– Не хочу мучиться сожалениями, если ты вдруг не вернешься, – сказал он и поцеловал ее в губы. Коломба этого не ожидала, но обхватила ладонями его голову, чтобы он не отстранился. – Я не маленькая девочка. – Она привлекла его к себе и поцеловала с языком. – Это ничего не значит, ясно? Я в тебя не влюблена, и ты даже внешне не в моем вкусе. Но я люблю тебя и не хочу потерять, понял? И она исчезла в темноте. 9 Коломба спускалась по ступеням с дроном под мышкой. Во рту она ощущала привкус табака и спиртного. Вкус Данте. Наломала ли она дров? Скорее всего, да, но сейчас ей было не до размышлений. Опуская ногу, она не почувствовала ничего, кроме пустоты: лестница закончилась. Сунув дрон в куртку, она схватилась за последнюю перекладину. – Ничего не вижу, – сказал ей Данте. – Не мешай, – ответила она. Дотянувшись ногой до поверхности воды, она разжала руки и спрыгнула на пол. Доходившая до щиколоток вода тут же начала просачиваться ей в ботинки через отверстия для шнурков. Было холодно, но вполне терпимо. Что-то шевельнулось и метнулось прочь. Оставалось лишь надеяться, что не голодная крыса. Рядом с лужей находилась железная дверь, показавшаяся Коломбе не такой старой, как все остальное. Дверь была заперта на висячий замок размером с кулак. – Хочешь спуститься и открыть? – спросила она, поднеся дрон к замку. – Если хочешь, могу тебя научить… – сказал Данте. – Ладно, не важно. Положив непромокаемый тактический рюкзак в воду, она достала молоток. Ударить по замку пришлось раз пятьдесят, но в конце концов он открылся. – Вежливость все двери открывает… – заметил Данте. Коломба распахнула дверь, и ее окутало облако вонючего дыма гранаты. Перед ней простирался бетонный коридор, по обе стороны которого тянулись ряды дверей, похожих на ту, в которую она только что вошла, но без замков. Вода под ее шагами шла рябью, на поверхности кружилась гнилая листва и комья земли. Коломба словно попала на затонувший корабль, но эта мысль принесла с собой неприятные воспоминания, и она постаралась вернуться к действительности. – Данте, ты тут? Видишь? – Да, – чуть слышно ответил он. – Это камеры. Отец держал здесь людей. Коломба пошла вперед. – Не торопись с выводами. Может, это просто склад. – Нет. Нет. Господи… Меня сейчас вырвет. – Все в порядке, Данте. Пожалуйста, успокойся. – Я был там, КоКа. Меня держали под землей… – А теперь здесь я. И ты мне нужен. Возьми себя в руки, – с напускной строгостью сказала она. Несколько секунд Данте молчал. – Ладно, – наконец отозвался он. Голос его звучал уже тверже. – Ты права. Давай посмотрим, что внутри. Коломба принялась открывать двери одну за другой. Они вели в глухие каморки размером два на три метра. Потолок был таким низким, что она почти задевала его головой. Первая комната была пуста, во второй стояла ржавая койка с дырой в середине. В третьей Коломба нашла старую табличку с едва различимой надписью: «OG-43 – СКЛАД». – Чезаре, – сказал Данте. – Его держали здесь. Из-за очков Коломбе не удавалось разглядеть помещение, но, приподняв их, она оказалась в кромешной темноте. Тогда она включила фонарик и посветила на стены. Все они были покрыты царапинами, без сомнения оставленными ногтями. Она представила, как из комнаты отчаянно пытается выбраться запертый ребенок. Представила Данте. Из наушника доносились странные всхлипы, и Коломба поняла, что он плачет. – Держись, Данте. – Да, да… Мы должны привезти Барт и понять, кто здесь находился. – Как только выйдем отсюда, так и поступим, – пообещала она. Последняя дверь была выкрашена облупившейся зеленой краской. За ней обнаружилось гинекологическое кресло с опорами для ног. – Данте… Отец ведь никогда не похищал девочек, правда? – Да. – Странно. Коломба обвела комнату фонариком и увидела старый архивный шкаф, такой же зеленый, как и дверь, но не настолько облезлый. В ящиках его было пусто, за исключением нескольких листов бумаги, похожих на медицинские заключения, написанные от руки. К сожалению, сырость размыла чернила. Положив их в рюкзак, Коломба направила луч фонаря на стоящий рядом умывальник. Над ним белело нацарапанное мелом на черной стене слово на русском языке. «СКОПЦЫ». – Ты знаешь, что это значит? Данте? Голос его звучал сдавленно – он пытался сдержать слезы. – Да-да. Знаю. Этот проклятый ублюдок. Чудовище… Коломба выключила фонарь и, снова надев очки, направилась обратно к выходу. – Он что, русский? – Нет, это название российской христианской секты, действовавшей в восемнадцатом веке. Ее члены практиковали муки и умерщвление плоти. И верили, что их Богу угодны дары… Тот же дар приносили Господу психиатры с помощью чересчур буйных больных – и взрослых, и детей. Они называли это оскоплением. – Что это такое? – спросила Коломба. – КоКа, они их кастрировали. Теперь я понимаю, откуда в короле монет столько ненависти. 10 Допрыгнуть из лужи до лестницы оказалось гораздо сложнее, чем забраться в бомбоубежище. Когда Коломба наконец выкарабкалась наружу, Данте стоял на коленях прямо на земле. Лицо его промокло от слез. Коломбу охватил гнев и в то же время странная печаль. Ее огорчало, что ее не было рядом, когда маленького Данте похитил маньяк, произвольно решавший, каким пыткам его подвергнуть. Она хотела бы держать его за руку, когда он вышел из силосной башни, когда его перебрасывали из одной клиники в другую, когда его судьбу доверили врачам, которые, возможно, в прошлом подвергали целые поколения пациентов тем же истязаниям, что и Отец: электрошоку, погружениям в ледяные ванны, связыванию… и, как выяснилось сейчас, кастрации. Она хотела бы быть с ним, когда Данте зажил собственной жизнью, пряча свою ранимость за цинизмом. «Но я рядом сейчас, – подумала она. – Хотя и не так, как ему бы того хотелось». – Мне жаль, – сказала она. Данте поднял глаза: – КоКа, это не только история Отца. Это история всего мира. Таких, как я, веками подвергали пыткам и похуже. И продолжают подвергать по сей день. – Он вытер лицо перепачканной в земле рукой. – Знаешь, один врач по имени Мониш[45] изобрел способ обуздывать пациентов поэффективнее, чем кастрация и электрошок: произведя трепанацию черепа, он вводил в лобную долю спирт, чтобы разрушить нервные клетки. – Он орудовал в концентрационных лагерях? – чуть слышно спросила Коломба. – Нет, в обыкновенных больницах. КоКа, ему вручили Нобелевскую премию по медицине. Нобелевскую премию. – Данте со вздохом оперся на трость и поднялся. – В долгосрочной перспективе одним из последствий кастрации является остеопороз. Надо попросить Барт, чтобы… В гарнитуре раздался голос Первого: – У нас проблема. – Какая? – спросила Коломба. – Дорога опустела. Боюсь, что нас берут в оцепление. – О’кей, мы выходим. Не успела Коломба договорить, как у нее в рюкзаке завибрировал мобильник. Ей удалось нашарить его только на десятом звонке: на экране высвечивался номер Лупо. – Каселли, у вас две минуты, чтобы уйти. – Откуда? – Сами знаете.