– Что это, тревога? – Сигналист свищет. Нет ли сегодня обхода? – Мы-то уж в безопасности! Свист повторился. Рябчик сунул в рот два пальца и ответил таким же протяжным свистом с двумя перерывами. Послышался ответный свист справа. – Постой! Да ведь это наши свищут! Нет ли здесь чьей-нибудь кущи. – И то правда! Вон у того леска вяземские летом живут. Свист повторился на близком расстоянии, и через две-три минуты Рябчик с Вьюном увидели несколько голов. Головы быстро выросли, и человек восемь-десять оказались в нескольких шагах. – Эх, вы напугали нас, а мы думали уже, не обход ли забрался к нам в гости, – приветствовал их шедший впереди. – Здорово вяземцы! Как живете? – Спасибо. А вы куда путь держите? – К Тумбе. Он у нас теперь вожалый всех заставных. Пригласил на стакан водки. – Кланяйтесь ему. Вы идите теперь прямо. Тут просохло, можно перейти и путь гораздо ближе. – Спасибо. Вяземцы опять разбились по кустам, и головы исчезли в траве. Рябчик с Вьюном продолжали путь. Идти было легче по сухой тропинке, расчищенной от кустарников и насыпанной в низких болотистых местах. Очевидно, что тропинку эту устроили человеческие руки. Товарищи шли молча. Тропинка кончилась, и пошли опять кочки. – Кто идет, – раздался голос в стороне. Рябчик осмотрелся и увидел на одной из кочек крытую будку, немного больше сторожевой собачьей. Из будки смотрели две кудлатые головы. – А!.. Пузан! Ты опять разве вернулся? – ответил Вьюн, кивая головой в сторону будки. – Куда путь держите? – К Тумбе. – Постойте, и я с вами пойду. Голова вылезла и выросла в здоровенную фигуру оборванца. Теперь можно было рассмотреть, что другая голова, лежавшая в будке, принадлежала женщине. – Ты, Маланья, жди, не вылезай, я скоро вернусь, – произнес Пузан. – Вернешься! Надрызгаешься! Лучше бы в город сходил. Жрать нечего… – Молчи! – Чего «молчи»?! Возьму да уйду. Чего мне тут лежать, не жравши. – Женщина продолжала брюзжать, но ее не слышали. Они втроем теперь скакали по кочкам, пробираясь к левому леску. – Давно ли вернулся? – спросил Рябчик Пузана. – На прошлой неделе. Ох, грехи… Семь месяцев шел! – Тебя куда доставили? – Доставили в Колу и пустили. Осень, погода страшная, добычи нигде, ни куска хлеба, в кармане ни гроша, делай, что хочешь. А пригнали нас человек шестьдесят. – Ну? – Ну и пошли в тот же день обратно. Из шестидесяти дотащилось до Горячего поля одиннадцать. Из них шесть уж опять сидят, опять в Колу пойдут. – Неужто одиннадцать? А остальные? – Кто подох, кто отстал. Сил, братцы, ведь не хватало. Верите ли, мхом да падалью питаться приходилось! Хорошо, как попадался кто на пути, но это за редкость! Там и дорог-то нет настоящих, путники – одни мужички местные. Ну, попадались кто – ау! – Од-на-че… – На седьмой месяц только добрались. И вспомнить-то жутко! – Что же, почин был здесь-то?! – В тот же день часы сорвал, а на другой – лабаз разнес!.. Натерпелся ведь… Они пошли молча. Совсем стемнело. Ночь была тихая, теплая. В воздухе не слышалось шелеста, только кваканье лягушек да треск насекомых нарушали могильную тишину. – Один работаешь? – спросил Вьюн. – Один, – отвечал Пузан, – хочу вот к Гусю проситься! – Тю-тю! Гусь в воду канул! Исчез бесследно. Теперь у нас Тумба вожалым. – Вот и чудесно! Попрошусь к Тумбе. – Отчего ж? Мы тебя примем! Ты мужик хороший, слаб только. – Нет, теперь ау! Спуску не даю! – Что? Проэкзаменовали?! Попробовал Мурмана, так покладистее стал! В нашем рукомесле нельзя, брат, миндальничать! Чуть оплошал и пиши письмо в деревню. Опять все замолчали. Кочки миновали. Пошла тропа влево, и минут через десять вдали показалась лужайка, переполненная людьми. – Вон уж наших сколько, – воскликнул Вьюн. – Верно мы с тобой, Рябчик, проспали. – Да, опоздали. Приближавшихся увидели с лужайки, и несколько человек пошли к ним навстречу. Это был сам Тумба с двумя своими старыми товарищами. – Добро пожаловать, – произнес хозяин, прикладывая руку к козырьку, – что поздно? Али на деле были? А это что за гость? Ба… ба… ба! Да никак Пузан?! – Он самый, мурманский! – отвечал Пузан, кланяясь и протягивая руку. – Ну, не ожидал тебя видеть! Все равно что с того света! Здорово! Здорово. Пойдемте. Они вместе все подошли к площадке. Здесь, на траве, лежало человек пятнадцать. В глубине площадки, около самого леса, была устроена большая палатка, сложенная из глины и хвороста, с двумя окнами и входной дверью. Около палатки стояла высокая женщина с грудным ребенком на руках. Женщине на вид было под 30 лет, и на лице сохранились еще следы красоты. – Моя Настенька с наследником, – представил ее Тумба новым гостям. Гости поклонились. – Шельмец весь в отца. Седьмой месяц пошел. Здесь родился и выйдет верно атаман Горячего поля. Тумба взял ребенка у женщины и, развернув пеленки, с гордостью стал ласкать малютку. Ребенок действительно крупный, большой; очутившись на руках отца перед многочисленным обществом, с любопытством всех разглядывал и сложил ручонки в кулаки. – Ишь каким воином смотрит. У-у-у… Тумба отдал мальчугана матери и обратился к гостям: – Ну, господа, выпить с дорожки. Наливайте, братцы, выпьем за прибывших. Валяйте. В стороне разложен был костер, и в чугуне кипятилась похлебка. Все выпили, закусили. Прибывшие тоже разлеглись на траве, разговор происходил оживленный. Все чувствовали себя отлично и были веселы. Здесь они совершенно на свободе, в полной безопасности и в гостях у радушного хозяина. – Погодите, гости дорогие, сейчас похлебка поспеет, поедим как следует и в картишки засядем, а хозяйка самоварчик согреет да чайком нас побалует. – Стуколка – дело хорошее. Только не по большой, тридцать копеек обязательная, – произнес Вьюн. – Там видно будет. Можно две стуколки устроить: одну покрупнее, а другую для мелочей. – Настенька, посмотри, не упрела ли похлебка? А пока, ребятушки, налейте-ка еще по стаканчику, – суетился радушный хозяин. Налили. Выпили. – Ночь-то, ночь, какая благодатная! Это ли не жисть! 11