– Да, пока ты меня не убедишь. Данте фыркнул: – Есть на теле девочки следы насилия? – Нет. Но она дала подробные показания. Все, кто их слышал, убеждены, что она говорит правду. Данте опустошил чашку и наполнил ее в третий раз. Кофеин помогал справиться с побочными эффектами бензодиазепинов. – Она сама не понимает, что врет. Это не я тебе говорю. Это говорят де Янг, фон Клитцинг, Хаугор, Элтерман, Эренберг, Акерман, Кейн и Пиаже, – монотонно перечисляя фамилии, сказал он. – Психологи и психиатры. Знаю-знаю. Их изучают на юридическом… – Тогда тебе должно быть известно, что в возрасте дочки этой женщины, которая не является твоей клиенткой, дети умеют отличать правду от лжи только одним способом. Правда – это то, что одобряют родители. Ложь – то, что их расстраивает. Они способны вспомнить вещи, которых никогда не происходило, достаточно лишь правильно спросить. В восьмидесятые годы Стивен Дж. Чечи… – Вот о нем я не слышал. – Это еще один психолог из Корнеллского университета. Изучает достоверность показаний малолетних. В рамках своего эксперимента Чечи попросил группу детей постараться вспомнить тот самый случай, когда им прищемило палец мышеловкой. Ни с кем из детей подобного не случалось, но, когда их опрашивали в последующие недели, почти каждый не только это вспомнил, но и приукрасил. Из пальца пошла кровь, мышка убежала… Мне продолжать? – Нет. То есть мать ее натаскала? – Это видно по видео. – В кадре только ее руки. – Перед тем как девочка отвечает, что это был отец, мать сжимает ей плечи. Потом отпускает и поглаживает. Сначала давление, потом награда. Девочка понимает, что делает все правильно, и продолжает в том же духе. Психолога попросту облапошили. Или лучше сказать «навешали ей на уши безъяичную лапшу»? Ведь мать девочки – вегетарианка. – Откуда ты знаешь, что мать – вегетарианка? – с искренним изумлением спросил Минутилло. – На видео видно ее сумочку. Такие производит одна веганская компания, использующая экокожу вместо обычной. Cruelty free[2]. Если ты не в теме, как я, то, скорее всего, и не услышишь о подобных брендах. – Ну, это уже домыслы. – Девочка не употребляет в пищу мясо. Отец указал это в качестве основания для ходатайства об опеке, утверждая, что вегетарианская диета – издевательство над ребенком, хоть и очевидно, что это полный бред. Ты сам прислал это прошение вместе с остальными документами. – И ты все их прочел? – Я прочел вполне достаточно. Значит, все о’кей? Могу отправить тебе счет? – За десять минут работы? – Это будут самые дорогие минуты в твоей жизни. В дверь позвонили. Данте попрощался с адвокатом, бесшумно подошел к входной двери и посмотрел в глазок. На лестничной площадке стояла женщина лет тридцати с серьезным выражением лица, одетая в обтягивающие джинсы и натянувшуюся на широких плечах пловчихи светлую куртку. Она казалась достаточно сильной, чтобы согнуть в дугу стальной прут. Данте вздрогнул. Ему было неизвестно, кто эта женщина, но в одном он был уверен точно: ее появление не сулит ничего хорошего. 2 Во избежание визитов незваных гостей Данте оформил квартиру на имя Минутилло и сообщал адрес только единицам избранных. Это решение ему пришлось принять после того, как отец одного пропавшего мальчика взялся с криком и слезами караулить его под окнами террасы его старой квартиры. Женщина приложила зеленый глаз к глазку, и Данте понял, что она заметила за дверью его движущуюся тень. – Господин Торре, – произнесла она, – я замначальника мобильного спецподразделения Каселли. Мне необходимо с вами поговорить. Не будь она из полиции, ее голос с легкой хрипотцой показался бы Данте сексуальным. Он накинул дверную цепочку и опасливо приоткрыл дверь. Коломба пристально посмотрела на него и сунула ему под нос удостоверение: – Здравствуйте. – Можно посмотреть поближе? – спросил Данте. – Пожалуйста, – пожала плечами Коломба. Данте взял корочку здоровой рукой и притворился, будто тщательно ее изучает. Он понятия не имел, как отличить фальшивые документы от настоящих, но интересовало его другое. Ему хотелось взглянуть на реакцию Коломбы. Та казалась невозмутимой. Скорее всего, она и правда та, за кого себя выдает. Данте вернул удостоверение. – Я что-то натворил? – спросил он. – Нет. Но я прошу вас уделить мне несколько минут. – Зачем? – Я предпочла бы обсудить это внутри, – терпеливо ответила Коломба. – Но я же не обязан, верно? Я могу просто сказать «нет», и вы мне ничего не сделаете. Вы же не станете выбивать дверь. – Конечно нет, – улыбнулась она. Данте поразило, как преобразилось ее лицо, с которого на миг слетела вся суровость. Даже если это и не искренняя улыбка, то все равно очень красивая. – Но на вашем месте я бы полюбопытствовала, чего я от вас хочу. – Думаю, на моем месте вы вообще не открыли бы дверь, – сказал Данте. Коломба напряглась, и Данте понял, что задел ее за живое. Он сделал это намеренно, но, как ни странно, почувствовал себя виноватым. Чтобы избавиться от этого ощущения, он спрятал больную руку в карман и пропустил ее в квартиру. При виде хаоса в доме Коломба постаралась сохранить нейтральное выражение лица, однако ей это не удалось. Петляя между книжными завалами, Данте направился в кухню. – Сделать вам кофе? – спросил он. – Спасибо, не откажусь. Он указал ей на стол в гостиной: – Освободите какой-нибудь стул и присаживайтесь. Какой кофе предпочитаете? Покрепче, помягче, душистый… – Обычно я пью растворимый, так что любой сойдет. – Притворюсь, что этого не слышал. – Чтобы загладить допущенную ранее грубость, Данте добавил в смесь горстку мягко обжаренных зерен кофе «копи-лювак». Его частично переваренные зерна собираются из экскрементов питающихся кофейными вишнями индонезийских мусангов[3]. Знатоки особенно ценят фруктовое послевкусие этого самого дорогого и редкого кофе и считают его лучшим на земле. Как и почти все прочие продукты, кофе доставлял ему на дом курьер. – Возможно, обычно вы пьете с сахаром, но сюда его можно не добавлять, – сказал он, закрывая крышку машины, которая начала перемалывать зерна. – Господин Торре… – натянуто начала Коломба. Данте оглянулся. Она продолжала стоять посреди комнаты, следя за каждым его движением, словно хищная птица за зверьком. – Что-то не так? – спросил он. Коломба кивнула. Во взгляде появилась жесткость, а глаза, как ему показалось, стали еще зеленее. – Вы не могли бы вытащить левую руку из кармана? Пожалуйста! – Простите? – Я заметила, что, с тех пор как я вошла, вы все время держите руку в кармане. Даже когда она могла бы вам пригодиться. Например, чтобы открыть банку кофе. Разумеется, так и было. Всякий раз, встречаясь с новыми людьми, Данте невольно прятал больную руку. Судя по языку тела, Коломба чувствовала угрозу. Она инстинктивно сделала полшага вперед и слегка напрягла руки. Правой рукой она стиснула ручку сумки, как будто готовясь бросить ее ему в лицо. – Пожалуйста, – повторила она. – Как пожелаете. – Данте продемонстрировал ей больную руку. Она была сплошь покрыта шрамами. Подвижность сохранили только большой и указательный пальцы, в то время как остальные, необыкновенно маленькие и без ногтей, прижимались к ладони. Коломба как-то видела похожую руку у бывшего уголовника, с которым произошел несчастный случай в промышленной прачечной. – Прошу прощения, – сказала она, отведя взгляд. – Я сегодня что-то нервничаю с самого утра. – Ничего страшного. – Данте, привыкший подмечать каждое еле уловимое движение собеседников, понимал, что нервозность Коломбы – вовсе не временное явление. С ней явно что-то случилось. Насилие, какое-нибудь происшествие на службе? «Интересно», – подумал он и снова принялся возиться с чашками. Мокрый после душа, в чересчур просторном черном халате и с зачесанными назад светлыми волосами, он напомнил Коломбе Дэвида Боуи в старом фантастическом фильме. По комнате распространился аромат кофе. Данте сел напротив нее и поставил на стол две дизайнерские чашки в современном стиле.