Часть 5 из 11 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
После тридцати двух лет брака он все еще радовался каждой минуте с Рейн-Мари. Он знал, что если она и окажется с ним когда-нибудь на расследовании убийства, то сумеет вести себя правильно. Она всегда знает, как поступать. Всегда сдержанная, всегда знающая, что делать. Он ей доверял.
И она опять поступила правильно, отклонив приглашение.
– Я им скажу, что ты опять напился, – сказала она, когда Гамаш спросил, будет ли расстроена ее семья его отсутствием.
– В прошлый раз, когда я не смог появиться, ты, кажется, сказала им, что я в центре исправительного воздействия?
– Да, и это сработало.
– Очень печально для тебя.
– Я страдаю за грехи мужа моего, – сказала Рейн-Мари, пересаживаясь на водительское сиденье. – Не лезь на рожон, дорогой, – добавила она на прощание.
– Ни в коем случае, mon cœur[11].
Он вернулся в свой кабинет в квартире на втором этаже и посмотрел на огромную карту Квебека, занимающую целую стену. Его палец двинулся к югу от Монреаля, к Восточным кантонам и остановился у границы со Штатами.
– Три Сосны… Три Сосны, – повторил Гамаш, пытаясь найти эту деревню. – Может, она как-то по-другому называется? – спросил он себя, впервые не сумев найти нужный ему населенный пункт на этой крупномасштабной карте. – Может быть, по-французски – Trois Pin?
Нет, и такого названия тоже не было. Но это его не беспокоило, потому что найти эту деревню входило в обязанности Николь. Гамаш прошел по большой квартире, которую они купили в квартале Утремон, когда родились дети, и, хотя дети давно уже не жили с ними, место это никогда не казалось пустым. Достаточно было делить его с Рейн-Мари. На пианино стояли фотографии, книжный шкаф был до отказа забит книгами – свидетельство того, что в этом доме живут правильной жизнью. Рейн-Мари хотела повесить на стену благодарности, полученные Гамашем, но он мягко отказался. Каждый раз, когда он натыкался на благодарность в рамочке в стенном шкафу своего кабинета, он вспоминал не официальную церемонию в полиции, а лица мертвых и живых, не удостоившихся этой чести. Нет, эти рамочки не будут висеть на стенах его дома. А теперь поток благодарностей вообще иссяк – это случилось после дела Арно. Но Гамашу было вполне достаточно благодарности семьи.
Агент Иветт Николь рыскала по дому в поисках бумажника.
– Папа, ты наверняка видел его, – взмолилась она, кинув взгляд на настенные часы и отметив безжалостное движение минутной стрелки.
Ее отец замер на месте. Он видел ее бумажник. Взял его чуть раньше, чтобы положить туда двадцать долларов. Это была их маленькая игра. Он давал ей деньги, а она делала вид, что не замечает этого, хотя время от времени он возвращался домой с ночной смены в пивоварне и находил в холодильнике эклер с его именем, выведенным ее четким, почти детским почерком. Он взял ее бумажник несколько минут назад, чтобы сунуть туда деньги, но, когда раздался звонок, срочно вызывавший его дочь на службу, он сделал то, чего раньше ему и в голову не приходило. Спрятал бумажник вместе с ее удостоверением. Такой маленькой книжицей, для получения которой ей пришлось столько потрудиться. Он увидел, как она сбрасывает подушки с дивана на пол, и понял, что она перевернет всю квартиру.
– Папа, помоги мне, я должна его найти.
Она посмотрела на него глазами, ставшими огромными от отчаяния. Почему он стоит посреди комнаты и ничего не делает? Ведь сейчас наступил такой важный момент в ее жизни, момент, о котором они говорили много лет. Сколько они мечтали вслух о том, что она станет агентом Квебекской полиции. И вот это наконец случилось благодаря ее упорным трудам и, если уж говорить откровенно, ее прирожденным следовательским талантам, и она получает возможность расследовать дело в команде Гамаша. Ее отец знал про него все. Следил за его карьерой по газетам.
«Твой дядюшка Сол мог бы сейчас работать в полиции, если бы не его лень, – говорил ей отец, покачивая головой. – Сам виноват. А ты знаешь, что происходит с неудачниками?»
«Они теряют свои жизни».
Она знала правильный ответ на этот вопрос. Ей с младенчества рассказывали семейную историю.
«Дядюшка Сол, твои бабушка и дедушка. Все. Теперь ты в семье самая умная, Иветт. Мы на тебя рассчитываем».
И она оправдала все ожидания – ее приняли на работу в полицию. За одно поколение ее семья прошла путь от жертв чехословацких властей до тех, кто устанавливает правила игры. С одного конца пистолета они переместились на другой.
И на новом месте ей нравилось гораздо больше.
Но теперь от потерявшегося бумажника с удостоверением зависело, воплотится ли ее мечта в жизнь, или она потерпит неудачу, как глупый дядюшка Сол. Часы отсчитывали секунды. Она сказала старшему инспектору, что будет у него через пятнадцать минут. Это случилось пять минут назад. У нее оставалось десять минут, чтобы проехать через весь город и купить по дороге кофе.
– Да помоги же мне, – взмолилась она, вытряхивая содержимое своей сумочки на пол гостиной.
– Вот он. – Ее сестра Анжелина вышла из кухни с бумажником и удостоверением в руке.
Николь чуть не упала на Анжелину, поцеловала ее и бросилась вон, схватив на ходу куртку.
Ари Никулаш смотрел на свою любимую младшую дочку, стараясь запомнить каждую клеточку ее драгоценного лица и не выдать отвратительного страха, угнездившегося в его желудке. Что он наделал, внедрив эту дурацкую идею в ее голову! Никакой семьи в Чехословакии он не терял. Сочинил эту историю, чтобы иметь героическую ауру. Чтобы быть большим человеком в их новой стране. Но его дочь поверила в эту историю, – поверила, что когда-то были и глупый дядюшка Сол, и погибшая семья. А теперь это зашло слишком далеко. Он уже не мог сказать ей правду.
Она обняла его, клюнула в заросшую щетиной щеку. Он задержал ее, и она заглянула в его усталые, утомленные глаза:
– Не бойся, папа. Я тебя не подведу.
С этими словами она убежала.
У него лишь было время заметить, как крохотный локончик ее темных волос выбился из-за уха.
Иветт Николь нажала кнопку дверного звонка через пятнадцать минут после того, как повесила трубку. Она смущенно стояла на крыльце и оглядывалась. Квартал был привлекательный, неподалеку магазины и рестораны на рю Бернар. Утремон был зеленым районом, где обитала интеллектуальная и политическая элита французского Квебека. Прежде Николь видела старшего инспектора в управлении, он быстро шел по коридорам, всегда в сопровождении группы полицейских. Он был большой начальник и имел репутацию наставника для людей, которым повезло работать вместе с ним. Николь считала, что и ей повезло.
Гамаш быстро открыл дверь, надел твидовую шляпу и тепло улыбнулся девушке. Он протянул руку, и, мгновение поколебавшись, она пожала ее.
– Я старший инспектор Гамаш.
– Для меня большая честь.
Она открыла для него пассажирскую дверь автомашины без полицейской раскраски, и Гамаш безошибочно уловил запах кофе в бумажных стаканчиках из «Тима Хортона»[12] и еще один аромат. Бриош. Молодой агент выполнила домашнее задание. Кофе из фастфуда он пил, только расследуя очередное убийство. В его мозгу этот кофе настолько прочно был связан с командной работой, долгими часами, стоянием на морозе, влажными полями, что стоило Гамашу почуять этот запах из стаканчика, как сердце у него начинало учащенно биться.
– Я скачала предварительный доклад с места преступления. Распечатка лежит в папке сзади.
Николь махнула рукой в сторону заднего сиденья. Она ехала по бульвару Сен-Дени на шоссе, которое через мост Шамплена уходило за город.
Остальной путь они проделали молча – Гамаш читал скудный отчет, прихлебывал кофе, жевал булочку и смотрел, как фермерские поля смыкаются вокруг Монреаля, потом переходят в холмы, затем в более высокие горушки, деревья на которых щеголяли осенней листвой. Они свернули с центральной магистрали Восточных кантонов на проселочную дорогу и минут через двадцать увидели побитый знак, сообщавший им, что Три Сосны находятся в двух километрах от этой второстепенной дороги. После двух-трех минут зубодробительной езды по грунтовой дороге, похожей на стиральную доску, их ожидал неизбежный парадокс. У пруда стояла старая каменная мельница, утреннее солнышко грело ее стены из плитняка. Вокруг росли клены, березы, дикая вишня, еще сохранявшие свои хрупкие листья, словно тысячи счастливых рук махали им, радуясь их приезду. И – полицейские машины. Змеи в раю. Впрочем, Гамаш знал, что полиция – это не зло. Змея обосновалась здесь до их приезда.
Гамаш сразу же направился к собравшимся здесь взволнованным людям. Приблизившись, он увидел, что дорога уходит вниз, постепенно вливаясь в живописную деревню. Растущая толпа стояла на кромке холма. Кто-то смотрел в лес, где работали полицейские в ярко-желтых куртках, но большинство глядели на него, на Гамаша. Он видел такое выражение лица бессчетное количество раз – у людей, отчаянно ждущих новостей, которых они отчаянно не хотят знать.
– Кто это? Вы можете сказать нам, что случилось? – спросил за всех высокий человек благородной наружности.
– Прошу прощения, я еще не был на месте преступления. Как только у меня будет информация, я поделюсь с вами.
Этот ответ не устроил человека, но он кивнул. Гамаш посмотрел на часы: одиннадцать, воскресенье, День благодарения. Он отвернулся от толпы и пошел туда, куда они смотрели, – туда, где в лесу наблюдалось движение и где его ждало одно-единственное место полного покоя.
Участок вокруг тела и работающих с ним полицейских, которые наклонялись словно в каком-то языческом ритуале, был огорожен желтой полицейской лентой. Большинство из агентов работали с Гамашем не первый год, но у него всегда оставалось одно открытое место для стажера.
– Инспектор Жан Ги Бовуар, это агент Иветт Николь.
Бовуар галантно поклонился:
– Добро пожаловать.
В свои тридцать пять Жан Ги Бовуар вот уже более десяти лет был заместителем Гамаша. На нем были вельветовые брюки и шерстяной свитер под кожаной курткой, шея залихватски обмотана шарфом. Вид у него был намеренно небрежный, что гармонировало с его тренированным телом, но входило в противоречие с его напряженным состоянием. При внешней расхлябанности Жан Ги Бовуар был весьма сосредоточен.
– Спасибо, сэр, – ответила Николь и подумала: сможет ли она когда-нибудь чувствовать себя на месте убийства так же легко, как эти люди?
– Старший инспектор Гамаш, это Робер Лемье, – представил Бовуар молодого полицейского, уважительно стоявшего за полицейским кордоном. – Агент Лемье дежурил в полицейском отделении в Кауансвилле. Он принял вызов и немедленно прибыл на место преступления. Огородил его и потом вызвал нас.
– Все правильно, – сказал Гамаш, пожимая руку полицейскому. – Вам ничего не бросилось в глаза, когда вы приехали?
Этот вопрос, похоже, ошарашил Лемье, который надеялся всего лишь, что его не прогонят с места преступления и позволят остаться и наблюдать. Он никак не предполагал, что увидит Гамаша, а уж о том, чтобы отвечать на вопросы, у него и мыслей не было.
– Bien sыr, я тут видел одного человека, англичанина, судя по его одежде и бледному лицу. У англичан, как я замечаю, слабые желудки, – с удовольствием поделился он своим прозрением со старшим инспектором, хотя это откровение только что пришло ему в голову. Лемье понятия не имел, действительно ли англичане более склонны бледнеть, чем истинные франкоязычные квебекцы, но ему такое замечание показалось уместным. И еще он полагал, что англичане не имеют вкуса – одеваются как попало, и этот человек во фланелевой рубашке в клетку никак не мог быть франкоязычным. – Его зовут Бенджамин Хадли.
С другой стороны огороженного лентой участка Гамаш увидел человека средних лет, который сидел, прислонившись спиной к клену. Высокий, худой, он имел очень-очень больной вид. Бовуар проследил за направлением взгляда Гамаша и сказал:
– Это он нашел тело.
– Хадли? Владелец мельницы?
Бовуар улыбнулся. Он понятия не имел, откуда это известно его начальнику, однако Гамаш попал в самую точку.
– Да, это он. Вы с ним знакомы?
– Пока еще нет.
Бовуар поднял брови, в ожидании глядя на шефа, и Гамаш объяснил:
– На мельнице наверху есть выцветшая надпись.
– «Мельница Хадли»?
– У тебя хорошие дедуктивные способности, Бовуар.
– Это просто догадка, сэр.
Николь готова была себя лягнуть. Она ведь все время была вместе с Гамашем, но он заметил эту надпись, а она – нет. Что еще он заметил? И чего не заметила она? Она подозрительно посмотрела на Лемье. Он явно хотел понравиться старшему инспектору.
– Merci, агент Лемье, – сказала она и протянула руку, когда старший инспектор повернулся к ней спиной, разглядывая несчастного «англичанина». Лемье пожал ей руку, как она и рассчитывала, после чего Николь сказала: – Au revoir[13].
Лемье несколько секунд постоял неуверенно, переводя взгляд с нее на широкую спину Гамаша. Потом пожал плечами и ушел.
Арман Гамаш переключил внимание с живых на мертвеца. Сделав несколько шагов, он опустился на колени рядом с телом.