Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 7 из 38 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Да ты мне расскажи, что люд московский говорит, Колотуша о чем вещает! — попросил Егор. Не то, чтобы у него было задание от государя собирать информацию. Парень уже понял, что и такие сведения собираются по Москве и иным городам, но это делают другие люди. На самом деле, Егору было важно, что он уж точно на правильной стороне, что государь, которого он начинает искренне уважать и даже почитать, любим народом. Это ощущения сродни с теми, когда сыну приятно слышать от чужих людей, что его отец, на самом деле, геройский, правильный. — Так говорят, что молиться стал часто государь, да примирил патриархов. То в народе ценят. Окромя того, ждут, что Юрьев день введет, да свободу даст. Устали люди от войн, потому многие желали бы примирения Димитриев. Невдомек людям отчего не признать нашему Димитрию того, могилевца, да приставить к службе. Там и внук Ивана Великого Петр Федорович, так и того нужно приветить по-родственному, царя-Шуйского отправить воеводой в Вятку. Так и кровь более не прольется, всем добре будет, согласие… — Милка замялась. — Иные говорят, что на кол всех бояр посадить, что они окромя заговоров ничего и не делают, такие також есть на Москве. Говорят, что бояре повинны оборонять, а по русской земле и ляхи и уже свеи насильничают, да и казаки грабят. Милка замялась. В их, уже семье, было не принято вспоминать те особенности знакомства, что имели место в деревне Демьяхи. Тогда погиб отец, брат, да вся, наверное, деревня была уничтожена. Саму Милку снасильничал казацкий сотник. А тут она сама говорит о казаках и их бесчинствах. Стук в дверь снял неловкость с лица Милки, которая корила и ругала себя, что пошла под венец, да за любимого, но не смогла сберечь себя для мужа. Безусловно, за ней не было никакой вины и девушка оказала сопротивление, когда ее насильничали. Но куда там хрупкой Милке справиться с опытными насильниками? — Хозяин, открой! — потребовал голос с улицы. Дом, который занимали молодожены, был добротный и имел даже немного внутренней территории двора, вход в который был через ворота. Так себе преграда, но четыре мужчины, что просились в гости, остановились и не стали ломиться силой. — Демьяха отнеси в сени, да оставь играться. Сама сховайся, да не показывайся! — потребовал Егор, быстро застегивая пояс с саблей и заряжая два пистоля, что ему выдали, как телохранителю государя. — А что? Может людей кликнуть? — испугалась Милка и ее глаза опять наполнились слезами. — Делай, что велено! — прикрикнул Егор, раздражаясь постоянными рыданиями своей жены. Последние две недели Милка то смеется, то плачет, порой и то и другое разом. Парню невдомек, что происходит с его женой, а супруге никто не подскажет, что именно с ней творится, пусть женщина и догадывается, что беременна. — Открой, хозяин, говорить нужно, а не ломать ворота, — голос мужика, что стоял чуть впереди остальных и выделялся более богатым одеянием, становился грубее. — Тут говорить станем! — жестко сказал Егор, направляя пистоль, что был в левой руке на того, кто показался главным. Царский охранник стоял в открытом оконце, по сути, бойницы, что было на втором этаже дома. Оттуда было видно, кто именно стоит у ворот Прошло еще время и прозвучали несколько фраз и тогда, наконец, убедившись, что у Милки было достаточно времени, чтобы убраться, Егор спустился и открыл гостям. — Ворота закрой! — самоуверенно сказал мужик, ухмыляясь. — Опусти пистоль. Я говорить пришел, а не живота тебя лишать. — А я не звал тебя, — не стушевался Егор. Да и как может растеряться телохранитель самого государя? — Сразумел я, что в дом не приглосишь, да кваса, або сбитня не нальешь. Ну так я и не прошу, — глаза мужчины зло заблестели. — О другом прошу, кабы службу сослужил. — Так я и служу, государю! — ранее опущенный пистоль вновь был направлен в голову главарю непонятной компании. — Ты, казак, будь разумным! Платить стану золотом, а ты токмо говорить станешь, что да как, может еще чего сделаешь. Рядом с царем столь много, сколь я заплатить могу, ни ввек не получишь. Аще дворянство, не сумлевайся, буде твоим, да не запросто так, а с поместьем, добрым не мене тридцати полных дворов, — говорил главарь незнакомцев. — А ты кто таков? — спросил Егор. — Ха-ха! — деланно, явно притворно, засмеялся. — А не скажу! И не вздумай искать, сам найду. — Чего ты хочешь? — решил Егор раздобыть хоть какую информацию. — Пока слухай, да привечай, что в царских палатах деятся. Кто в бояре метит, куды войска отправляют. Пока хватит, далее поглядим, как сложится. Бяры, — с избыточным чувством превосходства, которое демонстрировалось напоказ, мужик передал калиту с монетами. — То так, по первой, буде и больше. — Возьми! — Егор передал деньги обратно. — Ты не сразумел, казачок! Нема пути в зад. Теперича али делаешь, что скажу, али жонку с ублюдком похоронишь, апосля все одно сделаешь, что стребую, — два мужчины встретились взглядами. Егор проходил инструктаж, в ходе которого предупреждали, что такие моменты должны быть. И в данном случае вариант был только один — соглашаться, сообщать о контакте и после, как было обещано, начнут работать иные люди. Но нутро, характер парня, его вспыльчивость не позволила сделать так, как предписывалось. — Не тронь. Всех твоих, хоть жонку, хоть сыновей и побратимов, вырежу всех, кто тебя знал или когда видел, — прошипел Егор. — Остынь и поразмысли. Все будет у тебя, главное — все жить будут. Не смей обо мне говорить, я узнаю и тогда… — мужик не стал договаривать, бросил калиту с монетами на землю, сплюнул и пошел прочь, не обращая внимание на своих подельников, которые посеменили за предводителем. — Царь-солнышко светит ярко, обжигает больно! — сказал Егор, подымая мешочек, как оказалось, всего с серебряными монетами. Он в раз двадцать больше этого прикопал на дороге к Москве. * * * Москва
16 августа 1606 года — Государь, вот то серебро! — Егор протянул мне мешочек с деньгами. Еще бы понимать много это или мало. Как-то редко я хожу на рынок… настолько редко, что никогда. Ценность денег стал понимать только на уровне: тысяча — это много, а десять тысяч — это еще больше, за эти деньги можно семь-восемь тысяч воинов почти год кормить и снабжать порохом и свинцом. Но и десяти тысяч мало, чтобы еще одеть воинов и купить оружие. — Серебро оставь себе! И об том, что ты мне поведал, нужно говорить токмо мне, но не прилюдно, — пожурил я Егорку. Вот и хорошо, вот и ладненько. На самом деле я не расстроился, что появились силы, что работают против меня, уж тем более не испугался, я обрадовался. Как бы странно не звучало, но радость имело место быть. Когда ждешь удара, тем более исторически не в твоей эпохе, нет четкого понимания, от куда прилетит. От этого я немного нервничал, ощущая обострения мании преследования, от того все более усиливая охрану и систему работы дворцовой челяди. Дошло до того, что кухарки заходят на кухню в специальных рубахах, с перевязью, без карманов… впрочем их тут нет ни у кого. Женщин, да и истопников, водоносов, обыскивают. И еду еще и пробуют и подают чаще холодной, чтобы понять состояние дегустатора после снятия проб. А тут понятно, откуда планируется удар, можно и сыграть с недоброжелателями. Вот только нельзя было Егору прилюдно говорить о посетителях. Мало ли кто услышит, да передаст неведанным силам, что парень верен мне и себе. Если е Егору пришли, могли еще ранее прийти и к другим. Егорка-то только зачислен в штат телохранителей. Хотя и тут недоработка, он не мог наедине мне хоть что-то сказать, так как остаться со мной парню не позволили бы. Плохо то, что я Захария Ляпунова отправил готовить специальную хитропопую, вместе с тем, жесткую операцию. А иных людей, которые могут, нет… Шаховскому что ли поручить разобраться? Я еще не обрадовал соратника, что он стал стольным воеводой, своего рода губернатором Московской области, самого вкусного, богатейшего куска русской земли. Вот пусть и провернет операцию по выявлению тех, кто начинает под меня капать, так и получит должность. — Переводи своих родных в Кремль. Ермолай устроит тебя! — сказал я, и чуть не дернулся, насколько быстро и неожиданно парень плюхнулся на колени. Так можно и коленные чашки разбить. — Государь-император, прости, ты спешил, тебя ждут! — лебезил Лука Латрыга. Да, сегодня тренировка была для меня урезанной. Разминка, отработка ударов, показал несколько комбинаций и захватов. Но настало время пообщаться с мамой. Мария Федоровна Нагая перед тем, как я подошел к Москве, отправилась в Новодевичий монастырь и молилась. «Помолиться» в этом времени — идеальная отмазка. Ну нельзя же беспокоить человека, который молится! И по мне, так было непонятным сперва отчего инокиня Марфа, в миру Мария, так себя ведет. Она не стала игрушкой в лапах Шуйского и не трубила повсеместно, что ошиблась, а я, дескать, не ее сын. Сперва я был уверен, что она желает, чтобы я, сын, приехал и поклонился ей. Причем находилась Нагая в Новодевичьем монастыре, рядышком, никуда не уезжала. Немного поартачившись, как только решив некоторые неотложные иные дела, я все же послал Ермолая, чтобы тот разузнал, что себе думает моя «мама». Еще не хватало конфуза, когда я приеду, а инокиня Марфа «молится». И да, она молилась. Уже думал-гадал, как именно поступить, рассматривал вариант и с ликвидацией, как пришел запрос уже от Марфы. Она сама ехала, да не одна. — Мама! — сказал я, и обнял одну из женщин, что прибыли ко мне. Как выглядит именно Нагая, я уже был осведомлен. Невысокая, полная женщина, курносая. Отличительная особенность, что она была немного конопатая и имела родинку на левой щеке. Так что не ошибся, ту, правильную, обнял. — А, ну, стребуй, кабы все ушли, токмо Марфу оставь! — прям-таки потребовала мамаша. И что это Марфа просит, чтобы я оставил Марфу? Мама с ума сошла? Шизофрения? — Покиньте все покои! — повелел я, поймав на себе слезливый взгляд второй монашки, что привела Нагая. — Марфа, останься! — распорядилась мама, прихватив подругу за руку. — Ну, говори, что хотела, да тако же иди. — Сын! Сынок! — монахиня упала на колени, схватила мои руки, пользуясь моим шоковым состоянием, и стала целовать руки, ноги. — Прости меня, прости. Я молю! Кожный день молю Господа, кабы доченька моя в раю была, а ты, кабы, счастлив. Прости! Я хотел спросить: «Кто ты?» Но, раз вот так меня лобызают, наверное, и я должен знать эту женщину. — Все, Марфа хватит. Он не знает тебя! — Нагая стала подымать обмякшую женщину. — И кто это? — спросил я, облегченно мысленно выдохнув, что я могу не знать эту странную пожилую женщину. Я посмотрел на заплаканное лицо монахини и чуть не сплюнул с досады. Как такую красоту в монастыре закрывать? Женщине может чуть за пятьдесят, но она и сейчас просто великолепна, излучает какую-то… правильную красоту. — Мария Старицкая, получается… тетка тебе, — отвечала Нагая. Вообще Мария Федоровна Нагая вела себя слишком вольготно, как хозяйка положения. Я не мог этому перечить, пока не мог, но мне такое положение дел не нравилось. — От чего она меня сыном прозывала? — просил я, как только инокиня Марфа, в миру Мария Владимировна, королева Ливонская, вышла. — Вбила в голову себе, что ты сын ее от карлы Стефана Батория, — Нагая отмахнулась [есть такая конспералогическая теория, что Лжедмитрий Первый был сыном Батория]. — В разуме ли она? — спросил я, прикидывая, насколько такая история могла бы мне помочь, или, напротив, подпортить. — Нет, бывает, что и не в розуме, — отвечала Нагая. — Ты мне, сын вот что скажи… Отчего сродствеников не привечаешь? Что не зовешь брата моего, твоего дядю Михаила Федоровича в стольный град, отчего не ставишь его окольничим? Сразу после прихода к власти, я озаботился тем, с кем мне работать, деятельно, решительно, а не на исполнять свои обязанности от случая к случаю между обеденным сном, многочасовыми приемами пищи, прогулками, охотами, и в том же духе, только не работать. Мне нужны были и люди, и даже кланы, которые, усилившись могли бы стать опорой именно что моему правлению. И в череде первых, кого я рассматривал, были как раз Нагие. Основой этого клана из ныне живущих, и был Михаил Федорович. Информацию по персоналиям собирал Лука, он деятельный малый и въедливый, в меру, иногда и без меры, назойливый и педантичный. Мне это нравилось. Тем более, что Лука ранее был при дворе. Да, у Годуновых служил, но книгу местничества выучил наизусть, может, и лучше, чем библию. Вот Лука и собирал информацию о кадровом резерве. Пусть хоть новое покушение готовят, но работать с теми, кто живет заслугами не личными, но предков и дедовскими чинами и должностями — это путь в никуда.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!