Скажи что-нибудь, обними и поцелуй при всех. Продемонстрируй всем, что я нужна тебе и что ты хочешь меня! Напомни, как тяжело тебе отказать, когда ты так настойчив! Но, кажется, я в один миг перестала существовать для этого мужчины. - Типа того, - холодно проронил Горецкий, беря со стола бутылку виски. – Ты опоздал на основную часть цирковой программы. Если бы мне на голову надели целлофановый пакет и придушили им, мне было бы не так отвратительно тошно. Вот и всё. Мыльный пузырь, который я незаметно для самой себя наполнила воздухом, лопнул. И когда я только успела так проникнуться этим мужчиной?.. Ведь ничего кроме тотального контроля, насмешек и сексуального домогательства я от него не видела. Наверное, в этом и заключается стокгольмский синдром. Потерянной девочке уделяют удушающую тонну внимания и постоянно находятся рядом. И ей кажется, что за всем этим кроется нечто большее. А на самом деле ни хрена там нету! Только похоть и просчитанная тактика. Откинув голову, я сглотнула вязкую слюну и медленно закрыла глаза. Разочарование и боль – лучшие катализаторы. С их помощью выделяется лошадиная доза безразличия. А безразличная девушка способна на многое. - Но зато, Марк, ты успел на финал циркового представления, – грациозно расправив плечи, медленно приблизилась я к мужчинам. Повернув голову, Горецкий одарил меня тяжелым взглядом медведя, которого побеспокоила надоедливая белка. Ты еще ответишь за это… - Запомни. Никогда. И ни за что. Я. Не стану. Твоей, - приподнявшись на цыпочках, тихо прошептала я Горецкому на ухо. Широкие плечи напряглись. - Поэтому можешь засунуть свое фальшивое кольцо себе в задницу и больше никогда не смей подходить ко мне ближе, чем на метр, - каждое слово давалось мне с диким трудом, будто я вручную высекала их на граните, но вместе с тем я чувствовала невероятное освобождение. - А ты уверена, что не пожалеешь об этом, Аронова? – взглядом Горецкого можно было плавить металл. Серая обжигающая лава. Облизав губы, я рассмеялась. Громко, звонко, от души. Да вся моя гребаная жизнь состоит из поступков, о которых я жалею до спазмов в горле! - Иди на хуй, - четко выговаривая каждую букву, с широкой улыбкой ответила я. Это был крик души. Мне хотелось сжаться в комок и реветь от бессилия, но я не могла позволить себе такую роскошь. Не средиэтихлюдей. - Ох, ёбушки-воробушки! Вот это, я понимаю, страсть! – запричитал Олег, хватаясь за бутылку и разливая крепкий напиток по бокалам. – Пойдемте-ка лучше к столу, немного остынем и выпьем за мир во всем мире! Все присутствующие, сделав вид, что ничего из ряда вон не произошло, переговариваясь, дружно потянулись к столу. А мы с Горецким так и продолжали стоять, сверля друг друга ненавидящими взглядами. - Хочешь свалить? – прищурившись, процедил мужчина. – Как обычно сбежать от проблемы, задрав свой очаровательный курносый носик? Казалось, его выводит из себя мое присутствие, взгляд, запах – вся я. - А в чем проблема? – усмехнулась я, чувствуя, как болезненно натягивается пересохшая на губах кожа. – Планируешь продолжить цирковое представление? Поверь мне, интереснее уже не будет. Самое время объявлять конец и опускать занавес. А мне пора возвращаться в свой личный ад… Челюсть Горецкого напряглась. - Этооноставил следы на твоем теле? Я сразу поняла, о ком речь. Марк стоял у стола и, щурясь от солнца, задумчиво смотрел на нас. Ветер трепал его черные волосы и ворот расстегнутой рубашки. И я поймала себя на мысли, что этот мужчина причинил мне гораздо меньше боли, чем Руслан. Хотя душил и избивал меня именно он. - Даже если и так, тебе не все равно? – пожала я плечами. Это показное равнодушие давалось мне нелегко. - ЭТО ОН? – Руслан даже не повысил голоса, но я вздрогнула всем телом. - Да, - цепенея, выдохнула я. – И что дальше? Ты набьешь ему морду? Перестанешь с ним общаться? Что?! Глаза щипало от слез, горло саднило. Но я держалась. Держалась ровно до тех пор, пока не услышала ровное и уверенное: - Нет, детка, я просто покажу тебе, где выход, и продолжу веселиться. Глава 26 На нашем лице более пятидесяти мышц, отвечающих за мимику. И очень сложно удержаться и не дрогнуть ни одной из них, когда тебя с размаху пинают ногой в живот и плюют сверху. А именно так я себя и чувствовала, когда Горецкий сказал то, что сказал. - Можешь начинать. Выход я найду сама, - с трудом шевеля одеревеневшими губами, хмыкнула я. Внутренности жгло и выкручивало от злости на саму себя, подпустившую Горецкого слишком близко. Но это даже хорошо. В злости гораздо больше силы, чем в отчаянии и тоске. Только злость вытягивала меня из таких депрессий, после которых люди оказываются в ванной, полной собственной крови. Отвернувшись от Горецкого, я схватила со стола чью-то пачку сигарет с зажигалкой и направилась к перилам. Я не курила ни разу в жизни. Но именно сейчас мне нужно было ощутить тошнотворный вкус никотина во рту, чтобы перебить горечь разочарования и послевкусие поцелуев Горецкого. Щелкнув зажигалкой, я несколько секунд, как завороженная, следила за синеватым огоньком, а потом медленно затянулась, чувствуя, как приятно кружится голова. - Поделишься сигареткой? – раздался за спиной голос Сергея. Не глядя на мужчину, я протянула ему пачку. - Не ожидал, что такая молоденькая спортивная девушка увлекается курением, - усмехнулся Сергей, делая жадную затяжку. В его голосе не было ни капли осуждения. Я расслабленно выдохнула дым наверх, кайфуя от того, как туманится реальность вокруг. - К сожалению, картинка очень часто не совпадает с содержанием, - тихо проговорила я, разглядывая серое рассеивающееся облачко.