– Он умер? – спросил я сочувственно. – О нет. Он живет и процветает, но – в другом полушарии. Он теперь в Аргентине. – В Аргентине! – вздохнул я завистливо. Я всегда мечтал побывать в Южной Америке. Я снова вздохнул и заметил, что мистер Порротт смотрит на меня с симпатией. Видимо, чуткий коротышка. – Думаете туда поехать, э? – спросил он. Я покачал головой и вздохнул: – Я мог бы поехать… год тому назад. Но был глуп. Нет, хуже! Я поддался алчности и рискнул синицей ради журавля в небе. – Понимаю, – сказал мистер Порротт. – Вы занялись биржевыми спекуляциями. Я печально кивнул, однако торжественная серьезность усатого коротышки втайне меня позабавила. – Нефтяные поля на Поркьюпайне?[6] – внезапно спросил он. Я невольно вздрогнул. – По правде сказать, я подумывал и об этих акциях, но в конце концов предпочел золотые прииски в Западной Австралии. Наш сосед глядел на меня с непонятным выражением. – Судьба! – наконец изрек он. – Какая судьба? – спросил я с досадой. – То, что я поселился рядом с человеком, который подумывал о нефтяных полях в Поркьюпайне и приисках в Западной Австралии. Скажите, какие волосы вам особенно нравятся, каштановые? У меня даже рот раскрылся, и мистер Порротт расхохотался. – Нет-нет, я не сумасшедший. Успокойтесь. Конечно, вопрос глупый, но видите ли, мой друг, о котором я упомянул, был молод, считал всех женщин ангелами, а большинство их – красавицами. Но вы человек в годах, врач и знаете, сколько в нашей жизни глупости и тщетности. Ну поскольку мы соседи, умоляю вас принять и презентовать вашей сестре мою лучшую тыкву. – Изящным движением он нырнул за забор и снова возник с гигантской тыквой в руках, которую я и принял с надлежащими изъявлениями благодарности. – Поистине, – весело воскликнул он, – я не зря прожил это утро! Я познакомился с человеком, который напоминает мне моего далекого друга. Кстати, у меня к вам вопрос. Вы, вероятно, знакомы со всеми здешними жителями. Кто этот молодой человек с темными волосами, темными глазами и красивыми чертами лица? У него этакая горделивая посадка головы и веселая улыбка. Портрет не оставлял места для сомнений. – Это, вероятно, капитан Ральф Пейтен, – ответил я. – Но прежде я его здесь не видел. – Да, он здесь давно не бывал. Он сын, то есть приемный сын мистера Экройда из «Папоротников». – Как я не догадался! – с досадой воскликнул мой собеседник. – Мистер Экройд столько раз говорил о нем. – Вы знакомы с мистером Экройдом? – удивленно спросил я. – Мы встречались в Лондоне, когда я еще практиковал. Я просил его ничего не говорить здесь о моей профессии, предпочитаю инкогнито. – Понимаю, – сказал я. Меня позабавил его снобизм. Но маленький человечек улыбался невозмутимо и почти величественно. – Я не гоняюсь за дешевой известностью. Я даже не стал исправлять местную версию моей фамилии. – Ах так! – сказал я несколько растерянно. – Капитан Ральф Пейтен, – задумчиво продолжал мистер Порротт. – Он помолвлен с очаровательной мисс Флорой, племянницей мистера Экройда! – Кто вам это сказал? – удивленно спросил я. – Мистер Экройд. Неделю тому назад. Он очень доволен, он давно желал этого, насколько я мог понять. Он даже несколько нажал на молодого человека. Что было неразумно. Молодые люди должны жениться по собственной склонности, а не по выбору своих отчимов, от которых они ждут наследства. Я окончательно растерялся. Хотя Экройд – человек, готовый оказывать покровительство людям более низкого происхождения, все же он вряд ли стал бы откровенничать с парикмахером и обсуждать с ним брак своей племянницы. Я пришел к заключению, что едва ли Порротт – парикмахер. Чтобы скрыть смущение, я заговорил наугад: – Почему вы обратили внимание на Ральфа Пейтена? Из-за его красивой наружности? – Не только. Хотя, конечно, для англичанина он очень красив, как греческий бог, по выражению ваших великосветских романисток. Нет, в этом юноше есть что-то непонятное для меня. Последние слова были сказаны задумчивым тоном и произвели на меня какое-то странное впечатление. Порротт словно бы взвешивал этого мальчика, исходя из чего-то мне неизвестного. В этот момент сестра окликнула меня, и я ушел под этим впечатлением. Каролина была в шляпке и, видимо, только что вернулась с прогулки. Она начала без предисловий: – Я встретила мистера Экройда. – Ну и? – спросил я. – Разумеется, остановилась перекинуться словом, но он спешил. (Без сомнения, встреча с Каролиной для Экройда была столь же неприятна, как и с мисс Ганнет. Даже, пожалуй, неприятнее, потому что от Каролины труднее отделаться.) Я его сразу спросила о Ральфе. Он очень удивился – он не знал, что мальчик здесь. Он даже сказал, что я, верно, ошиблась. Я, представляешь! – Смешно, – сказал я, – он должен бы лучше знать тебя. – Тогда он сказал мне, что Ральф и Флора помолвлены. – Я знаю, – перебил я со скромной гордостью. – От кого? – От нашего соседа. Каролина, видимо, заколебалась, точно шарик рулетки между двумя номерами, но тут же преодолела искушение: – Я сказала мистеру Экройду, что Ральф остановился в «Трех кабанах». – Каролина, – сказал я, – тебе никогда не приходило в голову, что твоя манера все рассказывать может наделать много бед? – Чепуха! – сказала моя сестра. – Люди должны все знать. Я считаю, что это мой долг. Мистер Экройд был мне очень благодарен. – Ну-у, – произнес я, за неимением ничего лучшего. – Он, по-моему, пошел прямо в «Три кабана», но Ральфа там не нашел. – Неужели? – Да, потому что, когда я возвращалась лесом… – Лесом? – удивился я. Каролине хватило совести покраснеть. – Такой чудесный день! Я решила прогуляться. Леса так прекрасны в их осеннем уборе! Каролина не любит леса в любом уборе, считая, что там сыро и на голову сыплется всякая дрянь. Нет, в лес ее завлек инстинкт мангусты: это единственное место в Кингз-Эбботе, где можно поговорить с кем-нибудь, не боясь чужих ушей. Лес, кстати, граничит с «Папоротниками». – Ну, словом, я шла лесом и услышала голоса… – Каролина умолкла. – Ну? – Один я сразу узнала – это был голос Ральфа Пейтена, а второй был женский. Конечно, я не собиралась подслушивать… – Конечно, – вставил я саркастически. – Но что мне было делать? – продолжала Каролина, не заметив моего сарказма. – Женщина что-то сказала, я не расслышала что, а Ральф ответил сердито: «Моя милая, разве не ясно, что старик наверняка оставит меня без гроша? За последние годы я ему изрядно надоел. И теперь достаточно пустяка, чтобы все полетело к черту, а нам с тобой нужна звонкая монета. Я буду богат, когда старик окочурится. Он скаред, но денег у него куры не клюют. И я не хочу, чтобы он изменил свое завещание. Не надо волноваться и не надо вмешиваться, я все улажу». Это его подлинные слова. Я помню точно. К несчастью, в этот момент я наступила на сухой сучок, и они сразу начали шептаться и ушли. Я, конечно, не могла бежать за ними и поэтому не знаю, с какой женщиной он был. – Вот досада! – сказал я. – Но ты, наверное, поспешила в «Три кабана», почувствовала себя дурно и прошла в буфет, чтобы подкрепиться капелькой коньяка, а заодно убедиться, на месте ли обе официантки. – Это не официантка, – твердо сказала Каролина, – я бы сказала, что это Флора Экройд, только… – Только в этом нет никакого смысла, – докончил я. Моя сестра начала перебирать окрестных девушек, рассматривая все «за» и «против». Воспользовавшись паузой, я бежал. Я решил зайти в «Три кабана», так как Ральф, вероятно, уже вернулся. Я близко знал Ральфа. И понимал его лучше, чем кто-либо другой в Кингз-Эбботе: я знал его мать, и мне было ясно многое, чего другие в нем не понимали. В некотором отношении он был жертвой наследственности. Он не унаследовал роковой склонности своей матери, но у него был слабый характер. Как справедливо заметил мой утренний знакомец, он был необычайно красив. Высокого роста и безукоризненного сложения, темноволосый, как и его мать, с красивым смуглым лицом и веселой улыбкой, Ральф Пейтен был рожден, чтобы очаровывать, что ему легко удавалось. Ветреный, эгоистичный, он не отличался твердыми принципами, но тем не менее был на редкость обаятелен и имел преданных друзей. Обладал ли я влиянием на мальчика? Я полагал, что да. В «Трех кабанах», узнав, что капитан как раз вернулся, я вошел к нему в номер, не постучав. На минуту я заколебался, вспомнив о том, что слышал и видел, но опасения, что он мне не слишком обрадуется, оказались напрасными. – Доктор Шеппард! Как приятно! – Он шагнул мне навстречу, протягивая руку. Улыбка осветила его лицо. – Вы единственный человек в этом проклятом месте, кого я рад видеть. – Чем провинилось это место? – удивился я.