ГЛАВА ВТОРАЯ Артему Кругликову через полчаса надо было заступать на ночное дежурство. Отслужив в армии, Артем нигде не мог устроиться. Он с подросткового возраста занимался спортом, бегал стометровку за одиннадцать секунд, отжимался от пола сто пятьдесят раз и подтягивался на перекладине семьдесят, а последние пять лет отдал рукопашному бою, добившись в нем отменных успехов. Главное же, он обладал изумительной реакцией и аналитическим умом. Будь у него квартира и хоть какие-то знакомства, он мог бы найти очень хорошую работу. А так пришлось идти сторожем-охранником в один из домов ребенка, солидное, как оказалось, предприятие, целый комбинат по выращиванию молодого поколения. Здесь же, на первом этаже в боковом крыле, ему предоставили во временное пользование небольшую комнату с нехитрой мебелью. Артем был молод и красив, как бывают красивы люди, родившиеся на Востоке, — черные блестящие, слегка вьющиеся волосы, изящно очерченный нос, полноватые чувственные губы, матово-смуглая, очень чистая кожа. Женщины не давали ему проходу. Вот и сейчас в его комнате сидела рыжеволосая американка Мэгги, или, как ее звали в детстве, Маргарита, а попросту Рита. Мэгги совсем молоденькой девчонкой уехала из Советского Союза в США, а когда повзрослела, совсем-совсем, вернулась в Россию, чтобы, как она говорила, сделать деньги и начать собственный бизнес в Америке. Она была посредником одной из американских усыновительных фирм и постоянно работала с больницами, родильными домами и домами ребенка, такими, как дом ребенка № 1, где служил Артем. — Неужели ты совсем один? — сказала Мэгги, поигрывая огромными пронзительно-голубыми глазами. — Один. Мать и отец умерли, когда я служил в армии. Сначала отец. Мать осталась одна, почти парализованная. Какой-то мошенник убедил ее переписать квартиру на него, и после ее смерти квартира перешла к нему. Я остался гол как сокол. — Ты знаешь этого подлеца? — Нет. То ли Сидоров, то ли Семенов. — Смирнов, может быть? — Вот! Смирнов. Точно. Мэгги закинула ногу на ногу, покачала белоснежной туфелькой. — Ну а потом что? Как ты вышел из положения? — Друг армейский помог. Порекомендовал одному человеку в начальники охраны. Потом я работал у этого человека. Довольно долго работал… — И что случилось?.. Артем не ответил на вопрос, отвел глаза, замкнулся. Мэгги протянула к нему руку, поворошила его жестковатые черные волосы. — Если не хочешь, не говори. — Да нет, скажу, — Артем посмотрел на нее. — Однажды застал его, как он прямо в служебном кабинете упражнялся с двенадцатилетним мальчиком. Все, больше я его видеть не мог. Уволился на другой же день. — Хороший ты парень, Артем, — помолчав, тихо сказала Мэгги. — Честный, прямодушный, понятие о морали имеешь… Трудно тебе придется в этом мире. — Мне и сейчас нелегко. Мэгги вдруг вскочила, сделала несколько танцевальных па на крохотном пятачке между кроватью Артема и стеной, снова плюхнулась в старенькое кресло, где сидела до этого. — Знаешь, как меня звали в школе? — Как? — Ритка-чокнутая. Я как в Америку попала? У меня была германская виза. Самолет приземлился в Дюссельдорфе, мне говорят: «Остаешься здесь». Я, естественно, распсиховалась, выбежала на летное поле, легла под самолетное колесо, кричу: «Без меня в Америку улетите только через мой труп!» Думала, в тюрягу посадят. Заступился один американский пенсионер с тощей задницей и толстым кошельком. Выправил мне туристическую визу. Наверно, хотел, чтобы я ему дала. Но хрен я ему дала. Правда, мы остались друзьями. Американцы умеют ценить всякие такие выходки, хотя сами скучнейший народ: бег трусцой, режим, парти, то есть вечеринка, с двумя бокалами виски со льдом, куда виски, по-моему, не наливают, а виски считается вода, натаявшая из льда. — Не похоже, что Америка тебя впечатлила. — Да нет, прекрасная страна. Больно уж только уперлась в деньги. Ха! — Мэгги вдруг опять вскочила. — Знаешь, сколько там выкладывают за усыновление одного ребенка из-за границы, особенно если он не какой-нибудь там китаеза, а белый, из России, например. Двадцать тысяч баксов! — Мэгти внезапно посерьезнела. — Вскоре я собираюсь отсюда отчалить. Поедем со мной! Ну что тебя здесь держит: семья, дети? В этой стране никогда ничего не будет. Ты же видишь, какой бардак. Здесь нечего ловить. — Это моя родина, — помолчав, вполголоса проговорил Артем. - — Но я хоть нравлюсь тебе? — Да, — Артем широко и простодушно улыбнулся. — Ты красивая женщина. Он поднялся. — Извини, мне нужно идти. Я должен делать обход. Мэгги с сожалением взяла плащик, небрежно брошенный на спинку кресла. Попрощавшись с Мэгги, Артем направился через детскую площадку к заасфальтированному дворику, перешел в небольшой сад, расположенный за трехэтажным зданием Дома ребенка. В темное время суток сюда часто забредала местная шпана. Пили, кололись, вытаптывали клумбы, ломали детские скамеечки. Правда, с тех пор как здесь стал работать Артем, таких визитов заметно поубавилось. Однако стоящие в здании компьютеры, купленные на деньги американских и шведских усыновителей, могли притянуть уголовников посерьезнее. Уже стемнело. В соседних жилых домах зажглись окна. Дом ребенка был тих и темен — дети давно спали. Артем миновал детскую площадку, вышел на асфальтированную дорожку, ведущую от ворот ограды к центральному подъезду Дома ребенка, и остановился. За решетчатой оградой стояла иномарка с работающим двигателем. Но не она привлекла внимание Артема. Слева на ступенях подъезда белел большой сверток. «Уж не бомба ли?» — подумал Артем. Он подошел поближе. Для бомбы сверток был чересчур большим. Артем наклонился и потрогал его. От свертка исходило тепло. «Подкидыш!» — понял Артем. К больницам, родильным домам регулярно подбрасывали детей, матери которых не хотели их воспитывать. К домам ребенка детей приносили реже, поскольку здесь содержались ребята постарше. Но случалось. За время работы Артема это было в третий раз. Артем осторожно развернул сверток. Это была девочка примерно двух лет. Она крепко спала, возможно, под воздействием снотворного. Но что это с ее ручками и ножками? Правая ступня вывернута наружу, а голени обеих ног и локти рук посередине шли под углом, как при закрытом переломе. Похоже, они действительно были сломаны и срослись без наложения шин. Артем с ужасом смотрел на изуродованное тельце. Кто мог так обезобразить ребенка? Артем выпрямился. Надо позвать нянечку. Его взгляд упал на автомобиль, по-прежнему с включенным двигателем стоящий возле забора. Что-то в лице Артема дрогнуло. Он подхватил девочку на руки и быстро пошел к воротам ограды. Из машины навстречу ему вышел огромный детина в пиджаке, надетом на футболку. — Положи пацанку на место, — сказал он, высокомерно оглядывая сухощавого невысокого Артема, который доставал ему лишь до плеча. — Я всего лишь хотел узнать, откуда она взялась, — миролюбиво ответил Артем. — Кажется, вы имеете к ней какое-то отношение? — Не твое собачье дело, — детина встал у него на пути. — Оставь ее, где взял, недоносок, и проваливай. Иначе я тебе вставлю пятки в задницу. — Не надо грубить. Мы не в сортире, — Артем старался не смотреть на громилу. — Гляди, он вежливый, — удивился тот. — В университете обучался? — Дело в том, что со мной нельзя так разговаривать, — сказал Артем. — Тем более что я ничего плохого еще не сделал. — Ну хватит сопли точить! — разъярился детина. Его маленькие глазки злобно посвечивали. Он двинулся к Артему. Артем осторожно положил девочку на асфальт. Это окончательно вывело громилу из себя. — А ну подними! — он пнул ногой сверток, подталкивая его к Артему. Артем в упор посмотрел на него. Как не хотелось ему конфликтов и столкновений! Разве нельзя решать проблемы мирно? Обо всем можно договориться. — Мне ничего не нужно, — сказал он в последней попытке сгладить ситуацию. — Я всего лишь хочу сказать, что детей здесь оставлять не положено. — Ты еще учить меня будешь, ублюдок! Я тебя размажу по асфальту. Детина резко выбросил руку, чтобы ухватить Артема за нос. Но его пальцы нашли лишь пустоту — Артем за какую-то крохотную долю секунды отклонил голову в сторону. Недоумение отразилось на лице громилы — он не понимал, что произошло. — Играть со мной! Он принял стойку и с разворота сделал мощный выпад ногой, целясь Артему в голову. При его весе такой удар мог бы намертво свалить и гориллу. Но Артем в стремительном наклоне ушел от выпада и в свою очередь легонько толкнул громилу в зад: — Ну все, побаловались, и хватит! Тот, кипя от ярости, вновь повернулся к Артему. — Успокойся, — сказал Артем. — Нервничать вредно для здоровья. Громила вновь пошел вперед, намереваясь достать Артема кулаком. Судя по стойке, ударной у него была левая рука, и Артем мгновенно перегруппировался. В тот самый момент, когда кулак противника уже, казалось, достал его подбородок, он молниеносно врубил ему ребром ладони по локтю. Левая рука громилы повисла, как плеть. Он, скорчась от боли, с ужасом посмотрел на Артема.