Я не была в больницах с тех пор, как безвременно скончалась мама, и забыла, каким клаустрофобным может ощущаться горе. Но легкие и так были словно заперты в клетке с той минуты, как я отъехала от дома Ксавье Линча. Меня преследовала мысль, что все эти месяцы Аманда убегала от человека, которого не было в живых. По крайней мере, по заверениям Ксавье Линча. Не то чтобы я собиралась поверить ему на слово. Казалось, он совершенно уверен, однако от него исходила явная угроза. Может, он вообще выдумал всю эту историю от начала до конца и на самом деле он-то и есть отец Аманды. Если же Ксавье Линч сказал правду, то ее очень трудно переварить. Аманда явно считала, что и ее отец, и Кэролин живее всех живых. Она писала об обоих в последних своих дневниках. В одной из записей Аманда во всех подробностях описала, как Кэролин пришла к ней в гости в дом на Центр-Слоуп. Или же она настолько глубоко погрузилась в воображаемый мир, и ей ужасно хотелось в это верить? Меня тошнило при мысли о произошедшем, когда я припарковалась на потрескавшейся, заросшей сорняками парковке рядом с офисом начальника канцелярии округа. После долгого обмена любезностями и пространной вежливой беседы крошечная старушка в кабинете внутри кирпичного здания наконец подтвердила, что Уильяма Линча и правда убила его собственная дочь двенадцать лет назад после того, как он лишил жизни девушку по имени Кэролин Томсон, лучшую подругу Аманды. В тюрьму никто не отправился, поскольку виновная — Аманда Линч, как сообщила мне старушка громким театральным шепотом, видимо, ради соблюдения конфиденциальности — по заключению суда защищала свою лучшую подругу. Итак, отец Аманды и правда был мертв. Как и ее лучшая подруга Кэролин. После визита в канцелярию я сидела под палящим солнцем и пыталась нагуглить хоть что-то, что могло бы дать понимание, каким образом Аманде удалось полностью стереть из памяти травмирующий эпизод и что галлюцинации говорят о ее психическом состоянии. В старых дневниках Аманды Кэролин всегда оказывалась в гуще событий. Не это ли произошло и в ту страшную ночь много лет назад? Что, если Кэролин с риском для жизни бросилась на выручку Аманды и в итоге погибла? Если верить ненадежным интернет-источникам, у галлюцинаций Аманды могло быть множество причин: шизофрения, биполярное расстройство, психотическая депрессия. Некоторые болезни были серьезнее, чем другие, некоторые могли повлечь эпизодические приступы, а иные могли так сильно подорвать мышление Аманды, что даже странно представить, что она оставалась настолько работоспособной. Но я нашла то, что подходило под описание: бредовое расстройство. Если верить сайту медицинского факультета Гарварда, на котором я в итоге оказалась, человек, страдающий от бредового расстройства, «цепляется за ложные представления о действительности, несмотря на наличие явных доказательств обратного… В отличие от шизофреников, такие пациенты не имеют проблем в повседневной жизни и не проявляют никаких странностей, кроме поведенческих отклонений из-за иллюзорного контента». Чертов Зак! Могла ли я с уверенностью заявить, что любой нормальный муж, которому не плевать на жену, заметил бы, что Аманде нужна помощь? И что ее даже можно было спасти от того ужаса, который произошел в последний день ее жизни? Нет, кому-кому, но не мне такое говорить. Я даже не могла утверждать наверняка, что Аманда действительно страдала от бредового расстройства, и уж тем более что это как-то связано с ее смертью. Но при мысли о том, какой трагически одинокой была Аманда, у меня болело в груди. — Я к Милли Фабер, — сказала я дежурной медсестре. Та изучила список пациентов. — Палата шестьсот три. По коридору и налево, — сообщила она, не поднимая головы. Я прошла по тихому коридору. Тишина казалась даже хуже толп больных. По крайней мере те пациенты были в состоянии передвигаться. А здесь все, похоже, были прикованы к постели. Как могло получиться, что еще вчера Милли была бодрячком, а сегодня оказалась в палате для тяжелобольных? С другой стороны, моя мама прошла путь от совершенно здоровой до совершенно мертвой за несколько секунд. Да и Милли, если честно, не казалась совсем уж бодрячком. Я тихонько постучала, открыла дверь с номером 603 и с облегчением увидела, что Милли, вытянувшись по струнке, сидит в кресле с ноутбуком на коленях, а на грязноватом линолеуме разложены бумаги. На ней была темно-синяя блуза, а не больничная ночнушка, и за эти сутки она не потеряла все свои волосы и не сбросила еще пару килограммов. — Тебе обязательно это делать? — спросила я. — Делать что? — хрипло спросила Милли, не отрывая глаз от экрана ноутбука. Но ее лицо просветлело в тот же момент, как она услышала мой голос. — Работать. Она пожала плечами: — Тут или работать, или волноваться. Лучше чем-то заниматься. Чем дольше я вглядывалась в Милли, тем хуже она выглядела. — Все серьезнее, чем ты мне говорила, да? Милли нахмурилась, уставившись в ноутбук. Она помолчала еще минуту, а потом наконец посмотрела на меня. — К тому моменту, как рак обнаружили, он уже дал метастазы. В легкие, в кости и в печень. Троекратное «везение». Уникальный случай. Мне повезло. — Милли, черт побери! — Я уселась на подоконник. — Мне так… Милли подняла руку: — Ты же знаешь, мне не хочется, чтобы меня жалели. А вот чего мне хочется, так это поговорить, какую глупость ты совершила, когда поперлась туда. Мне казалось, мы обо всем договорились? — Поперлась куда? Она нахмурилась: — Ну, давай хоть в лицо мне не врать. Сэм мне все рассказал. — Сэм? — переспросила я. — У тебя даже телефона его нет. — Я проходила утром мимо вашего дома по дороге сюда, — безо всякого выражения сообщила она. — Прям как чувствовала, что ты в самоволке. Я же детектив, не забыла? Сэм знал, что я поехала в Сент-Коломб-Фоллс. Я же выдала ему это как угрозу: если со мной что-то случится, то ты будешь виноват! Во всем теперь виноват он. — И что именно сказал тебе Сэм? Милли положила какую-то папку себе на колени и накрыла ее ладонями. Руки стали костлявыми — руки старой женщины. — Что ты поехала на север штата поговорить с отцом той погибшей девушки. Которого, если я не ошибаюсь, ты подозреваешь в ее убийстве. — Она подняла брови. — Но этого Сэм не знал. Казалось, он слегка недоумевал, почему ты вообще помогаешь не пойми кому в деле об убийстве. Похоже, он вообще многого не знает. Но он милый парень. Общительный. — Что это значит? Она что, застукала Сэма пьяным уже в полдень? — Ну, помимо прочего Сэм понятия не имел, кто я вообще такая. — Она вскинула подбородок и устремила на меня взгляд воспаленных глаз. Я пошевелила губами, пытаясь что-то сказать. Но что? Пожалуйста, только не сейчас? Пожалуйста, только никогда? Милли, видимо, заметила панику в моих глазах. Ее лицо смягчилось. — Ладно, — продолжила она. — Я могла бы отложить всю эту ерунду, если бы ты мне сказала, что поедешь туда одна. — Это не могло ждать, — ответила я, жестом обвела палату. — И это нельзя отложить. — Все всегда может подождать. Поверь мне. Этот парень не стоит того, чтобы рисковать жизнью. — Это не могло ждать, — повторила я. — Ради меня же. — Что это значит? Я сделала глубокий вдох. Прятаться негде. — Зак Грейсон вынудил меня работать на него. Угрожает раскрытием компрометирующей информации, если я не останусь, пока его не освободят. — Серьезно? — Серьезно. — Ну так скажи ему, чтоб шел на три буквы! — закричала Милли. — Ты же знаешь, как работает шантаж? — спросила я. — Говоришь шантажистам, чтобы шли на три буквы, а потом они делают всякие гадости, которые ты не хочешь, чтобы они делали. — Погоди, это из-за… — Нет. Об этом Зак не знает. По крайней мере, по моим сведениям. — А что он тогда мог вообще нарыть на тебя? — Она фыркнула и, помолчав, вдруг подалась вперед, снова приподняв брови. — Стоп! Ты ведь не ходила на всякие там секс-вечеринки? Я покачала головой: — Все дело в Сэме. Он… алкоголик. — Слово больно царапнуло горло даже сейчас. — Отсюда все проблемы. Остальное берет начало отсюда. Сэм по пьяни попал в ДТП, на него подали в суд, и теперь мы должны целую кучу денег. Я солгала о своем финансовом положении, когда заполняла декларацию при приеме на работу в «Янг & Крейн», поскольку переживала, что они меня не возьмут. А нам ужасно нужна эта работа, чтобы выбраться из долгов. Разумеется, меня уволят, если Зак им расскажет. Меня лишат лицензии. Карьере конец. — Вот же ублюдок! — Молли с отвращением покачала головой. — А как, черт побери, он это выяснил? Я пожала плечами: — Кто ж знает. Другие детективы? — Готова поспорить, им-то он платит. — Она улыбнулась. Вошла медсестра, неся на подносе иголки и маленькие бутылки с лекарствами. Она поставила поднос на тумбочку рядом с Милли и, не глядя никому из нас в глаза, начала суетиться, методично подсоединяя всякие трубочки. — Готовы начать в десять, дорогая? — спросила она у Милли, ее голос на две трети был механическим, а на треть поистине добрым. — А то! Сейчас только закончу со своей подругой. — Конечно, дорогая, — рассеянно отозвалась медсестра, когда у нее зажужжал телефон. — Я скоро вернусь. Она поторопилась в коридор, уже прижимая трубку к уху. — Ладно. Я скоро придумаю, как разобраться с Заком Грейсоном, — сказала Милли, когда медсестра вышла. — А пока расскажи, что тебе удалось выяснить. Ты добыла отпечатки? Не хочу потакать такой бестолочи, как ты, но как только я выяснила, что ты поехала туда, я связалась с лабораторией и выбила из них согласие провести еще один сравнительный анализ в срочном порядке, как только у нас будет образец. Только один, может быть, с отпечатком на стене, может, с тем, что на сумке. Но по крайней мере они согласились выставить счет постфактум. Мне нужно только позвонить и дать отмашку. — А как же Винни? Милли отмахнулась: — Всего-то один образец. Он переживет. — Ты ему не сказала. — Пока нет.