— Опять? Однажды я уже помог тебе, — Артем внимательно посмотрел на нее. Мэгги опустила глаза. — Я не могу заставить тебя, — покорно сказала она. — Но ты знаешь, где найти меня. — Знаю! — Артем резко повернулся. — Но не хотел бы знать. Идем, Лиза. Пять минут спустя они взяли такси. Артем по дороге в город несколько раз оборачивался назад, но «Жигулей» Мэгги не было видно. — Кто эта женщина? — спросила ею Лиза. — Ты любил ее? — Нет, — Артем помрачнел. — Мы едва знакомы. Они взяли номер в одной из лучших гостиниц города — «Октябрьской». Устроились, пообедали. Мрачное настроение Артема не улетучивалось. Он беспокойно бродил по номеру и не находил себе места. — Что случилось, Артем? — Лиза тревожно заглядывала ему в глаза. Артем остановился перед ней. — Я должен ехать, — сказал он. — Надеюсь, это ненадолго. Не скучай, милая, я скоро вернусь. Он нежно поцеловал ее и вышел. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ Уголовный авторитет по кличке Панцирь встал очень рано. Для него, привыкшего подниматься в двенадцать, в час дня, сегодняшние семь утра были пыткой. Все равно как если бы начали пинцетом выдергивать по волоску с его толстой румяной задницы. Но Панциря ждали дела. Колтун, возглавляющий группировку «Первичка», затеял сходняк. После гибели Владимира Смирнова, или Вовы Смирного, осталось доходное дело, которое никак не могли поделить. Колтун предложил вспомнить воровские законы и не устраивать беспредела, а попробовать договориться. Это предложение следовало сначала обсудить. Решили на первом этапе собрать наиболее авторитетных центровиков. А чтобы дело происходило на свежую голову, назначили собрание на утро. Вот на это предварительное обсуждение и направлялся Панцирь, лидер группировки «Трансмаш». Уголовников, имеющих власть в своей среде, часто изображают весьма респектабельными, не без некоторого даже лоска людьми. Это никогда не соответствует действительности. Невозможно иметь респектабельные внешность и манеры, если у вас в душе постоянно гнездится страх потерять принадлежащую вам часть уголовной империи, а то и саму жизнь. Походка, телодвижения, выражение лица, глаз каждую секунду выдают этот страх. Ведь не боятся за свою жизнь — авторитеты это хорошо знают — только отморозки, которые сначала стреляют, потом думают. Панцирь был сегодня особенно беспокоен и суетлив. Странное и, казалось бы, беспричинное убийство Смирнова не выходило у него из головы. Ну кому мог помешать Вова Смирный? Оправдывая свою кличку, он вел себя последнее время тише воды, ниже травы. Прежние его враги давно уже сгнили на Северном кладбище, а новых он старался не наживать. И вот поди ж ты… Не рано ли они начали резать пирог, оставшийся после Смирнова? Душа Вовы Смирного еще летает над тем местом, где он жил, Панцирь чувствует ее легкие передвижения. Выйдя из квартиры, Панцирь долго возился с дверью — никак не хотел закрываться замок. Будто какая-то неведомая сила поселилась меж его металлических рычажков и пружин и удерживала их. Панцирь в ярости дергал и поворачивал ключ, едва не разбудил близких. Наконец ключ повернулся, дверь закрылась, и Панцирь освобождение вздохнул. Но едва сделав шаг от двери, он обнаружил, что оставил бумажник на полке в прихожей. Необъяснимый животный ужас сковал Панциря. Его жилище, единственное тихое пристанище в этом мире, не хотело отпускать его. Снова, началась отчаянная борьба с замком. Панцирь ободрал ноготь и едва не сломал ключ. В конце концов на помощь пришла жена и открыла изнутри. Схватив деньги, Панцирь без объяснений выскочил в коридор. Дверь закрылась, замок сочно хрюкнул, передвигая рычажок. Панцирь привалился к стенке, вытащил сигарету, прикурил, сделал затяжку. В мозгу внезапно пронеслась давняя сцена: он и его подельник Няма крушат топором старика-пенсионера, не пожелавшего отдать им обручальное кольцо умершей жены. Сколько лет назад это было? Няма давно успокоился и пророс анютиными глазками, Панцирь давно не ходит на мокруху, теперь мочат по его приказу другие, а прошлое то и дело буравит сознание. Панцирь вытащил сигарету изо рта, оборвал фильтр, жадно затянулся. Но не полегчало. Он глотнул дыма так, что стало горько во рту, и отбросил сигарету. Он не был близко знаком с Вовой Смирным, но знал его по совместным делам. Несколько раз Вова Смирный появлялся в «Глазке», «Белой розе» и других притонах, контролируемых группировкой Панциря. Душа был человек. Панцирь всеми клеточками тела чувствовал, что не упокоившийся еще дух Вовы Смирного зовет его к себе. Предчувствие неотвратимости охватило его, глаза остановились, дыхание стало частым и коротким. Он вытащил из кармана позолоченную авторучку, открутил колпачок, снова завинтил и вдруг сунул авторучку за пояс. Полминуты спустя, так же внезапно осознав нелепость своего поступка, опять вытащил авторучку и бессмысленно уставился на нее. Неожиданно начало колоть сердце. Панцирь со злостью отбросил авторучку и шагнул за угол стены к лифту. По полу скользнула чья-то тень с мощной головой и квадратными плечами. Панцирь отпрянул назад. Сердце билось в горле, и казалось, вот-вот выскочит через рот. Стояла бездонная, невозможная тишина. Панцирь, преодолевая дрожь во всем теле, снова двинулся вперед. Теперь за углом ничего не было, кроме его собственной тени — мощная голова, квадратные плечи. Панцирь нажал кнопку лифта. Лифт, масляно постукивая и шурша, послушно двинулся. Эти уютные звуки успокаивали, убаюкивали взбаламученную психику Панциря. Его обоняние, ощущавшее прежде только жесткий, металлический запах пыли, теперь различило текущие от соседней двери ароматы кофе и поджаренного в тостере хлеба. Панцирь приободрился и поправил галстук. Лифт встал, приглашающе распахнулась дверь. Панцирь вошел, нажал кнопку первого этажа. В кабине лифта недавно заменили освещение, было светло и довольно чисто. Настроение Панциря сразу пошло вверх. Все было привычно, знакомо, по-домашнему. Все было как всегда. Панцирь, насвистывая любимый «Отель «Калифорния», пошарил по карманам. Авторучку выбросил, чудак. Ничего, купит новую. Он достал сигареты, зажигалку. Нет, он культурный человек, курить в лифте не будет. Закурит на воздухе, под синим утренним небом. Его лицо повеселело. Жизнь перестала казаться Панцирю мрачной, угрюмый дух Вовы Смирного оставил его в покое. Панцирь глубоко вздохнул и улыбнулся. В этот момент крышу лифта проткнула стальная игла, похожая на толстую вязальную спицу. Поискав нужную точку, игла остановилась над теменем Панциря, лишь немного не достававшим до потолка лифта. В ту самую секунду, когда улыбка Панциря стала светлой и лучистой, игла с силой вошла в его черепную коробку. Сознание Панциря погасло мгновенно. Он не успел понять, что случилось, и умер в момент полного душевного покоя и безмятежности. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ В сияющем позолотой, зеркалами и белоснежным пластиком магазинчике «Клеопатра» было немноголюдно. Товар здесь продавали специфический, и, несмотря на то, что в городе, кроме «Клеопатры», было еще лишь два таких магазина, столпотворения у витрин и прилавков никогда не наблюдалось. Возле одного из прилавков стоял брат Панциря по кличке Болт и задумчиво рассматривал фаллопротез производства США стоимостью 105 тысяч рублей. Он уже осмотрел дильдо из пластизоля класса «Реалистик» (имитатор полового члена Алена Делона) за 640 тысяч, эротические насадки «Бычье око» из ресниц настоящего быка по цене 44 тысячи, био-потенцоры, помпы, светящиеся презервативы и резиновых герл с макияжем и сережками в ушах. Сейчас он заканчивал свой экскурсионный обход «Клеопатры». Болт был вторым человеком в группировке «Трансмаш», орудовавшей в жилых микрорайонах возле одноименного завода. Интерес Болта к магазину «Клеопатра» никак нельзя было назвать академическим. Магазинчик принадлежал службе семьи «Надежда» из районного общества инвалидов. «Трансмаш», качавший из наркотиков хорошие деньги, но по этой причине и скользивший все время по краю пропасти, рассматривал возможность внедрения в безобидную фирму, освобожденную ко всему прочему от налогов. Щупалыды криминальной империи протягивались в самые разные сферы жизни города. Болт собирался было затеять беседу с продавцом, как в магазин ворвался Лоб, один из телохранителей Панциря. Отозвав его в сторону, он задыхающимся голосом сказал: — Братана твоего… уложили на Коммунистической! Болт резко повернулся к нему, схватил за лацканы кирпичного цвета пиджака: — Брешешь, позорник! — лицо Болта то бледнело, то наливалось кровью. Они выскочили из магазина. — Он должен был выйти из подъезда, — задыхаясь от волнения и спешки, рассказывал Лоб. — Я и Хокер ждали в машине. Вдруг выбегает пацан, кричит: «В лифте убили человека!» Мы бросились туда. Панцирь лежит в углу, голова пробита сверху чем-то острым. Лоб открыл стоящий неподалеку темно-синий «Вольво», сел за руль. Болт бросился на сиденье рядом с ним. — Где Хокер? — спросил Болт. — Там, в подъезде. Болт некоторое время молчал, прикрыв лицо рукой. Внезапно он ударил кулаком по панели автомобиля. — Этого не может быть! — его голос сорвался на крик. — Кто это сделал?! — Когда мы подъезжали к дому, там крутился Короб, подручный Хана, — сказал Лоб. — Потом исчез. Честно говоря, мы не придали этому значения. — У нас с Ханом мир, — повернулся к нему Болт. — Железнодорожный вокзал — граница между нашими районами. По ту сторону его интересы, по эту — наши. — Так было до убийства Смирнова, — напомнил Лоб. — Смирнову принадлежало два киоска на вокзале. Они очень нравились Хану. Насколько я знаю, один уже перешел к нему. — Да он что, оборзел, сука! — зарычал Болт. — Вокзал — это же золотое дно. — Короб с благословения Хана увел любовницу Хокера, — сказал Лоб. — И они до сих пор за это не заплатили. Они скоро вовсю будут хозяйничать на нашей территории. Уже крошат наших. Брата твоего… Теперь чья очередь? «Вольво» вылетел на улицу Коммунистическую, повернул к двенадцатиэтажному жилому дому, возле которого стояла толпа. Панциря уже грузили в «скорую». — Наповал! — сообщил выскочившему из «Вольво» Болту Хокер. Болт, оттолкнув его, бросился к брату, взял его за Руку. — Нельзя, — сказал ему санитар. — Я — брат! — Это не имеет значения. Он уже мертв.