– Я тоже об этом думала. Снимаю пиджак, достаю из сумочки чек за кофе и кладу его в специальную деревянную Коробку в шкафу. Да, именно так, с большой буквы, чтобы ее не путали с Красной коробкой, что стоит по соседству (на самом деле это простая картонная коробка, которая раньше была обернута красной подарочной бумагой с цветочным узором; на крышке до сих пор остался небольшой кусочек бумаги). Коробка предназначена для хранения чеков, Красная – для факсов. Рядом с ними Маленькая коробка, где всегда в наличии клейкие листочки для заметок и скрепки (не канцелярские, потому что канцелярским место в Чаше, глубокой глиняной тарелке, что стоит на следующей полке). А ручки и карандаши у нас живут в Горшке. Поначалу это кажется странноватым, но со временем привыкаешь. – У нас почти закончилась бумага для факса, – сообщает Кларисса, наморщив носик. – Попозже сгоняю в магазин. Неудивительно, что бумага для факса заканчивается так быстро, мы отправляем (и получаем) много факсов. В основном от миссис Кендрик, которая иногда работает дома. Она любит переписываться подобным, хоть и весьма устаревшим, образом. Как я уже говорила, все в Уиллоуби-хаус происходит так, как хочет того миссис Кендрик. – С кем ты сегодня общалась на деловом завтраке? – спрашиваю я Клариссу, глядя на нее поверх монитора компьютера. – С парнями из HSBC[18]. Шестеро симпатичных молодых людей. Очень молодых, – подмигивает мне Кларисса, – только что из университета. Но они были ужасно милы, обещали сделать нас наследниками. Думаю, мы можем рассчитывать на тысячи! – Превосходно! – улыбаюсь я и создаю новый текстовый документ для отчета. Только начинаю печатать, как слышу громкий топот ног по лестнице. Я узнаю поступь миссис Кендрик, но вместе с этим отчетливо улавливаю и шаги другого человека. Незнакомые. Более тяжелые, ритмичные. Мужские. Офисная дверь открывается, и за ней и вправду стоит мужчина. Я бы дала ему тридцать. Темный костюм, голубая рубашка, короткая стрижка, широкая мускулистая грудь. Волосатые запястья и ощутимый запах лосьона после бритья. (Должно быть, он бреется по два раза в день и упражняется с гирями в спортзале.) Смотришь на его шикарный костюм с иголочки и отчетливо представляешь себе роскошную машину, припаркованную у Уиллоуби-хаус. Такие люди крайне редко появляются в наших стенах, так что я уставилась на него, раскрыв рот (каюсь). И кажется это совершенно неправильным, что он стоит на нашем выцветшем зеленом ковре в своих дорогих, начищенных до блеска туфлях, едва не задевая затылком притолоку. Сказать по правде, мужчин в Уиллоуби-хаус почти не бывает. А если и бывают, то это седовласые мужья наших дам-добровольцев в бархатных смокингах. Они приходят на некоторые мероприятия, задают вопросы о барочной музыке и пьют херес. (Херес – бессменный напиток на каждый вечер в Уиллоуби. Еще одно правило миссис Кендрик.) Они никогда не поднимаются на верхний этаж, не окидывают сомнительным взглядом нашу мансарду и не выдают: «И это вы называете офисом?» Волоски на моей шее гневно поднимаются. Что значит «называем»? Это наш офис! Смотрю на миссис Кендрик (она в цветочном платье с украшенным рюшами воротником, седые волосы уложены аккуратными волнами). Жду, когда она поставит его на место одной из своих точных, бьющих прямо в цель фраз. («Эми, милочка, – сказала она, когда Эми контрабандой протащила в нашу обитель культуры баночку колы и открыла ее за столом. – У нас музей, а не американская старшая школа».) Но сейчас, когда миссис Кендрик смотрит на этого мужчину, ее глаза не светятся присущим ей умом и проницательностью. Руки ее дрожат, она беспокойно теребит свою любимую брошку-камею, приколотую к платью. – Нам этого достаточно, – отвечает миссис Кендрик с нотками беспокойства в голосе. – Что ж, позволь представить тебе наших сотрудников. Девочки, это мой племянник, Роберт Кендрик. Роберт, это Кларисса, наш администратор, и Сильви, менеджер по привлечению спонсоров. Роберт сухо пожимает нам руки, не переставая с демонстративным осуждением осматривать все вокруг. – Хм, – протягивает он. – У вас тут небольшой беспорядок. Вам стоит взять за правило убираться на рабочем столе. Волоски на моей шее уже прямее кошачьего уса. Кем этот племянник себя возомнил? Почему он нам указывает? Сглатываю язвительный ответ, уже готовый сорваться с языка. Сначала лучше пойму, что происходит. Кларисса с открытым ртом и остекленевшими глазами переводит взгляд то на меня, то на миссис Кендрик. Начальница наконец понимает, что мы с Клариссой в полнейшем неведении. – Роберт заинтересовался делами Уиллоуби-хаус, – с натянутой улыбкой сообщает она. – Однажды он унаследует его. С двумя старшими братьями, конечно. Внутри меня все сжимается. Неужели на горизонте нарисовался злобный племяшка, который хочет закрыть тетушкин музей и превратить его в дом с двухкомнатными квартирами? – В каком смысле заинтересовались? – отваживаюсь спросить я. – Интерес мой объективный, свободный от эмоций, – отрезает он. – На который, к сожалению, моя тетя не способна. Боже мой, да у нас тут злобный племяшка в квадрате. – Вы не можете нас закрыть! – выпалила я прежде, чем успела подумать. – Не посмеете. Уиллоуби-хаус – кусочек истории, приют для культурных лондонцев. – Больше похоже на приют для сплетников-нахлебников, – отнюдь не растерялся Роберт. Голос у него глубокий, хорошо поставленный. Роберт был бы мне даже симпатичен, если бы не говорил так резко и не осматривал меня с головы до ног с таким враждебным выражением лица. – Сколько же добровольцев нужно этому месту? Потому как у вас, кажется, внизу собралась половина лондонских кумушек. – Добровольцы оживляют это место, – твердо говорю я. – Добровольцы только печенье поглощают с утра до вечера, – возражает он. – Да не просто печенье, а из «Fortnum&Maison». Весьма расточительно для благотворительного музея, не находите? Можно мне увидеть счет за печенье? Тишина. Миссис Кендрик потупила взор и изучает пуговицы на своих рукавах, глаза Клариссы беспокойно бегают по сторонам. Печенье от «Fortnum» и вправду довольно дорогое удовольствие, но миссис Кендрик считает, что это единственная марка для настоящих «культурных» людей. Мы пробовали закупать вкусности от «Duchy Originals», но потом вернулись к «Fortnum». (И да, жестяные баночки от «Fortnum» намного удобнее, а потом и в хозяйстве пригождаются.) – Я бы вообще хотел увидеть всю бухгалтерию, – продолжает Роберт. – Информация о движении денежных средств, затраты, необходимые издержки… Вы сохраняете чеки? – Сохраняем, – холодно отвечаю я. – Они в Коробке, – Кларисса кивает в сторону шкафа. – Где, простите? – переспрашивает Роберт, и Кларисса сама приближается к полке. – Это Коробка, – показывает она. – Рядом с ней Красная коробка, а вот это Маленькая коробка. – Коробка, коробка и коробка? – Роберт переводит взгляд с Клариссы на меня. – Бессмыслица какая. – В этом есть смысл, и это удобно, – вставляю я, но он меня не слушает, а задумчиво меряет шагами офис. – Почему только один компьютер? – внезапно вопрошает он. – Мы им вместе пользуемся. Опять же не совсем традиционно для офиса, но мы с Клариссой уже привыкли. – Вместе? – Он остановился и уставился на меня. – Как могут два человека пользоваться одним компьютером? Безумие. – Работаем по очереди, – пожимаю плечами я. – Нас все устраивает. – Но… – Роберт выглядит так, будто не может подобрать слов. – Но… как же вы отправляете друг другу электронные письма? – Если я дома и хочу связаться с девочками, я посылаю факс, – с вызовом в голосе вставляет миссис Кендрик. – Так удобнее всего. – Факс? – Роберт скривил губы и обратился к нам с Клариссой: – Скажите мне, что она шутит. – Мы часто отправляем факсы, – говорю я, указывая рукой на факс-аппарат. – Патронам и спонсорам тоже. Роберт подходит к факсу и с минуту смотрит на него. – Может, вы еще и чертовыми перьями пишете? – тяжело выдыхает он. – При свечах? – Знаю, поначалу это кажется довольно странным, – словно оправдываясь, мямлю я. – Но мы так работаем. – Ерунда все это, – решительно отрезает он. – В современном офисе невозможно так работать. Я не осмеливаюсь поднять глаза на миссис Кендрик. «Ерунда» – еще одно слово, которое она очень, очень не одобряет. – Это наша система, – отвечаю я. – Своеобразная. Вопреки своим собственным словам, чувствую себя немного неуютно. Когда я только пришла работать в Уиллоуби-хаус и увидела поименные коробки и факс-аппарат, боюсь, я отреагировала точно так же. Хотела выкинуть это все и работать как современный человек (с беспроводной связью и минимумом макулатуры). У меня были всевозможные предложения. Но весь рабочий процесс подчинялся правилам миссис Кендрик, как это и происходит сейчас. Все мои идеи отвергли. В итоге я постепенно разобралась в назначении каждой коробки и научилась пользоваться факсом. Полагаю, я просто привыкла к условиям. Но разве это важно? Что с того, что наши способы ведения дел немного старомодны? Какое право этот парень имеет расхаживать тут и указывать нам, как нужно работать? У нас успешное место, разве нет? Взгляд Роберта вновь блуждает по мансарде. – Я еще вернусь, – зловеще обещает он. – В этом месте нужно навести порядок. Пока не поздно. Пока не поздно? – Что ж, – подает голос слегка ошарашенная миссис Кендрик. – Что ж, мы с Робертом пойдем пообедаем и обсудим… все. И они покидают офис, оставляя нас с Клариссой в удивленном молчании. Когда звуки их шагов затихают вдали, Кларисса поворачивается ко мне и озвучивает мои мысли: – Что он хотел сказать этим «пока не поздно»? – Не знаю, – смотрю на ковер, ворс которого еще хранит отпечаток тяжелых мужских туфель Роберта. – Вообще не представляю, с чего он объявился тут и начал нам указывать. – Может, миссис Кендрик уходит на пенсию и собирается оставить его начальником здесь, – предполагает Кларисса. – Нет! – с неподдельным ужасом восклицаю я. – Силы небесные, ты только представь, что он скажет волонтерам? «Спасибо, что пришли, а теперь валите!» Тут Кларисса не выдерживает и прыскает, и вскоре мы обе просто давимся от смеха. Однако я не делюсь с Клариссой своими мрачными мыслями о том, что Роберт наверняка совсем не жаждет управлять музеем, а видит в нем просто очередной лондонский особнячок для продажи. В конце концов, все всегда сводится к большим деньгам. Мы успокаиваемся, и Кларисса отправляется приготовить нам кофе. Сажусь за стол и принимаюсь за отчет, всеми силами стараясь выкинуть утренние события из головы. Но не могу, настолько я взвинчена. Мои тревоги и страхи отчаянно борются с духом неповиновения. Почему мы не можем остаться последним уютным и причудливым уголком на свете? Почему должны соответствовать стандартам бездушных офисов и учреждений? Мне совершенно все равно, кто этот парень и какие права он имеет на Уиллоуби-хаус. Если он хочет уничтожить это особенное, драгоценное место и превратить его в стереотипный многоквартирный дом, то ему придется иметь дело со мной. После работы я посетила (в обязательном порядке) лекцию по итальянской живописи, которую читал один из наших покровителей, так что домой я прибыла около восьми. В доме меня встретила абсолютная тишина, что означало, что девочки уже спят. Поднимаюсь наверх, чтобы поцеловать в щеки моих мирно посапывающих малышек, укрыть их поплотнее одеяльцем и перевернуть Анну в кровати. (Она почему-то полюбила спать, как Пеппи Длинныйчулок – голова накрыта одеялом, а ноги на подушке.) Затем спускаюсь на кухню и застаю Дэна за столом с открытой бутылкой вина. – Привет, – здороваюсь я. – Как день прошел?