Сара ответила на его взгляд. И на этот раз посмотрела очень внимательно. «Ты действительно тот человек, за которого себя выдаешь?» – читалось в ее глазах. – Шеппард! – заорал режиссер так, что Шеппард вздрогнул. – Какого чёр… – Ну что ж… гм… – Шеппард запнулся, оторвал взгляд от Сары, повернув голову к зрителям. – По всему выходит, что он круглый дурак… но не будем верить мне на слово, друзья. Давайте-ка лучше вытащим его сюда, к нам… как вы считаете, дамы и господа? Аплодисменты, сопровождаемые одобрительными криками. Зрители были настроены серьезно, как чернь, собравшаяся линчевать преступника. Шеппард встал, продефилировал к краю сцены и успел повернуться спиной к молодому человеку, который уже выходил из-за правой кулисы. Увидев его, зрители яростно загудели; Шеппард подождал, пока они успокоятся, и резко повернулся на каблуках до блеска начищенных остроносых туфель. Шон был похож на потерявшегося щенка, который вдруг оказался посреди скоростного шоссе. На стул он уселся так осторожненько, словно под ним лежала бомба. На нем была изрядно поношенная белая футболка и джинсы с расстегнутой ширинкой. Одевали его, скорее всего, люди из съемочной группы. В вырезе футболки клинышком виднелась татуировка в виде змейки, тянущейся к шее молодого человека. Похоже, он собирался сразить тут всех собравшихся, но самоуверенность слиняла с его лица, едва он вышел. Лицо было выбрито, но на щеках оставались клочки, нетронутые бритвой. Он был какой-то весь дерганый, но вряд ли что-нибудь глотал для куражу, скорее всего, не спал всю ночь. Интересно, слабые нервы или Шон в самом деле виноват? Виноват. Там же сказано, разве нет? Рот раскрыт. Весь на автопилоте. – Добро пожаловать, Шон, на наше мероприятие! Пауза. Но аплодисментов не слышно. Свое мнение публика сформировать успела. – Шон, в кулуарах вы слышали обвинения в свой адрес. У вас есть что сказать в свою защиту? – Все это неправда, – ответил Шон с сильным манчестерским акцентом. Глаза его так и бегали – от Шеппарда к публике, снова к Шеппарду, снова к публике. – Я никогда не стал бы изменять Саре. У нас ребенок. Он резко повернулся и посмотрел на жену: – Я люблю тебя. Сара, я люблю тебя. Я думал, ты это знаешь. – Ничего я не знаю. И я была дурой, когда верила тебе. «Понятно, все идет куда надо… – сказал себе Морган. – Твое самое любимое место. И нечего врать, что это не так». Самое время повышать ставки. Именно этого хотят они. И он – тоже. – Друг мой Шон, а что ты скажешь про эсэмэски у тебя в телефоне? Их обнаружила Сара, и я тоже собственными глазами видел эти эсэмэски. Он говорил четко, с расстановкой. – Ты хочешь сказать, что она лжет? А, Шон? Ты хочешь сказать, что и я лгу? Шон слегка поежился. – Нет, – сказал он. – Так, значит, ты сейчас все нам объяснишь? Полагаю, эти сообщения ты посылал своей матери, так? Смешки. Шеппард заглянул в шпаргалку. «ВИНОВЕН». «Вот этого я всегда хотел в жизни… Сотни людей, зрители, невидимые за ярким светом ламп, и сотни тысяч у экранов телевизоров…» – Я писал это Саре, – проговорил Шон совершенную нелепицу. Может быть, он и в самом деле виновен? Пятьдесят на пятьдесят, ведь верно? Давай, сделай это! Расхаживая взад и вперед по сцене, Шеппард вдруг резко повернулся лицом к Шону. Подошел к нему. – Так, значит, эти тексты предназначались вашей верной супруге? Мм… да. Что-то тут не сходится, милый Шон. Концы с концами. Нет, не сходится. Зачем вы пришли сюда, на эту сцену, и лжете мне в лицо, а, Шон? Посмотрите туда, за моей спиной сидит много людей, и вы сейчас лжете каждому из них. Вы лжете каждому, Шон, кто смотрит эту передачу! Шеппард приблизился, между ними оставалось лишь несколько сантиметров. Зрители просто балдели, когда он так делал, – у него это выходило столь искренне, столь непосредственно. Сотни пар глаз смотрели на него не отрываясь. А там, дальше, у экранов – и не сосчитать. И так всегда. – Впрочем, знаете, что самое худшее? То, что вы лжете вот этой дамочке, которая сидит здесь рядом с вами. Интрижкой с нянькой вы ставите под удар отношения не только с ней, но и с вашим ребенком. Подумайте хорошенько, перед тем как дать нам ответ, Шон. Вспомните, с кем вы имеете дело, – ДА. – Сейчас вы имеете дело с Морганом Шеппардом, и знаете что? Шеппард улыбнулся в лицо Шону и только потом отодвинулся назад. Зал взорвался, поймав наживку. – От Моргана Шеппарда ничто не укроется! И тут все исчезло. И Шон, и Сара, и съемочная площадка. Остался только сам Шеппард и его зрители, его обожаемые зрители. Это была та самая минута, когда он понимал, что никогда не сможет отказаться от своей роли. Отречься от собственной души. Ведь он отнюдь не жаждал спасения. 17 Он так и не понял, что это было, но постарался убедить себя, что – дурной сон. Но, открыв глаза и увидев перед собой пятерых человек, запертых с ним в гостиничном номере, он снова упал духом. Чужие люди, которые чувствовали себя здесь почти как дома. Мэнди, Алан, Райан, Констанция и Та, что в наушниках. Оригинальная компания. Лампы больно били в глаза, он изнывал от жажды. Жажды пилюль и чего-нибудь выпить; если он как можно скорее не раздобудет того или другого, а лучше и того и другого, все пропало. Полный абзац. От него не будет никакого толку. Как долго он провалялся без сознания? Шеппард попытался встать, но не смог. Мэнди протянула ему руку. Он ухватился, и девушка с неожиданной силой потянула и подняла его. Остальные же отшагнули, словно от прокаженного. – Вы в порядке? – спросила Мэнди. – Полагаю, среди вас нет ни врача, ни медсестры? Шеппард потер ладонью затылок. Голова болела, особенно в том месте, которое он зашиб при падении. Все молчали, только миссис Ахерн что-то бормотала себе под нос. – Может быть, у вас жар? Присядьте, – сказала Мэнди, указывая на кровать. Шеппард покачал головой: – У меня мало времени. Это обычный обморок. Бывает. – Что, вся жизнь в стиле рок-н-ролла, да? – сказал Алан. Парировать Шеппард не смог. Он снова почувствовал, что сейчас отключится… нет, не отключится. Просто организм переходит на безопасный режим работы. Где-то он недавно был… Ах да, Уинтер мертв… и что теперь? Он ничего не знает про людей в комнате, но это дело поправимое. Сейчас кажется абсолютно вероятным, что любой в этом номере способен убить Уинтера. Пятеро человек. Пятеро подозреваемых. Один – убийца. Прежде он думал, что это, скорее всего, мужчина, впрочем – не важно, по крайней мере пока. Он не специалист. Каждый может быть виновен, пока не доказано обратное. «Ты еще не сообщил им…» Придется. Единственный ключ, который у него есть, – это личность Уинтера. Но раскрыть ее можно постепенно и тем самым снизить нежелательные последствия. А вдруг эти люди тоже знали доктора Уинтера? Он бросил взгляд на прикроватную тумбочку. А инструкция-то исчезла. Он осмотрелся: ага, вот она, Райан листает. Он снова посмотрел на тумбочку. На циферблат таймера. Понятно, в обмороке он пролежал пять минут. Пять минут долой… С тех пор как колесики завращались, каждая минута стирала грань между жизнью и смертью. Нужно говорить. Но у него нет улик, он ничего нового не выяснил, тут можно наплести что угодно. Они, должно быть, наговорили ему кучу лжи. И та женщина из красной комнаты, она все еще маячит на задворках сознания. В Париже. Кажется, стоит быстро обернуться – и можно ее застукать. Эх, вернуться бы туда опять, чтобы все это оказалось дурным сном. Пустые надежды… нет больше сил думать об этом. Остальные постепенно вернулись к прежним занятиям. Алан все еще стоял у окна, уставившись в пространство. Констанция уткнулась в Библию и что-то бормотала под нос. Райан читал правила. Та, что в наушниках, пребывала в своем маленьком мирке. Одна лишь Мэнди озабоченно на него смотрела. Шеппард отвел ее в сторонку, в нишу возле двери. – Мне надо опросить всех. Разговаривать с ними. Нужно найти хоть что-нибудь, какую угодно зацепку… кто… кто мог убить его. И понять, почему мы оказались здесь. – То есть устроить допрос? – Да. И делать это нужно с глазу на глаз, но… Шеппард бросил взгляд на дверь в ванную комнату.