– Если не берешь образцы у человека лично, определенной доли риска не избежать. – Барт, не потакай ему… – сказала Коломба. – Значит, в клинике действительно могла быть ДНК моего брата. – Я бы это заметила. Мы используем твой образец для сравнения. Конечно, если Лео не твой единокровный брат, мы бы не смогли определить, что ДНК принадлежит ему. К ним подошла официантка: – Кто-нибудь хочет кофе? Данте улыбнулся: – Все хотят, но не здесь. Мне наконец доставили набор для выживания. 14 Набор для выживания Данте состоял из двадцати коробок с одеждой, пакетиками зернового кофе, лекарствами, купленными в Глубокой сети, двумя ноутбуками, стационарным компьютером, айпадом, разнообразными зарядниками, тремя «киндлами», шестидесятидюймовым OLED-телевизором, радиоприемником «Pure», кольцевым очистителем воздуха «Dyson» и, конечно, профессиональной кофемашиной, с которой Данте сдувал пылинки, как астронавт со своего космического корабля. Он тайком раскрошил и вдохнул пару таблеток из набора, и зрачки его снова расширились. Делая вид, будто ничего не замечают, Барт и Коломба дожидались, пока он перемелет в деревянной мельнице неровные темные зерна. Какое-то время он с грохотом отбойного молотка крутил ручку, а затем высыпал получившийся порошок в фильтры кофемашины. – Воздержанию наконец-то приходит конец. Отметим чашечкой «Misha’s Mundi». Это перуанский кофе – возможно, самый редкий в мире. Я хотел тебя им угостить еще до Венеции, но он лежал в вакуумной упаковке и прекрасно сохранился. Помимо прочего, вы сможете насладиться привкусом тропических фруктов, сена и бренди. – Его тоже получают из испражнений каких-нибудь животных? – с подозрением спросила Коломба. – Мм… Да. – Боже… – Я же не виноват, что пищеварительные ферменты творят с зернами чудеса. Этот кофе перереботан носухами – это такие животные вроде енотов. Могу тебя заверить, что с ними прекрасно обращались. – Им достаточно было покакать, а нам придется это пить, – проговорила Барт, лежа на кровати Данте. В клинике она постоянно работала допоздна и совершенно вымоталась. – Зерна вымываются из экскрементов и поджариваются при температуре двести тридцать градусов. А экскременты есть во всем, что мы едим, например в бесплатных орешках, которые стоят на барных стойках. Половина из них содержит следы фекалий, оставленные персоналом. – Это правда, – подтвердила Барт. – Меня сейчас вырвет, – сказала Коломба. Данте понюхал фильтр, прежде чем его привинтить: – КоКа, а с каких пор ты не пьешь кофе? Ни разу не видел тебя с чашкой кофе с тех пор, как ты меня разморозила. – Вот примерно с тех пор я и не пью, – сказала Коломба, глядя ему в глаза. На несколько секунд Данте застыл в неподвижности, а потом, не желая выдавать волнения, отвернулся к кофемашине. Поставив под краники пять фарфоровых чашек, он включил машину, и комнату сразу наполнил сладкий аромат кофе. Коломба взяла свою чашку дрожащими руками, а у Барт заблестели глаза. Альберти забрал чашки для себя и своего сослуживца, пряча бутылку граппы, которую намеревался в них подлить. Данте осушил кофе почти залпом, после чего без единого слова подряд выпил еще две чашки. За это время Коломба как раз успела допить свой – он показался ей безвкусным, но она предпочла об этом промолчать – и налила себе еще, хотя кофеин сразу же вызвал у нее тахикардию. – Ты и правда вернулся. До сих пор не верится, – сказала она. – А может, все это сон, и ты сейчас умираешь от потери крови во Дворце спорта, – сказал Данте. – Даже не шути так. Барт попросила добавки. – В этом и проблема с нашим мозгом. Он обрабатывает всю информацию, поступающую от органов чувств, но иногда создает ее из ничего, и заметить разницу невозможно. – Заканчивайте, вы двое, – проворчала Коломба. – Меня и так уже мучают кошмары. – Она ненавидит науку. – Данте заговорщицки улыбнулся Барт. – Типичная твердолобая ищейка. – Если хотите, могу оставить вас наедине, – язвительно сказала Коломба. Барт потянула ее к себе на кровать и обняла: – Перестань, дурочка. Данте сварил еще чашку кофе. – Кстати, о науке. Я хотел обсудить с Барт свою гипотезу насчет Мартины. Девушки, должен вам кое в чем признаться: я сегодня созванивался с Лупо. – Кто такой Лупо? – спросила Барт. – Один карабинер, – бросила Коломба. – Зачем ты это сделал? – Потому что обещал держать его в курсе и хотел узнать, не согласится ли он нам помочь. – Он нам не нужен, – сказала Коломба. – Не факт… Я подумал, что раз уж доктор Бартоне в наших краях, она могла бы помочь нам подтвердить мою гипотезу. – Данте считает, что Мартину вырубили уколом инсулина, – объяснила Коломба. – И как я могу подтвердить это без аутопсии? – растерялась Барт. – Где тело? – По-прежнему в морге в Пезаро, где оно и останется, пока дело не закроют, – сказала Коломба. Данте виновато улыбнулся: – Не совсем. 15 В два часа ночи во дворе больницы припарковался фургон-рефрижератор, и два санитара в карабинерских сапогах вытащили из кузова каталку с привязанной к ней Мартиной – это были Лупо и Бруно. Тело девушки было до подбородка закрыто простыней, а лицо ее скрывала маска. Мартину вкатили в отделение радиологии и положили на стол для компьютерной томографии, где она ездила туда-обратно в течение часа, подвергаясь облучению, которое уложило бы и слона. За пультом управления стояла Барт, которая, вопреки навалившейся на нее сонливости, ничуть не утратила своей обычной обстоятельности. С помощью рентгеновского скальпеля Барт в поисках аномалий рассекла брюшную полость по миллиметру зараз, получив столь же тонкие трехмерные изображения. Наконец между двумя стежками шва на ножке буквы «У», оставленной на груди Мартины судмедэкспертом, она различила подкожную гематому размером с булавочную головку. Гематома входила в тело под углом девяносто градусов до глубины пяти целых и шести десятых миллиметра, что соответствовало средней длине инсулиновой иглы. – Ты попал в точку, – сказала она Данте. – С тебя огромная пачка кофе, которым можно будет похвастать перед друзьями. – Заметано, – сказал Данте, целуя ей руку. Лупо убрал заключение в карман – он пообещал Данте молчать, пока не закроют дело Бонаккорсо. При комнатной температуре труп начал пахнуть. Его снова положили в холодный фургон и вернули в морг Пезаро, сторож которого – давно известный Бруно эксгибиционист – охотно согласился закрыть на все глаза. Коломба отвезла Барт в Римини и вернулась домой только на рассвете. Надеясь разбудить Данте, она ворвалась в его комнату, но тот уже облачился в трико и вовсю делал зарядку, растягивая эластичную ленту ногами. – Я хочу спать, но слишком зла на тебя, – сказала Коломба. – Ты обвинял меня во вранье, а сам мухлюешь за моей спиной. Я уже подумываю, не отправить ли тебя обратно в Рим. Данте снял ленту и вытер пот полотенцем. – Ты права. Хочешь кофе? – сказал он, подходя к кофемашине. – У меня до сих пор тахикардия, и я собираюсь спать до полудня. – Может, смешать тебе «московский мул»? – Ладно, но не пытайся сменить тему! Почему ты без моего ведома договорился с Лупо? – Потому что иначе мы с тобой начали бы препираться, да и вообще, я не хотел тебе ничего говорить, пока не буду на сто процентов уверен в своей правоте. – Ты всегда во всем уверен на все сто. – Но на сей раз я надеялся, что ошибаюсь. – Данте смешал пару коктейлей в медных кружках с колотым льдом, которые ему доставили вместе с остальным набором. – Я не хотел тебя обидеть. – Он включил на mp3-проигрывателе сборник надоедливых песен Аши Бхосле[28] и прибавил громкость. – И надеялся этого избежать.