– Боже мой, я ведь давно уже должен быть на том берегу реки. – Да заткнись ты, – сказал Райан. Алан, похоже, был ошеломлен, он отошел в сторонку, сложил руки и угрюмо уставился в пространство. А Райан смотрел в окно, глаза его бегали, он внимательно изучал открывшуюся перед ним панораму города. – Мы неподалеку от Лестер-сквер. Окно выходит на юг. Он оглядел остальных, словно ждал подтверждения. Шеппард изумленно смотрел на него: как это он так быстро сориентировался? Райан снова отвернулся к окну. – Ну да, мы в банке, – продолжил он, подтверждая свои же слова. – Попробуй открыть окно, – сказал Шеппард, расправляя руки, но Райан уже тянулся к шпингалету. Окно было раздвижное, такие окна, похоже, открываются только на один дюйм, в зависимости от высоты этажа. Райан щелкнул шпингалетом и попытался открыть. Не получилось. Он растерянно хмыкнул, попробовал еще раз, налегая на ручку всем своим весом. Снова не вышло. Райан продолжал попытки, но рука соскользнула, и он свалился на пол. Алан стоял и смотрел, как тот поднимается, но даже пальцем не пошевелил, чтобы ему помочь. Райан выпрямился и попробовал еще раз. – Заблокировано, – сказал он. – Даже на дюйм не открывается. – А давайте попробуем вот этим, – сказал Алан и, не успел никто и рта раскрыть, поднял стул, который Та, что в наушниках, выдвинула из-за стола. Он размахнулся и изо всех сил ударил стулом в стекло. Но стул, а вместе с ним и Алан, отскочил от окна, словно от стенки надувного замка. Алан шмякнулся на пол, а стул улетел на середину комнаты. Мэнди, которая осматривала ящики письменного стола, едва успела увернуться. – Эти окна невозможно разбить, – сказал Райан, протянув руку Алану. – Стекло толстое и пуленепробиваемое. Особое, значит. Специфичное. Алан прищурился, Шеппард тоже. И ситуация, похоже, очень специфичная. – В таком случае куда вам идти? – высказалась Мэнди, глядя снизу вверх в дырку от ящика. Алан не принял протянутой руки Райана, предпочел подняться, ухватившись за край стола. – Прошу прощения за неудачную попытку. Похоже, все вы уже чувствуете себя здесь как дома. Психушка по вас плачет. Он огляделся, и на глаза ему попалась Та, что в наушниках. – А ты как здесь оказалась? Та лишь молча смотрела не него круглыми глазами. Алан вчитался в табличку у нее на груди. – Рона… на что ты годишься, а, Рона? Можешь только слушать музычку и ждать конца света? Тинейджеры… долбаные дебилы. – Отстань от нее, – сказал Шеппард, звякнув наручниками. Резанула боль, он поднял взгляд и убедился в правильности догадки: кожа на запястьях ободралась, наручники впились в красное мясо. – Да бросьте. – Алан развернулся к нему. – Вы вообще шут гороховый. Я все про вас читал в газетах. Все знаю про ваши слабости и дурные привычки. А самая отвратительная – жажда всеобщего внимания. Поздравляю, все сейчас на вас вылупились. Все должны тут торчать вместе с вами. – В последний раз говорю: я понятия не имею, как мы здесь оказались и почему. – Чепуха. Телевизионщики всегда знают, где и когда происходит очередной маразм. Это имеет отношение к делу Макартура? Небось, хотите убрать меня с дороги? – Это не имеет отношения к вашему идиотскому делу, – встряла Мэнди, все еще копаясь в ящиках. Алан засмеялся, бросил взгляд на Мэнди и снова повернулся к Шеппарду: – Идиотскому. Именно это слово больше всего подходит к ситуации, согласны? Идиотскому. Кто-нибудь из вас смотрит новости? – Давайте не будем психовать, – сказал Райан, – мы все здесь в одной лодке. Он положил руку Алану на плечо, и нельзя сказать, что адвокату это очень понравилось. – Да, но кое-кто из нас знает, как мы в ней оказались. – Он стряхнул с плеча руку Райана и кивнул на Шеппарда. – Вот почему вы прикованы, а остальные нет? Тот же самый вопрос Шеппард задавал и самому себе, и Алан опоздал с ним лишь слегка. Он стиснул зубы, закрыл глаза и глубоко вздохнул: – Я не знаю. Да, психовать без толку, только хуже будет. Мэнди проверила ящики стола, но ключа нигде не нашла. Она стояла и что-то держала в руках, и лицо ее бледнело на глазах. Потом положила находку на кровать, и Шеппард увидел на обложке блестящие буквы: «Священное Писание». Неизменный атрибут гостиничных номеров. – Мне надо… умыться. Похоже, она сейчас упадет в обморок. Неверной походкой Мэнди двинулась вперед и вышла из поля зрения. Шеппард услышал звук открывающейся двери. Двери в ванную комнату. Кстати, почему никому не пришло в голову проверить ванную комнату? Шеппард взглянул в сторону ниши и увидел выходящую оттуда черноволосую. На ее стикере было написано: «ЗДРАВСТВУЙТЕ, МЕНЯ ЗОВУТ… Констанция». Шеппард смотрел на нее и думал: интересно, что у нее на уме? – Я хочу сказать, что этот человек может быть опасен. Не исключено, что его не просто так приковали наручниками, – заявил Алан. – И еще я знаю, что мне непременно надо быть на другом конце Лондона. Шеппард наблюдал за Констанцией. Ее молчание беспокоило. Взгляд больших, чуть ли не карикатурно огромных глаз, что подчеркивалось еще и раскраской, как у медведя панды, упал на кровать, она быстро схватила Библию и крепко прижала к груди. – Не поминайте Господа нашего всуе, – сказала Констанция низким, гортанным голосом, но, кажется, кроме него, никто ее не услышал. Ситуация, как ее видел Шеппард, становилась опасной – а он лежал и даже не мог пошевелиться. – Давайте-ка все сохранять спокойствие, – сказал Райан. – Нет, не давайте. Не будем сохранять спокойствие. Дело совсем не в том, чтобы сохранять спокойствие, – заявил Алан. – Ад. Ад. Ад. Ад. Ад, – проговорила Констанция. Та, что в наушниках, скривила губы и поочередно оглядела каждого. И вдруг раздался вопль. Пронзительный, отчаянный. Казалось, он отскакивает от стен, пронзая сердце каждого. Шеппард быстро посмотрел на Констанцию. Впрочем, он уже знал, что кричит не она. Кричала Мэнди из ванной комнаты. И совершенно неожиданно все стало еще хуже. 8 Вопль, казалось, звенел вечно, но в какую-то минуту он все-таки оборвался, и наступила тишина. И почему-то от тишины этой стало еще хуже, намного хуже. Никто не двигался: Алан и Райан застыли, оборвав спор на полуслове, Та, что в наушниках, выглядывала из-за стола, Констанция обернулась в сторону ванной. Шеппард было ринулся на вопль, но наручники впились в запястья, и он взвизгнул от боли. Это непреодолимое желание немедленно бежать ошеломило его. Он всегда плохо переносил чувство смятения или страха. Даже в те минуты, когда он просыпался в холодном поту и сердце колотилось словно бешеное, а в голове билась мысль, что накануне он хватил лишку, в глубине души он всегда был уверен, что справится. Но здесь, в этой комнате, ему стало страшно, по-настоящему страшно. Что-то бабахнуло, загрохотало, и Мэнди снова появилась в поле его зрения, она пятилась, выйдя из ниши, и сразу наткнулась на Констанцию. Та с ужасом оттолкнула ее, как прокаженную. Мэнди оглянулась на Шеппарда. Глаза ее остекленели, она была на себя не похожа, по щекам текли слезы. Лицо стало белым как мел, кожа лоснилась от пота. – Что? В чем дело? – спросил Шеппард. Райан сообразил раньше всех, он бросился к Мэнди в то мгновение, когда она готова была рухнуть на пол. И подхватил ее как раз вовремя. – Там… В ванной… – послышался ее тихий голос. – Что? – повторил Шеппард, наклоняясь вперед, насколько это было возможно. – Человек. По-моему… мертвый. Шеппарду показалось, что кровать под ним проваливается и он летит в бездну. Но разумеется, только показалось, никуда он не летел. Кто-то насмешливо хмыкнул. Не совсем такой реакции он ожидал, но Алан – а это был он, – кажется, хихикал себе под нос. – Мертвый. Труп в ванной комнате. Этого еще не хватало. Нервы и так у всех ни к черту. Нам всем надо сохранять хладнокровие. Человеческий разум – вещь хрупкая, – проговорил он. Алан подошел к Мэнди и слегка похлопал ее по руке в неловкой попытке успокоить.