Я чувствую себя заклейменной. Помеченной как его собственность. Я никогда от этого не избавлюсь, даже если он оставит меня в покое. Я всегда буду смотреть на черные чернила у себя на руке и вспоминать, какие у него темные глаза или как он пахнет, прижимаясь ко мне. Вот почему он это сделал. Чтобы ему всегда принадлежала частичка меня. — Я пойду возьму немного лосьона, это похоже на порно премиум-класса, — объявляет Рук, давая понять, что мы не одни на дне этого мавзолея. — Я ухожу, — я толкаю Алистера плечом в грудь, протискиваясь мимо него и направляясь к лестнице. Меня останавливает Сайлас, который не говорит мне ни слова. Только скрещивает руки перед выходом и смотрит на меня пустым взглядом. — Выйдешь отсюда, и ты и твой дядя можете начинать паковать свое дерьмо. Я напрягаю спину, стискиваю зубы и, наклонив голову, смотрю через плечо: — Прости? — Нам нужен кто-то, кто поможет нам забраться в сейф. Если ты не хочешь помогать, прекрасно. Но тогда можешь распрощаться со стипендией, а Томас может начинать искать другую работу преподавателя, — говорит он без особых эмоций в голосе. Алистер не блефует, он может легко потянуть за ниточки, необходимые для того, чтобы вышвырнуть меня вон. Его отец и мать входят в школьный совет, по щелчку пальцев не только моя жизнь, но и жизнь Томаса может быть разрушена. Он так много работал, чтобы выбраться из сточной канавы. Ходил в школу и учился, только для того, чтобы я заявилась сюда и все ему испортила? Чтобы в мгновение ока лишила его всего, ради чего он работал? — Сейф? Почему ты думаешь, что я могу помочь? Я даже не знаю, как это делается! — сквозь зубы лгу я. Единственное, что он знает, это то, что я украла это его кольцо. Не думаю, что ему известно что-то еще. — Ты можешь убежать от своего прошлого, но не от судимости, — говорит Рук, прикуривая сигарету и выпуская дым изо рта. Я чувствую себя беззащитной. Уязвимой, когда они все смотрят на меня. Каждый из них знает обо мне все, а я знаю только то, что о них писали в газетах. Я нахожусь в крайне невыгодном положении. — Ну вот вам и ответ. Если у меня есть приводы, очевидно, я не умею воровать, — еще одна ложь. Все случаи, когда меня арестовывали или ловили, были во времена моего детства, до того, как я отточила искусство воровства. В зависимости от сейфа, который я уверена, могу легко взломать. Мне нужно только время и стетоскоп. Но этим парням помогать я не хочу. Не хочу помогать им ни в чем. Не хочу иметь ничего общего с тем, во что они втянуты. Какая-то банда, наркотики, убийство — я не хочу ничего из этого. — Я, к сожалению, вынужден согласиться. Откуда нам знать, что ей под силу сделать то, что нам нужно? Она неграмотная, плохо одетая провинциалка. Разве плохое может быть чем-то из ряда вон выходящим? — голос Тэтчера начинает звучать все более раздражающе, с каждой секундой нарастает желание ему врезать. — Укради его бумажник. Я поворачиваюсь к Алистеру, поднимая бровь: — Я не могу. — Тогда ладно, уходи. Попрощайся со своим будущим из трущоб. Завтра ты сядешь на самолет. Я должна сделать выбор. Я должна сделать его прямо сейчас. Помочь им, а потом с этим покончить. Они оставят меня в покое, потому что знают, что я ничего не скажу, а если скажу, то они бросятся вместе со мной под автобус. Это их способ замарать мои руки вместе с их. Я буду так же виновата. Или я ухожу. Я покину это место, и все мои надежды и мечты пойдут прахом. — Я не могу украсть его бумажник прямо сейчас. Так не пойдет, — я облизываю нижнюю губу, пытаясь раздобыть себе хотя бы немного влаги, я едва могу дышать без ощущения, что у меня в горле застряли ватные шарики. — Я бы не стала просто подходить к парню и говорить: Эй, я хочу украсть твой бумажник. Я должна застать его врасплох. — Видишь, я же говорил тебе, она лгунья. Сытая по горло болтовней Тэтчера, я набрасываюсь на него, сильно толкнув двумя руками. Мои эмоции настолько зашкаливают, что малейшее движение приводит меня в ярость. Мой взрыв ярости лишь немного сдвигает его высокую фигуру. Это выводит меня еще больше, но до него свою мысль я донесла. — Ты просто это сделаешь, — приказывает Алистер, не обратив внимания мою вспышку гнева. Раздраженная, уставшая и желающая покончить с этим. Я делаю вдох и подхожу к нему, пока он следит за каждым моим движением, словно ястреб. Да, это определенно идеальная ситуация для того, чтобы украсть чей-то кошелек. — Я просто подхожу к парню, избегаю зрительного контакта, отхожу в сторону, — я разыгрываю все, что объясняю и, глядя на землю, переступаю через Тэтчера. — Смотрю им в глаза один раз, а потом бум — и ухожу. Я прохожу мимо него и резко разворачиваюсь лицом ко всем. Я вытягиваю руки, как в конце фокуса. Тэтчер лезет в карман, достает бумажник и вертит им в воздухе. — Он все еще там, свинья. Видишь, я же говорил тебе, давай просто избавимся… — Проверь внутренности, — говорю я с самодовольным выражением лица. Я завожу руки за спину, пока он это делает, открывает кошелек и обнаруживает, что он пуст. Осторожно потянувшись в задний карман, я достаю пару стодолларовых купюр. — Все дело в отвлечении внимании, — напеваю я, пересчитывая хрустящие у меня в пальцах купюры. Толкнув Тэтчера, я легко выхватила бумажник. Я просунула руку в его карман и забрала стопку с купюрами еще до того, как он понял, что происходит. Для всех остальных это выглядело так, будто я была сыта по горло его дерьмом, которым я и была сыта, но это также дало мне возможность. Потом я вернула кошелек в карман, где Тэтчер его и обнаружил, только пустым. Деньги у меня в руках выглядят очень неплохо. Я подбрасываю бенджаминов в воздух, наблюдая, как они порхают по помещению и падают на грязный пол. Я не хочу этого делать. Это не то, что я представляла себе после отъезда из Техаса. Я хотела оставить воровство позади, и, возможно, после этого мне это удастся. Когда все закончится, я смогу начать все с чистого листа. Только сначала мне нужно заключить сделку с группой дьяволов. — Итак, какой сейф я взламываю? Глава 22 Алистер — Не забудь взять с собой костюм. Слышу я, запихивая в сумку очередную футболку, сканируя свою комнату на предмет вещей, которые я мог пропустить, чтобы мне не пришлось возвращаться сюда ни за чем другим в течение следующих нескольких месяцев. Я фыркаю: — Да, точно. Я собираю со стола новый скетчпад и набор ручек, бросаю их туда же. Большинство моих вещей уже в общежитии, но, когда наступили каникулы по случаю Рождества и Дня благодарения, все покинули территорию школы, а мне нужно чем-то себя занять, пока мы будем в гостях у семьи Тэтчера. Все его дальние родственники по материнской линии прилетали в гости, и я обычно запирался в своей комнате уже на второй день празднеств. Хотя там было шумно и людей больше, чем я мог вынести, но все равно предпочитал это место своему дому. Хотя я не праздновал вместе с ними, праздники у Тэтча всегда казались более настоящими. Здесь не было безумно украшенного бального зала или ужина на сто человек. Это был обычный семейный ужин, с рождественской елкой и играющими на заднем плане звенящими колокольчиками. Если бы его отец не был буйным психом, Тэтч мог бы вырасти обычным богатым придурком. Если бы все сложилось иначе, я знаю, что возненавидел бы его. Возможно, мы бы стали врагами на всю жизнь. Чтобы не слышать его, я подхожу к своему шкафу, включаю свет и перебираю ряды одежды, которую никогда не носил. В основном это костюмы, смокинги, подаренные мне или купленные, когда я был моложе и меня могли заставить их носить. — Ты не придешь в джинсах на бал-маскарад, Алистер. Это безвкусно, и ты будешь выделяться еще больше, чем сейчас. Нам нужно слиться с толпой. Он прав, но это не значит, что у меня перестанет зудеть кожа от мысли о том, чтобы надеть рубашку с воротничком. — Я даже не понимаю, зачем нам идти. Кроме как дать тебе повод надеть что-то нелепое, — ворчу я, снимаю с вешалки черный комплект, желая проверить, подойдет ли он вообще, прежде чем беспокоиться о его упаковке. Надеюсь, он будет слишком мал, тогда у меня будет причина не надевать его. — Потому что это наша самая безопасная ставка. Мы знаем, где будут все учителя и ученики. Это даст нам больше времени на случай, если твой питомец попытается сделать что-то невежественное. Мой питомец. Она ведет себя хуже всех. Побитая собака, которая не перестает писать на диван только для того, чтобы разозлить меня. Бал в канун Дня Всех Святых был одной из многих возмутительных традиций Холлоу Хайтс. Это было похоже на выпускной бал в колледже, только гораздо хуже. У моей матери до сих пор хранятся фотографии, на которых она и мой отец запечатлены во время посещения бала. Это происходит каждый год и с годами становится все более экстравагантным. Понятно, что это не входило в мой список того, что нужно сделать, но, как я уже сказал, Тэтчер был прав. Все согласились, что это идеальное время, чтобы пробраться в кабинет Грега, гарантируя больше времени для Брайар, чтобы сделать то, о чем мы ее просили. Сбросив одежду и зажав между ухом и плечом телефон, я влезаю в брюки и думаю о том, какой наивной она оказалась. Выдвигая требования, которые я не собирался выполнять. Мы знали, что она расскажет Лире, что нас вполне устраивало. Она не хотела говорить, и она уже слишком много видела, чтобы не быть вовлеченной. Брайар говорила так, будто после того, как она все это для нас сделает, мы должны оставить ее в покое. Конечно, другие парни, может, и подчинились бы. Но татуировка, которой я украсил ее палец, пока она была в отключке от хлорофилла, оказалась там не просто так. Она моя. На столько, на сколько я посчитаю нужным. Знание того, что она не причастна к смерти Розмари, делало ее не столько врагом, сколько девушкой, которую нужно сломать. Брайар размахивала пальцем, приказывая нам оставить ее в покое и никогда больше не беспокоить.