Моему деду Джону Борду посвящается К моему возвращению в школе уже совсем тихо. Когда я где-нибудь забываю вещи, мама называет меня безголовой тюхой, но никогда не объясняет, что это значит, – у нее вечно нет времени. Выходит, я снова оказался безголовой тюхой. Я понял это, как только заглянул в портфель по пути домой, – ну конечно, оставил тетрадку в кабинете математики. А в тетрадке – домашнее задание. Очень не хочется подводить мистера Джеффериса, вот почему я снова здесь. Миную площадку перед школой, проскальзываю через парадный вход. С наступлением темноты, когда все ушли, в школе страшновато, даже мурашки бегут по спине. Днем здесь полно народу, шум и гам, но сейчас в пустых коридорах тихо, и мои шаги звучат так, словно топает стадо слонов, это все из-за эха, которое скачет от стены к стене, от потолка к полу. Сейчас здесь никого нет, только человек в зеленом комбинезоне орудует странной машиной для мытья полов. Видок у него еще тот, – кажется, несчастней нет человека на свете. Папа говорит, если я не буду хорошо учиться, меня ждет такая же участь. Мне жалко этого человечка, но я тут же спохватываюсь, ведь жалеть людей нехорошо, жалость унижает. Я прибавляю шаг, подхожу к кабинету математики. Дверь полуоткрыта. Мама всегда учила меня быть деликатным, поэтому я на всякий случай стучу. Открываясь, дверь пищит тоненьким, как у мышки, голоском. Его я вижу не сразу. Наткнувшись на груды разбросанных по полу бумаг и учебников, дверь застревает. Одну тетрадь я узнаю и, нагнувшись, поднимаю. Моя тетрадочка. Мистер Джефферис их у нас собрал в конце урока. Тут до меня доходит, что в классе творится что-то недоброе. Я поднимаю взгляд и вижу мистера Джеффериса, учителя математики, моего учителя математики. Моего друга. Он висит посередине кабинета на ремне, стягивающем шею. Неестественно-бледный, огромные глаза выпучены, лицо похоже на карикатуру. Но нет, это не карикатура. Он настоящий. Хотя далеко не сразу до меня доходит, что? висит передо мной, не сразу удается понять: это не чья-нибудь отвратительная шутка. Я гляжу и гляжу, а он все висит. Мистер Джефферис. Мертвый. И тут я начинаю орать благим матом. 1 Двадцать пять лет спустя… Резкий, пульсирующий звук, казалось, поселился в голове и ввинчивался в мозг. Но стоило только на нем сосредоточиться, звук разделился, часть его куда-то уплыла и превратилась в звон. Одна часть – в голове, другая – где-то там, в другом месте. В общем, не здесь. Дзынь, дзынь, дзынь. Дзынь, дзынь, дзынь. Звон был настоящий, и звенело совсем рядом. Открыть глаза. Все вокруг плывет, темнота. Что происходит? Слышно чье-то тяжелое дыхание – понадобилась долгая секунда, чтобы понять: дышит он сам. Все чувства мерцают, как лампы в больничном коридоре. А потом – да-да, теперь он ощущает, как вздымается и опускается грудь, ощущает поток воздуха, рвущийся сквозь ноздри. И воздуха не хватает. Он попытался вдохнуть глубже и понял, что во рту у него совершенно сухо, – язык ворочается словно в темнице, стены которой оклеены наждачной бумагой. Тишина… Впрочем, нет, где-то рядом все еще звенит: дзынь, дзынь, дзынь. Он успел привыкнуть к этому звону. Телефон. Попробовал пошевелить руками, но не смог. Обе руки где-то над головой, задраны вверх и тихонько дрожат, а в ладонях покалывает. Запястья схвачены чем-то твердым и прохладным. Металл? Да, похоже на то. Вокруг запястий железные обручи… наручники? Он попытался пошевелить онемевшими руками, чтобы понять, к чему прикован. Вертикальная перекладина у него за спиной. И он прикован к ней наручниками? Он попытался изогнуться и выяснить, так ли это, но руки едва не выскочили из плечевых суставов; локти дрожали. Значит, он сидит спиной к этой штуковине, как ее там… Но сидит на чем-то мягком, и сейчас ему неудобно, скорее всего, потому, что он немного сполз вниз. Полусидит, полулежит… дурацкая поза. Он подобрался, уперся ногами и подтянулся повыше. Стопа скользнула – туфли, ну да, на ногах туфли, а он совсем о них забыл, – но усилия хватило. Зад сдвинулся на прежнее место, и рукам полегчало. Боль, на которой концентрировалось все внимание, ушла, и размытые пятна вокруг обрели резкость. Сначала проступили предметы слева – они были ближе всего. Он увидел столик, что стоял между белой стенкой и кроватью, на которой он сидел. На столике – черный цилиндрический предмет, на торце красные циферки. Похоже, часы. Бросилось в глаза: 03:00:00. Три часа? Нет, нет, освещенные светом стоящей рядом лампы, цифры оставались неизменными. Смотреть на свет было больно, и он понял, что в комнате довольно темно. Он отвернулся к белой стене и усиленно заморгал, пытаясь избавиться от световых пятен перед глазами. На стене висела картина в рамке. На ней изображалось пшеничное поле, а за ним вдалеке фермерский дом. Но не это привлекло его внимание. Дом охватило пламя, красные языки лизали синее небо. А на переднем плане – аляповатое улыбающееся пугало. И чем дольше он на него смотрел, тем шире, казалось, разъезжалась гнусная улыбка. Он отвернулся, не понимая, почему так беспокоит его эта картина. Теперь прямо перед собой он видел собственные ноги в черных штанах, вытянувшиеся вдоль большой кровати, и ступни в черных туфлях. Пока он возился на скомканных простынях, толстое пуховое одеяло соскользнуло на пол. Вокруг в беспорядке валялись разнокалиберные пестрые подушки. Обстановка, знакомая любому человеку. Письменный стол, небольшой плоский экран телевизора, чайник, чашка, заполненная пакетиками с чаем и кофе, стоящее в открытом виде меню в кожаной обложке. Наконец он заметил и телефон – слишком далеко от него. Он слегка повернул голову и увидел впереди слева встроенный шкаф. А справа – окно, закрытое шторами, сквозь которые сочился тусклый дневной свет. Ну да, конечно. Он в гостинице. И прикован наручниками к кровати. Какой ужас. Вновь раздались три резких звонка и острыми жалами впились ему в мозг. Дзынь, дзынь, дзынь. Какой ужас. 2 Давно ли он здесь сидит и слушает этот трезвон? Вечность? Несколько минут? И вдруг раздался еще один звук, совсем другой. Он услышал голос. Женский. Несколько смахивающий на голос робота. – Здравствуйте, мистер Шеппард. Добро пожаловать в широко известную гостиницу «Грейт-отель». Вот уже более шестидесяти лет мы славимся исключительной гостеприимностью и широким набором уникальных услуг, предоставляемых клиентам в наших роскошных апартаментах. Чтобы получить информацию о доставке в номер еды и напитков, пожалуйста, нажмите кнопку с цифрой «один»; чтобы узнать о наших совсем недавно отремонтированных спортивном зале и спа, нажмите кнопку с цифрой «два»; о прочих услугах, таких, например, как ранняя побудка, вам расскажут, если нажмете на кнопку с цифрой «три»… Мистер Шеппард? Что ж, по крайней мере, он выяснил свое имя. А им откуда оно известно? Опять, что ли, это с ним? – …информацию о выступлениях артистов в помещении нашего бара, пожалуйста, нажмите кнопку с цифрой «четыре»… Он что, перебрал? За двадцать лет пьянок и прочих злоупотреблений он привык к мысли, что слово «перебрать» – это не про него. Прежде, правда, бывало… М-да, серьезно он отключился накануне, если не помнит, почему очнулся в совершенно незнакомом месте. Ушел в штопор в состоянии диссоциативной фуги, куда сам себя и загнал. – …информацию о местных событиях, например о заказах билетов на различные представления и зрелища, информацию о работе транспорта, нажмите кнопку с цифрой «пять»… Но он-то знает, что обычно происходит с похмелюги. Нет, сейчас – все совсем по-другому. Потому что… Он все-таки в другом месте. А где был раньше? До того. Что произошло перед отключкой, что он помнит? Сейчас он в номере гостиницы, а тогда… где-то на краю сознания возникла танцующая фигура. Женская. Он глотнул пересохшим горлом и провел языком по зубам. Странный на зубах привкус, неприятный, гнилостный – привкус вина и какой-то химии. – …для досрочного освобождения номера нажмите кнопку с цифрой «шесть», и если хотите прослушать эту информацию еще раз – нажмите кнопку с цифрой «семь». Нет, что-то не так. Как он здесь оказался? А телефон… голос в телефоне замолчал. Отвратительный голос – непонятно почему. Интересно, она может его услышать? Да нет, это же робот, просто робот. Но связь-то, возможно, еще не прервана. Может, попробовать? – Если хотите прослушать эту информацию еще раз, нажмите кнопку с цифрой «семь». Он снова попробовал пошевелить руками, хоть немного стряхнуть онемение. Принялся быстро сжимать и разжимать пальцы. Когда они стали вполне повиноваться, он собрался с духом и резко двинул запястья вдоль перекладины. Наручники звякнули. Звякнули громко, хотя и не так чтобы очень. «Ты тратишь попусту время. Это робот». – Если хотите прослушать эту информацию еще раз, нажмите кнопку с цифрой «семь». С трудом, будто годами не раскрывал рта, он разлепил губы. Попробовал заговорить, но не знал, что сказать. Изо рта вырвалось лишь хриплое мычание. – Если хотите прослушать эту информацию еще раз, нажмите кнопку с цифрой «семь». Молчание. Он открыл рот. Прохрипел нечто, отдаленно напоминающее «Помогите». «Это просто робот». Наверно, недостаточно громко. И вдруг робот из телефона засмеялся. Ага, значит, не робот. – Ладно, мистер Шеппард, не хотите говорить, как хотите. Однако совсем скоро говорить вам придется. Очень интересно, что вы будете делать дальше. Что? Не успел он придумать ответ, как раздался ужасный звук. Звук отключенной связи. Женщина испарилась. Он попытался успокоиться, сердце колотилось в груди. Нет, не может быть, разве такое бывает? Возможно, и не бывает. Возможно, это дурной сон или очередной кошмар наркотического бреда. В последнее время он оттягивался довольно круто. Хотя вряд ли. Слишком уж все реально. Но кто-нибудь обязательно сюда придет. Должен прийти. Ведь персонал знает, что он в номере, это очевидно, значит вся гостиница тоже знает, что он остановился здесь. Не мог же он сам себя приковать наручниками к кровати, следовательно… «Очень интересно, что вы будете делать дальше». В чем смысл этого звонка? С телефонами все просто – можешь прикинуться кем угодно, и никто тебя не разгадает. Зачем звонила эта женщина, то ли робот, то ли нет? До телефона ему не дотянуться. Выходит, эта женщина одна из тех, да-да, из тех самых, кто приковал его наручниками к кровати. Из тех, кто играет с ним дурную шутку. И если она не из персонала, не исключено, что никто не придет. Впрочем, нет. Это как-никак гостиница. Конечно же, кто-нибудь да придет. Когда-нибудь. Он закрыл глаза. Попытался успокоить дыхание, чтобы услышать, что происходит за дверью номера. Мало ли, какой-нибудь шум, грохот падающего чемодана. Нет, ничего. Полная тишина. Впрочем, не совсем. Он почувствовал это раньше, чем услышал. Сначала будто некое покалывание в шее. А потом едва слышный звук, чье-то дыхание. Он здесь не один. 3