, ни Фазика, ни Техаса с его братвой. Все лидеры вдруг, как сговорившись, разъехались куда-то, Ткач поехал на стрелку вдвоём с Василием. Он не взял с собой оружия, полагая, что речь всётаки пойдёт не за Полову, с которым у него не было особой вражды. Да и вызвали его на встречу спортсмены, не сочувствующие ни Полове, ни его друзьям. Поэтому подъехав к стоянке, Ткач сказал Василию: — Чё, здесь постой, я сам схожу. — А если вдруг там чё? — обеспокоенно спросил Василий. — Может, мне зайти, перебить стрелу? Скажу, чё тебя нет пока. А потом Техаса найдём с пацанами… — Да ладно, — перебил его Ткач и вышел из машины. Он был уверенным в себе человеком и, в отличие от Василия, который не хотел ехать без оружия, не был таким осторожным. Но в этот раз уверенность и сила духа его подвели. Зайдя в офис, он увидел среди собравшихся спортсменов Банзая и понял, что против него объединились. И спрашивать с него будут не за Полову. Его мысли сразу же подтвердил один из высокорослых спортсменов, стоявший рядом с Банзаем. Он поднял на Ткача ствол пистолета и сказал: — Это тебе за Билла. Это было последнее, что услышал Ткач в своей жизни. Выстрелов Василий не слышал. Но увидев, как из офиса выбежали какие-то люди и побежали к нему, сразу надавил на газ. Парни на бегу стали стрелять в него из пистолетов. Пули пробивали стёкла и пролетали насквозь. Пригнув голову, Василий выруливал с обочины на дорогу. Но как только выехал на неё и приготовился умчаться отсюда, уже поняв, что Ткача нет в живых, одна из пуль попала ему сзади в шею и, пробив голову, вышла через лицо. Он упал на руль уже мёртвым. «целика» вильнула по дороге и съехала через обочину в кювет. ИЗ ИНТЕРВЬЮ АВТОРА Корреспондент: Первый вопрос по названию. Вам не кажется, что это уже где-то было? Автор: Да, я знаю. Тарантино меня опередил. Но он должен понимать, что его Билл, это плод фантазии, поэтому тут просто совпадение. С таким же успехом он мог придумать ему другое имя, и фильм бы назывался «Убить Стива» или ещё какнибудь. А в моём случае я не мог назвать смотрящего за Приморьем другим именем, потому что все знали его как Билла. А слова Ткача: «Убить Билла» и звук осыпающейся штукатурки после его удара кулаком о стены звучали у меня в ушах целый год. Книга ведь является литературной обработкой сценария, в котором всё сжато до летнего съёмочного периода. Поэтому и кажется, что всё происходит довольно быстро. А на самом деле Билл со своими спортсменами душил Ткача возле «Сказки» где-то в конце апреля девяносто третьего года. А поквитаться Ткачу удалось лишь год спустя. Целый год он повторял эти слова: «Убить Билла» каждый день. Мне до сих пор иногда снится всё это. К.: Согласен. Но мне опять показалось, что. книга незакончена. А что же стало с вами? С Сашей? А.: Почему ж не закончена? Как раз в тот день, когда Ткача выпустили с ИВСа, всё и закончилось. Его с Василием убили на стрелке, я уже сидел в тюрьме, а Саша принимала участие в этой истории лишь косвенно. И её, понятное дело, никто не трогал. Когда я освобожусь из колонии, меня конкретно предупредят в милиции, что если что-то случится с давшими против меня показания Наумовым,. Канталовым и остальными, меня сразу закроют надолго. А когда я приеду к Саше, она сознается мне во всём, что никогда меня и не любила, и что Ткач просто хотел сыграть на ней, чтобы использовать меня в своих целях. Да я и сам оказался не таким уж и влюблённым, ну или просто не постоянным. Когда Саша после убийства отца перестала приходить ко мне в тюрьму, я уже через несколько месяцев бредил другой девушкой, которая сидела в камере на одном этаже со мной. Об этом я рассказал в «Строгом режиме». К.: Да-да, я помню. А что стало с остальными участниками этой истории? В «Строгом режиме» о них нет почти ничего… А.: Моего брата расстреляют возле дома через два года после моего ареста. Не думаю, что он рассказал кому-то об истории с Биллом. К тому времени Толин уже освоился в криминальном мире и врагов у него хватало. Валера Лавруха успеет отсидеть срок за другие дела, и по выходу его убьют во Владивостоке. Ещё об убийстве Билла знал только Гриня Махорка, но когда он отсидит за ткачовский автомат и выйдет, его убьют. Саша сойдётся с другим человеком, но умрёт через тринадцать лет от болезней. Она оставит после себя такую же красивую дочку, правда не мою. Сейчас её воспитывает бабушка, вдова Ткача Лида. Вот кому тоже досталось в этой жизни. Я был у них, когда Саша была ещё жива, и мы все вместе вспоминали всё, через что прошли. Почти всех остальных тоже убьют, это были нелёгкие времена. Через несколько дней после убийства Ткача с Василием убьют ещё Метиса с Саней Кирьяном, таинственно умрёт Штан и куда-то исчезнут брат Ткача Вадик Табак с Саней Техасом. Но это будут уже внутриусобные разборки, проще говоря, делёжка. Потом убьют Синкошу со Старцевым и Саида, а Банзая расстреляют чуть позже. Потом не станет Олега Дона и Стояна. Фазик уедет из города, и его убьют только через несколько лет, примерно в одно время с Шуней и Швилей. Своей смертью, от болезней, умрут только Егор и вдова Фазика Маша. До недавнего времени оставался живым.ещё Серёга Зудя, но когда я уже заканчивал эту книгу он умер в колонии строгого режима в Уссурийске. Мне проще было перечислить вам тех, кто остался живым. Но захотелось ещё раз назвать навсегда ушедших. Это, конечно, не все, а только те, кто напрямую или косвенно принимали участие в этой истории. К.: Как много людей погибло. Не жалеете обо всём? А.: А что толку жалеть? Уже ничего не изменишь. Никого не вернёшь. Я могу лишь рассказать всем о том, что такие люди когдато жили на этой земле, а то у многих даже могил нет. А кроме меня рассказать о них больше некому, по большому счёту. Тех, немногих, кто ещё помнит этих людей, услышат только в очень узких кругах нескольких небольших городов на Дальнем Востоке. Я посвящаю эту книгу и фильм, который будет снят о тех событиях, всем ушедшим от нас в те смутные времена. Пусть о них помнят и говорят, и учатся на наших ошибках. А то девяностые годы могут наступить вновь. К.: Вам приходилось когда-нибудь отступать? Я имею в виду в криминальной жизни. А.: Да, и не однажды. Оба раза перед самым авторитетным из уголовников Приморья — Юрой Трифоном. Только ему я отдал обратно машины, которые отобрал у его коммерсантов на «Зелёном углу», и оплатил лечение его человеку, которому выбили зубы мои ребята. Разборки по этим инцидентам, произошедшим с разницей в несколько месяцев, длились почти целый год. Чуть ли не краевые стрелки собирались с участием положенцев. Я уступил, потому что действительно был неправ. И такое бывало. Но что бы не говорила про меня подросшая в Приморье молодёжь, они были ещё детьми, когда я ездил на разборки с сильнейшими группировками один. Со мной не было ни одного моего человека. И это было в девяностые, когда убивали, как за здравствуй. Кстати, это бьиа очень интересная история, в которой были замешаны Воры. И я обязательно расскажу о ней потом, и, может, даже фильм сниму, когда Юру, наконец, освободят. Пока в планах другие съёмки, а именно вот этой истории, которую сейчас рассказал. К.: Фильм тоже будет об этом? Такой же реальный? А.: Обязательно. Я уже говорил, чтобы по-настоящему правдиво описать эту жизнь, нужно прожить её самому. И даже если я где-то что-то упустил в отношении других, ведь я не мог присутствовать на всех стрелках и слышать, что там говорят, всё равно все участники этих событий воссозданы такими, какими они и были. И их слова где-то я описывал так не только потому, что знал всех этих людей и знал, как они себя ведут и как говорят, но и знаю об этих разговорах от тех, кто лично там присутствовал. Например, как’меня Ткач отправил на стрелку на стоянку, прекрасно зная, что я буду стрелять, мне рассказал уже после Зудя. Он знал, что эта стрелка должна была состояться в офисе Ткача. Ну и прочие подобные моменты. Те ситуации, где меня не было, я старался представить такими, какими они только и могли быть. Хотя, если честно, некоторые вещи я уже просто не помню. Например, когда Ткача и Махорку взяли с автоматом, я не уверен, что это было до убийства Билла, как я описал. Это могло быть и на день-два позже. Вместе с женой Махорки сидели вспоминали, так и не вспомнили. Так же есть и разногласия с официальными данными. Например в прессе я сам не раз читал, что наш Боря Монгол был Вором в законе и т. д. Но пресса берет информацию в основном из слухов, а я находился в гуще этих событий и точно знаю, что он не успел тогда им стать, по той причине, какая мной описана в книге. В таких вещах я стараюсь быть точным. Хотя моей целью было не воссоздать стопроцентную картину того времени, а рассказать людям о тех, кому уже никто не поставит другой памятник для потомков. Билл, Синкоша со Старцевым, Махорка, Василий, Кирьян, Метис, Дон… И даже все те, у кого есть могилы… Какими бы все не были бандитами, и какие методы бы не использовали в войне, в наших разборках не пострадал ни один невиновный. Не трогали даже опасных свидетелей. К.: А не боитесь, что вас привлекут за старые дела? А.: То, за что меня тогда могли привлечь и доказать, я за то уже отсидел. И потом, каким бы я ни был раньше плохим, уже много лет, как я нашёл в себе силы отказаться от всего и жить честно. Ещё и других пытаюсь выдернуть из криминала, в искусство, в спорт. Это то, за счёт чего сегодня можно жить и бывшим преступникам, не убивая друг друга и не обирая людей. Я сам являюсь живым доказательством того, что можно стать нормальным человеком, пройдя всё самое худшее, что есть в этой жизни. В этой стране нет колонии или тюрьмы, где бы меня не знали лично или заочно. Кто и как ко мне относится, это уже личное дело каждого. Но неизменно одно: там все знают, что я сам вышел из криминала и решил жить честно. А если меня посадят, рухнет вся исправительная система. Каждый осужденный будет знать, что если на тебе однажды уже поставили клеймо преступника, то обратной дороги нет.