9-го класса „А“ школы № 75, 1991-го года рождения, пропала без вести… оперативно-розыскные мероприятия… если вы где-нибудь встречали разговаривали, видели одну или в компании подозрительных людей, незамедлительно сообщите в ближайший отдел МВД…». Телефоны, адреса. Дальше шла информация о других исчезнувших девушках, краткая сводка с датами и предположительными местами совершения преступлений. «Грубила, и все провоняла сигаретами своими, или травами какими, а слова поперек ей не скажи, своенравная девка-то», — вспомнил Турка последний разговор с двоюродной теткой Коновой. Он тогда еще мусор ей помог вынести. Закинул пакет в бак, а там копался бродяга. Он попросил у Турки мелочи, а потом поздравил с наступающим Новым годом. — Наткнулась, прочла, — вздохнула Аня. — И решила попробовать помочь. Все равно мы ничего не теряем. Только потом, выгорит что-то или нет, надо обсудить всю имеющуюся информацию. А вообще… лучше бы тебе сообщить все, что ты знаешь о Лене, в милицию. Ты ведь в последнее время с ней много общался. Это помогло бы следствию. — Я и сам хотел, — кивнул Турка. — Да я только вот узнал, что дело открыли. И то, со слов классухи. Может, не открыли ничего вообще… — Ладно, выясним. Синяки, если что, ненастоящие. Я чуток загримировалась. Если тетушка будет дома, то надеюсь, что даже ее каменное сердце тронет мой спектакль. Кстати, кто там рядом живет? Вдруг кто-то другой выйдет. — Там рядом жирдяй один живет, алкаш по виду, — пожал плечами Турка. — А больше не знаю. — Еще один аргумент в пользу перцовки, — хмыкнула девушка. — Ладно, давай ты первый иди, поднимись этажом выше, и жди. Пятый этаж, квартира тридцать два — верно? — Да. А тетку вроде зовут Галей. Но ты об этом не знаешь. Встречаемся потом здесь же, в беседке. Только это ведь пятиэтажки, я на одну квартиру ниже буду ждать, ну ту, которую типа ты посмотреть хочешь. Задаешь ей вопросы… Слушай, а если она ничего не скажет? Вдруг пошлет тебя? — Ну, пошлет и ладно, — улыбнулась Аня. — Значит, мы ерунду затеяли. Давай так: если мне нужно будет отвлечь внимание тетушки, я тебя наберу. Позвоню на мобильный и сброшу. А ты рванешь к хате и постучишь в дверь или потрезвонишь. Ну так, чтоб отвлечь. Только желательно потянуть время, понял? — Она же меня знает, уже запомнила. Как я тебе время потяну? — Ну, придумай что-нибудь. Если она все время будет тереться возле меня… Ну ты понял. — Ага. Глава 7. ИНТЕРЕСНАЯ НАХОДКА Андрей Викторович вел машину автоматически, не замечая дороги. Крутил баранку, переключал скорости. В данный момент он уже немного успокоился и погрузился в привычную отстраненную задумчивость. Мелкие капли дождя, падающие на лобовое стекло, гипнотизировали. Тут тень метнулась прямо перед капотом, и преподаватель изо всех сил вдавил педаль тормоза в пол. Послышалось глухое «тук». Сердце тут же похолодело, подтянулось к горлу. Он глянул на побелевшие пальцы, сдавливавшие руль — чужие пальцы. Нет, кисть его, вот же сбитые о скулу хулигана костяшки кулака. Вот теперь приехали. Историк вывалился на проезжую часть. Людей нет, машин нет, еще толком от школы не успел отъехать. Сапожок под колесом. Его пронзило резкое дежа вю. На мгновение зимние сумерки потускнели, будто солнце разом село и наступила ночь. Сбоку пестрела граффити огромная трансформаторная будка, чуть дальше высились многоэтажки. Он сбил человека. Только этого еще не хватало. Губы пересохли. На подгибающихся коленках историк обогнул машину. Прямо на асфальте сидела ошалевшая девочка с разметавшимися блондинистыми волосами. Историк бросился к ней, бедняжка подняла голову и всхлипнула: — Ой… Больно. — Где? Сильно болит? Когда девочка откинула крашеную прядь со лба, он замер на мгновение. Знакомое лицо, только недавно видел эту ученицу в своем классе. Как многие преподаватели, Андрей Викторович имел отличную память на лица. — Нога, вроде… не так уже. — Встать сможешь? Попробуем? — Давайте, Андрей Викторович. Помогая девчонке встать, историк лихорадочно вспоминал, как же ее зовут — с фамилиями пока было сложно, несколько классов, как тут упомнить. Если это девятый «А», то у них в верхней части списка есть девочки, в нижней тоже. Отличница… Слютина — внизу, получается. Значит, это Воскобойникова? Историк посадил морщащуюся девчонку на пассажирское сиденье, обежал передок видавшего виды «Опеля» и плюхнулся за руль. Нет, нет. Допустить такой ситуации, как на прежнем месте, он не может, иначе рискует лишиться работы навсегда. — Почему ты тут, как так вообще вышло? Сильно болит нога, может, в больницу надо? — Домой иду, — пожала плечами Воскобойникова. — Нет, в больницу не надо. Кстати, я вам кресло испачкаю, — она виновато улыбнулась и дернула плечом. — Ну что ты! Кресло! Главное, что сама цела. Я только и увидел, как тень мелькнула… — Он говорил, а сам лихорадочно соображал, во что это может вылиться. Вспомнил намеки Сергея Львовича: «все мы знаем, как девичье тело может затмить разум». И конечно, директор в курсе истории с прежнего места работы. Он повернул голову. Воскобойникова смотрела на него с любопытством и легкой тревогой. Наверное, так смотрят на охотника только-только подросшие детеныши оленей. — Вы чего? Заглох мотор? Андрей Викторович протолкнул по горлу комок, кивнул и еще немного помучил зажигание. Двигатель чихнул и завелся, в салон проник запах бензина. — Переволновался я просто, — сказал он. — Точно все в порядке? Куда тебя везти, где ты живешь? — На Оганова. — И ты аж туда пешком ходишь? — историк бросил взгляд на коленки ученицы, обтянутые колготками. Туда смотреть ему точно нельзя. Вот почему они все взрослеют так рано? И к этому невозможно привыкнуть. — Ходьба полезна для фигуры, — улыбнулась Воскобойникова, разглаживая оборки юбки. Притом выглядело это так, будто она… ласкает себя? На лбу у Андрея Викторовича выступил пот, он сосредоточился простых действиях, которые любой заядлый водитель делает, не осознавая. Пропустил «Ауди», тонированную и сплошь забрызганную грязью. — Да вы не волнуйтесь, все нормально, уже не болит. — Хорошо, что не болит. Ты там и через сквер одна идешь? Слышала же, что сейчас в городе происходит. — Ой, я думаю, это все выдумки. Касательно Коновой… Она же из нашего класса, ну вы помните, да? Типа пропала. Я ее не очень-то знаю, мы не общались особо, но что я могу сказать? Лена и раньше куда-то пропадала, еще почему-то говорили, что ездила во Флориду. Бред же! Она загуляла, скорее всего, может… кхм… Ладно, не будем озвучивать. В общем, Конова совсем не паинька, если вы понимаете, о чем я. Будет смешно, если ее вот так объявят в розыск, а она просто решила где-нибудь отметить Новый год, да там и застряла. — Я читал, что Конова пропала за несколько недель до Нового года, — ответил историк. Воскобойникова заметила, что тональность голоса Андрея Викторовича поменялась, и хихикнула, осознавая, что быть может, он такой ошалевший не только потому, что чуть не сбил ее. Что если это она так действует на него?.. От таких мыслей и без того искусанные ветром щеки покраснели. Алина смущалась встречать взгляд историка — такие синие глаза! — Ну да. Может, заранее уехала куда-нибудь. У нас с ней один парень встречался из класса… Артур Давыдов. Интересно, его уже допрашивали? Может, он что-нибудь знает. Он раньше сам хулиганом был, а в последние полгода типа встал на путь исправления. Я вот думаю, а что если он маньяк и есть? Они ведь такие, — Воскобойникова окинула взглядом преподавателя и покрутила пальчиками. — Строят из себя хороших, а на самом деле — нет. Втираются в доверие, а потом убивают. Ой, я вам тут рассказываю такое, извините! Воскобойникова наклонилась, потом бросила взгляд на заднее сиденье. Преподаватель почему-то в этом движении уловил тревогу и посмотрел в зеркало. В отражении он увидел всякое барахло позади и дипломат. Во рту внезапно пересохло, и странное предчувствие пощекотало вспотевшую спину. Он отлепился от спинки кресла и кашлянув, заговорил: — Что ты, наоборот, хорошо. Мне же надо вникнуть, я новенький своего рода. Преподаватели тоже рассказывают, но… ученики всегда друг о друге знают больше. Правда, обвинять вот так молодого человека не стоит. Хотя… всякое бывает, ты права. В тоне историка проскользнули заискивающие, чуть ли не подхалимские нотки, причем говорил он так неосознанно, как будто что-то заставляло его — инстинкт? Разумом преподаватель мог найти тысячу причин, по которой девчонка будет смущаться в компании взрослого мужчины, тем более преподавателя. Уж не оставил ли он на заднем сиденье что-нибудь эдакое? А может, на полу валяется, а он не видит… Вроде бы, ничего постыдного или компрометирующего забыть не мог… Андрей Викторович уже жалел, что под колеса ему попала именно Воскобойникова, которая, видно, знатная сплетница. А еще он вспомнил, как ученица глазела на него. Ни один урок не проходил без того, чтоб она не облизывала обильно смазанные блеском губы, не наклонялась за уроненной ручкой, не тянулась через парту, чтоб заглянуть в журнал, открывая взору вполне сформировавшиеся девичьи прелести. Почему так выходит, Андрей Викторович понимал. Бороться с природой созревающих девушек еще бесполезнее, чем с хулиганами. Последних, по крайней мере, можно вышвырнуть из класса. Здесь же нужно просто отводить взгляд, делать вид, что не понимаешь намеки, отшучиваться, держать дистанцию. Ведь не проведешь же инструктаж или беседу о том, в какой одежде ученицы должны посещать его уроки, как должны себя вести. Сразу заклеймят извращенцем, скажут, что ничего такого даже в мыслях не держали. И будут правы, потому что происходит все на инстинктивном уровне — позирование, и ответная реакция на него. Теперь же Воскобойникова вполне освоилась в салоне «Опеля». Щебечет, ерзает по сиденью, и совсем не вспоминает о «чудовищной травме». Ерзает как-то уж слишком нарочито. А, она же в лужу села, наверное, вымокла вся. — Вам нравится работать в школе? — услышал Андрей Викторович в потоке ерунды. Остановившись на светофоре, он повернул голову и улыбнулся Воскобойниковой: — Очень даже. Трудно объяснить, почему. Историю я люблю, мне интересно о ней рассказывать, даже если меня никто не слушает, — он усмехнулся. — Обществознанию сейчас уделяется мало времени, как и психологии, например. А мне кажется, что в нынешнем обществе эти два предмета куда важнее, чем, например, геометрия или математика. Ну, мое скромное мнение, если что. — Слышала бы вас сейчас Дина Алексеевна! — захихикала Воскобойникова. Он тоже улыбался, перестраиваясь в другой ряд. Дворники скрипнули, размазывая капли по стеклу. Рядом проревела облепленная коричневой «шубой» маршрутка. «Опель» съехал с кольца вправо и занял крайнюю полосу. — Ну а хулиганы? Разве приятно выслушивать всякий бред каждый день? Я на вашем месте убила бы Шульгу. И других. У меня бы выдержки не хватило. Хотя, судя по вашему кулаку, сегодня вас довели. — Как видишь, — историк смутился, но убрать куда-нибудь руку не мог. — Переклинило. — До вас была учительница, Зинаидка… Зинаида Ивановна. Ее так доводили, что однажды она упала. И представьте, ребята продолжали ржать, а мы с девочками тут же к ней подскочили, а она без сознания лежит. Инфаркт — увезли ее. Она занижала оценки, кричала постоянно, но все равно — разве так можно с человеком? — Мне вроде говорили, что до меня вела молоденькая учительница… — А, ну она была вот, недавно, — слегка поморщилась Воскобойникова. — Мария Владимировна совсем немного проработала, а Зинаида Ивановна — всю жизнь в этой школе. Можете вот за тем поворотом меня высадить? А то вам дальше неудобно будет разворачиваться. — Давай уж до подъезда довезу. — Там просто выезжать с другой стороны… — Ну ничего страшного. Или ты боишься, что я узнаю, где ты живешь? — Да, очень боюсь! — засмеялась Воскобойникова. — Особенно если учесть, что в классном журнале есть все адреса и телефоны учеников. Девчонка притихла, вытащила мобильник. Андрей Викторович поиграл желваками. Он не мог бы сказать почему, но его охватило странное предчувствие, которое уже бывало и раньше. Томительное волнение. Может, из-за рассказа о Зинаиде Ивановне, которую увезли с сердечным приступом. Может, из-за точеных ножек. Он бросил взгляд в зеркало заднего вида и тут же отвел взгляд. Воскобойникова ведет так себя специально, он просто не должен вестись на провокацию. Слишком широко раздвинула ноги, так что видны проступающие сквозь колготки трусики. Просто молчи, больше ни слова. Вот уже и двор. Хриплым голосом историк спросил: — Где-то здесь? Или дальше?