Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 11 из 16 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Мы с Роджером долго гуляли и вернулись поздно, – пояснила она и добавила: – Вы великолепно танцуете. – Это обстоятельство вас удивляет? Неужели я выгляжу совсем старым и дряхлым? – с шутливым отчаянием спросил Тремейн. – Нет, я имела в виду другое. Вы оказались совсем не таким, как я ожидала. Он взглянул поверх пенсне в той манере, которая придавала ему безобидный вид, хотя на самом деле сигнализировала об опасности. – Чего же вы ожидали? – спросил он и негромко уточнил: – И почему? Дени не оценила значения второго вопроса. – Не знаю, – промолвила она. – Наверное, предполагала увидеть кого-то более внушительного. Может, даже устрашающего. Я всегда вспоминаю Шерлока Холмса, когда думаю о… Она замолчала, словно осознав, куда ведет излишняя откровенность. Покраснела и притворилась, будто внимательно слушает музыку. Однако Мордекай Тремейн не собирался отступать. – Когда думаете о ком? – мягко поинтересовался он, а когда Дени не ответила, подсказал: – Может, о детективе? – Да, – неохотно подтвердила она. – Ведь вы детектив, правда? – В некотором роде. Интересуюсь криминологией, хотя и не занимаю официального положения. Но кто же, позвольте спросить, рассказал вам о моем скромном увлечении? Мисс Арден не спешила отвечать, словно хотела удостовериться, что никого не подведет, наконец проговорила: – Роджер упомянул мимоходом несколько дней назад, когда узнал, что вы приглашены на Рождество. Видел ваше имя в газетах в связи с каким-то убийством. – Известность – неизбежное следствие преступления, – вздохнул Мордекай Тремейн. – Очень жаль. Надеюсь, факт не вызвал смущения. Дени взглянула на него с подозрением, однако наполовину прикрытые пенсне глаза не выдавали истинных мыслей. – Что вы имеете в виду? – Не хотелось бы чувствовать, что мое присутствие здесь вызывает нечто похожее на… скованность. Кто, помимо мистера Уинтона, знает сей мрачный секрет? – Насколько могу судить, только Джереми. Но я ни с кем это не обсуждала. Вероятно, Ник и дядя Бенедикт тоже в курсе. – Как ваш опекун отреагировал на новость? – небрежно осведомился Мордекай Тремейн. Возникшая в ее взгляде настороженность подсказала, что он затронул щекотливую тему, однако в этот момент музыка стихла и рядом возник Роджер Уинтон. Мордекай Тремейн решил переключить внимание на Шарлотту и посмотрел по сторонам, собираясь пригласить ее на следующий танец. Трудно сказать, угадала ли мисс Грейм его намерение, однако быстрого взгляда на Джеральда Бичли оказалось достаточно, чтобы тот подоспел первым. Мордекай Тремейн улыбнулся. Шарлотта вызывала тем более острый интерес, чем яснее демонстрировала, что ей есть что скрывать. Побеседовать с ней, как только закончится вальс, ему не удалось. После короткого отсутствия в столовую вернулся Бенедикт Грейм, всем своим видом показывая, что собирается сделать важное объявление. Он остановился в центре комнаты и поднял руку, призывая к вниманию: – Из деревни пришли исполнители рождественских гимнов. Пастор привел свой хор. Решил, что нам будет приятно послушать. Идея мне понравилась, и я пригласил их войти. Так что добро пожаловать на концерт. Все направились в большую комнату и уселись напротив собравшихся возле елки артистов, тщетно пытавшихся скрыть волнение перед выступлением в «большом доме». Хотя прежние хозяева замка давным-давно покинули этот мир, дух благоговейного почтения не исчез бесследно. Певцы нервно откашливались, шаркали ногами, будто призрак феодальной власти внезапно напомнил о собственном величии. Только пастор сохранял безмятежное спокойствие. Седовласый, благодушный, сосредоточенный, он стоял перед хором, терпеливо ожидая, пока гости рассядутся. Кончики пальцев сжались в привычном жесте, с которым он каждое воскресенье слушал с кафедры старинной церкви, как прихожане поют последние строфы гимна, чтобы начать проповедь. Мордекай Тремейн догадался, что рождественский хор стал естественным продолжением хора церковного. Он принялся считать разделившихся по голосам участников: дисканты, альты, басы. Сколько же их? Семь, восемь… певцы поменялись местами, и пришлось начать заново. За пианино села немолодая дама благородных пропорций. Вместе с пастором тринадцать человек… нет, кажется, четырнадцать… Внезапно его внимание обострилось. В дальнем ряду, частично скрытое еловыми ветками, показалось знакомое лицо. Лицо того самого человека, который стоял возле дома в день приезда Тремейна. Лицо, неприятно удивившее выражением откровенной злобы. Совсем как Лорринг. Мысль явилась вслед за узнаванием и поразила очевидностью. Странно, что параллель возникла лишь сейчас. Сегодня днем профессор выглядел так, словно сердце его переполняла ненависть. Такое же выражение застыло на лице стоявшего у ворот человека. Почему? Что связывает известного ученого и деревенского хориста? Кто-то выключил верхний свет, оставив только лампу на пианино. Пастор повернулся, поднял руку, и дама призвала к вниманию напряженным вводным аккордом. Первым прозвучал старинный рождественский гимн. Умиротворенная средневековая мелодия воспарила под благородными сводами замка. Душа Тремейна отозвалась на призыв к миру, радости и доброй воле. И все же покой не приходил. Подобно закрывшим солнце тучам два злобных лица затмили сознание. Он внимательно посмотрел на незнакомца. Темнота защищала от встречного взгляда. Из дальнего ряда хора сам он наверняка казался светлым пятном, ничем не отличавшимся от других светлых пятен, обращенных в одном направлении. Однако наблюдение дало единственный результат: сейчас на лице хориста не было даже тени злобы. Он отбросил мирские мысли и полностью сосредоточился на прилежном, почти благоговейном, исполнении гимна. В очередной раз Мордекай Тремейн спросил себя, не заставляет ли излишне богатое воображение видеть то, чего в действительности не существует. Человек обладал естественным смуглым оттенком кожи, придававшим лицу несколько мрачное выражение, не связанное с ходом мыслей. Все исполнители сняли верхнюю одежду. Сейчас, лишенный плотного пальто, сказочного зимнего пейзажа и сумеречного освещения, незнакомец уже не выглядел огромным. Несомненно, во время первой встречи он постарался защититься от холода и оттого показался значительно массивнее, чем был на самом деле. Единственное, что сейчас напоминало о его размерах, – это голова: не настолько большая, чтобы вызвать удивление, но крупная и к тому же поставленная благородно и гордо. Подобную голову редко встретишь на плечах обычного сельского жителя. Рассмотреть черты лица оказалось непросто, поскольку человек стоял во втором ряду, возле елки. Густые темные волосы, широкий нос, выразительный рот. Когда он поднимал голову, тусклое освещение в сочетании с тенью на подбородке создавало впечатление короткой заостренной бороды. Во время звучания двух первых гимнов Мордекай Тремейн не отводил взгляда от темноволосого мужчины. Не приобрел ли он уверенность в себе? Не освободился ли от настороженности и не начал ли смотреть по сторонам, словно стараясь запомнить комнату? Или вел себя как обычный крестьянин, попавший в новую обстановку, но постепенно освоившийся и вернувшийся в состояние природного здорового любопытства? Так и не получив удовлетворительного ответа, Мордекай Тремейн переключил внимание на других. Бенедикт Грейм испытывал блаженство и сидел, свободно откинувшись на спинку кресла. Дени Арден слушала затаив дыхание – хористы пели слаженно, их голоса гармонично соединялись под высоким сводом. Роджер Уинтон радовался за Дени. Реакция остальных варьировалась от вежливой скуки Розалинды Марш, прикрывавшей рот украшенными перстнями тонкими белыми пальцами, до откровенного неприятия профессора Лорринга, чье лицо отражало мучительную попытку вынести все это. Тремейн медленно переводил взгляд с одного слушателя на другого. Остин Деламер пребывал в состоянии безмятежности. Сложив пухлые ручки на сытом животе, он растянулся в кресле и даже прикрыл глаза. Возможно, убаюкивающая мелодия навевала мысли государственной важности, однако внешние признаки доказывали иное. За Деламером сидели Гарольд и Эвелин Напьер. Бесцветная, не поддающаяся конкретному описанию пара. Тремейн решил, что обоим супругам слегка за сорок. Муж выглядел полноватым безобидным персонажем, немного похожим на Деламера, но без налета величия. Жена представляла собой наделенную тихим голосом тень, когда-то симпатичную и до сих пор сохранившую скромную привлекательность. Ее отличала милая привычка перед ответом на вопрос обязательно смотреть на мужа в поисках одобрения и поддержки. До сих пор Тремейн обменялся с Напьерами лишь несколькими фразами, а потому его пытливый ум пока не успел дать им четкое определение. Супруги давно жили в Шербруме, однако производили впечатление горожан, старавшихся приспособиться к деревне и все же испытывавших серьезные неудобства.
Эвелин Напьер не проявила желания обсуждать отношения с местными жителями. Впрочем, Тремейн признавал, что в данном вопросе воображение также могло завести его в ложном направлении. Сейчас, слушая рождественские песнопения, слегка поблекшая, с седыми прядями в когда-то каштановых волосах, миссис Напьер чем-то напоминала Шарлотту Грейм. В облике проглядывала та же скованность. Во время первой беседы Мордекай Тремейн использовал избитый дебютный гамбит в виде замечания о красоте деревни Шербрум. Эвелин Напьер согласилась с готовностью и даже с энтузиазмом. Решив, что она родилась и выросла здесь, он продолжил удачно найденную тему: – Корни вашей семьи уходят в глубины местной истории? Улыбка мгновенно утратила живость, а сама Эвелин потеряла естественный интерес к беседе и насторожилась. Во всяком случае, так показалось Тремейну. – Нет, – ответила миссис Напьер. – Мы живем тут не очень давно. Он деликатно смягчил тон: – Трудно представить место более удобное и живописное. Полагаю, как и большинство бывших горожан, вы стремитесь к спокойной жизни в стороне от шума и суеты? – Так и есть, – подтвердила она энергично – слишком энергично. – Мы оба устали от города. В тот момент подошел Джеральд Бичли, и Тремейн остановился на пороге открытия, которому так и не суждено было свершиться. Эвелин внезапно изменила позу. Тремейн подумал, что она ощутила на себе заинтересованный взгляд, но нет – миссис Напьер не посмотрела в его сторону, а левой рукой украдкой нашла ладонь мужа. Мистер Напьер почувствовал легкое прикосновение, улыбнулся жене и нежно сжал ее пальцы. Жест вызвал у Тремейна симпатию. Его сентиментальная душа потянулась к гармоничной паре. Романтическая вера в святость брачных уз получила долгожданную поддержку. Мордекай Тремейн посмотрел на Люси Тристам, и созерцание доставило ему возвышенное удовольствие: женскую красоту он тонко понимал и высоко ценил. Дама самозабвенно погрузилась в звуки. Она все делала самозабвенно. Не составляло труда представить ее царственное шествие по жизни – без оглядки на условности и мнение света. Возможно, из всех присутствующих Люси Тристам обладала самой яркой индивидуальностью. Полная энергии, тепла и обаяния, она относилась к редкому типу женщин, способных на людной улице покорить мужчину одним лишь мимолетным взглядом. Решив, что изучает красавицу слишком долго и пристально, Мордекай Тремейн отвернулся и сразу наткнулся на вопросительный взгляд Николаса Блейза. Секретарь улыбнулся, и в его улыбке мелькнуло одобрение. Блейз не скрывал радости, видя, что гость не теряет времени даром. Исполнение гимнов закончилось. Бенедикт Грейм произнес краткую благодарственную речь и вышел вместе с пастором и его небольшим хором, чтобы угостить исполнителей. Тремейн заметил, как в дверях хозяин замешкался и обернулся. При первой же возможности Тремейн отозвал в сторону Николаса Блейза. – Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки, – сказал тот. – Я прав? – Не совсем. – Мордекай Тремейн покачал головой. – И все же надеюсь, вы кое-что объясните. У мистера Грейма есть привычка хранить дома большие деньги? – В его комнате стоит сейф, где время от времени появляются разные суммы, однако совсем не такие, которые имело бы смысл красть, если вы об этом. – Я не сказал про кражу. Но если уж разговор коснулся этой неприятной темы… Есть ли в доме что-нибудь ценное, достойное внимания грабителя? – Да. Бриллиантовое колье. – Семейная реликвия? Заметив интерес собеседника, Николас Блейз улыбнулся. – Нет, – ответил он и добавил: – Однако кое-какими достоинствами украшение все-таки обладает. Дело в том, что оно предназначено в подарок Дени. – По какому-то особому случаю? – По случаю свадьбы. – А сама мисс Арден знает об ожерелье? – Да. Несколько раз пыталась разубедить Бенедикта. Доказывала: мол, оно слишком дорогое, чтобы служить подарком, – но когда мистер Грейм что-то твердо решил, заставить его изменить свое мнение невозможно. – Он очень любит мисс Арден, не правда ли? – Относится как к родной дочери. Наверное, вы уже успели это заметить. «Собирал» колье много лет, постепенно покупая камни и стараясь создать безупречный комплект. – Значит, это не секрет? – Если секрет, то на весь свет. Во всяком случае, в доме об этом знает каждый: Джеральд, Шарлотта, я… – А как насчет мистера Рейнера? – Да, Джереми тоже известно, – подтвердил Блейз и, вскинув брови, уточнил: – Надеюсь, вы не хотите сказать, что Джереми решил совершить кражу? – Неужели подобное предположение настолько немыслимо? – мягко осведомился Тремейн. Несколько мгновений секретарь растерянно молчал, а потом произнес: – Не то чтобы немыслимо, но, должен признаться, это не приходило мне в голову. В конце концов, для чего ему это нужно? Денег у Рейнера достаточно, а Дени он любит ничуть не меньше, чем Бенедикт, я уверен. Так зачем же лишать девушку подарка?
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!