— Друзья. Я чувствую, как Алистер касается губами моих волос и ухмыляется. Самоуверенный ублюдок. Когда Истон уйдет, я врежу ему прямо по члену. Я понимаю, что мы должны выглядеть дружелюбно, чтобы никому не показалось странным, почему мы вместе пошли на бал, но это уже переходит все границы. — Перестань, Маленькая Воришка. Мы больше, чем друзья, — шепчет он так, чтобы слышала только я. — Ты еще не рассказала золотистому ретриверу о том, как той ночью твоя маленькая киска капала мне на колено? Практически умоляя меня об этом. Я дрожу, и не потому, что холодно. — Она моя, Синклер. Уверен, что ты сможешь найти другую безнадежную девушку, чтобы задурить ей голову своим дурацким образом рыцаря в сияющих доспехах, — громко говорит Алистер, не отрывая своей головы от моей. Глаза Истона превращаются в ураган гнева. Когда-то светло-голубые, похожие на счастливое небо, они становятся темными, правдивыми предупреждающими знаками перед тем, как по земле пронесется буря. — Вот с таким парнем ты хочешь проводить время, Брайар? Гребаный мудак без всякой морали? Даже его собственная семья не может его терпеть, он — ничтожество, — Истон хлещет резкими словами, как хлыстом, надеясь при этом кого-нибудь задеть. Я не так много знаю об Алистере в семейном плане, но не думаю, что Истон имеет право судить других людей. Он понятия не имеет, что происходит за закрытой дверью дома Колдуэллов. Считаю ли я Алистера отморозком с проблемами гнева, из-за которых мне хотелось бежать от него куда подальше? Да. Но очень сомневаюсь, что это потому что он вырос в любящей семье. У каждого есть секреты. У каждого есть своя история. Даже у героев. Даже у злодеев. — Ничтожество, которое трахает девушку, по которой ты пускаешь слюни. Я задыхаюсь от его ответа, готовая немедленно это опровергнуть, но Истон уже возвращает удар. Его трясет от недоверия, в его поведении щелкает переключатель: — Пускаю слюни? Я тебя умоляю, она новенькая с красивой задницей, но даже это не стоит того, чтобы иметь дело с тобой или твоими ненормальными друзьями. Я не должна удивляться. Но это все равно больно. Таких парней, как Истон, пруд пруди. Симпатичные, у которых, кажется, есть все, и которые сладкими речами прокладывают себе путь прямо к твоему сердцу и, когда ты не даешь им то, что они хотят, наступают на него ногой. Я, по крайней мере, могу уважать Алистера за то, что он не скрывает того, что мудак. Он никогда не пытался казаться кем-то другим. Вы получаете то, что видите, даже если вам это не понравилось. — Ты, наверное, даже в постели так себе, — ворчит он, глядя на меня сверху вниз, как будто я грязь под его ботинком. — Я думала, мы друзья, — немного громко говорю я, от чего библиотекарь шикает на меня, раздраженно распахнув глаза. Я оглядываюсь на других наблюдающих за нами студентов, и у меня краснеют щеки. — Друзья? Ты выглядела доверчивой и похожей на легкую добычу. Ты просто девчонка из сточной канавы, — говорит он. — Для тебя нет Прекрасного Принца. Добро пожаловать в твою жизнь, Брайар, ты была создана для секса на одну ночь и быстрого траха. У меня нет ни секунды, чтобы даже подумать об ответных действиях, потому что Лира уже встает на мою защиту: — Сожри свой член. Отнеси свое уязвленное эго куда-нибудь, где людям не насрать. Истон уходит, не сказав больше ни слова, и все мы приходим в себя от того, что только что произошло. Я поворачиваюсь к Алистеру: — А ты, — показываю на него пальцем я. — Я делаю для тебя одолжение. Вот и все. Мы не друзья, и уж точно, черт возьми, не трахаемся. Ты не можешь приходить и мочиться на меня, как будто метишь территорию. Судя по всему, я терплю неудачу в том, чтобы быть серьезной. Я нервно сглатываю, когда он наклоняет голову и поднимает бровь, как бы спрашивая, «что ты мне только что сказала?» Я убираю указательный палец, но тут Алистер обхватывает рукой мое запястье. Свет в библиотеке освещает его глаза, показывая мне шоколадные завитки. Я так привыкла к полуночному черному оттенку, что вновь обретенный цвет становится для меня шоком. Алистер наклоняется вперед, и пока он смотрит мне в глаза, его дыхание скользит по моей коже. Удивив меня, он засовывает мой средний палец себе в рот. Я смотрю на него, и у меня вырывается вздох. От того, как его теплый рот обхватывает мой палец, и как его мягкий язык кружит вокруг основания, у меня покалывают пальцы. Я сильно прикусываю внутреннюю сторону губы. Алистер неторопливо убирает от меня свой рот. Опускает мое запястье и проводит большим пальцем по нижней губе: — Не прикрывай это, — он смотрит на татуировку у меня на пальце. — И мне не придется никуда мочиться. Алистер со скрежетом отодвигает от меня свой стул и, встав, возвышается надо мной. Я стараюсь не замечать, насколько он привлекателен при дневном свете. Как на солнце он кажется почти нормальным. Как оно освещает его загорелую кожу и подчеркивает контуры стройного тела. Я сжимаю руки в кулаки, а затем бросаю взгляд на то место, которое он облизал. Макияж, который когда-то был там, исчез, благодаря его слюне. Чего он, конечно, и добивался. Гребаный урод. До моих ушей доносятся звуки шагов, говоря о его уходе, но тут Алистер поворачивается лицом ко мне и, пятясь назад, произносит: — И Брайар, в пятницу надень для меня что-нибудь красивое. Глава 24 Алистер Под звуки доносящейся издали скрипки я прислоняюсь спиной к одному из зданий округа Ротшильд, в котором Столовый зал Сальваторе из набора обычных прямоугольных столов и скучной атмосферы был трансформирован в нечто, что, возможно, захотел бы посетить Гэтсби. Даже не заходя туда, я уже знаю, что там меня ждут люстры и дорогой декор. Нам нужно эффектно появиться, чтобы у людей отложилось в памяти, что мы тут были. Чем быстрее мы это сделаем, тем быстрее сможем приступить к выполнению поставленной задачи. — Она могла решить не приходить. — Она придет, — говорю я Тэтчеру и, бросив на землю окурок сигареты, топчу ногой едва тлеющий уголек. А если Брайар не появится, то что бы с ней потом ни случилось, пусть пеняет на себя. Рук и Сайлас заняты отключением камер наблюдения, поэтому мы с Тэтчером остаемся сопровождать Брайар и Лиру на претенциозный хэллоуинский бал. По сути, это возможность для студентов и преподавателей открыто поглумиться друг над другом. Наряды, возлюбленные, все, что могут увидеть их самодовольные глаза, подвергается жесткой критике. Больше всего камнями швыряются люди, живущие в стеклянных домах. У меня в кармане жужжит телефон, я достаю его и смотрю на светящийся экран. Нажимаю на зеленое приложение мессенджера и хмурюсь от сообщения Шейда. «Я отправил свою рекомендацию, тебе стоит подумать о поступлении». В приложении ссылка на какой-то салон в Нью-Йорке, набирающий новых татуировщиков. Они ищут тех, кто специализируется на черном и сером. Я размышляю над тем, какой будет моя жизнь, прими я это предложение. Через несколько месяцев я получу лицензию, и могу работать где угодно. Если бы не убийство Роуз, я бы уже был на восточном побережье. Возможно, в Нью-Йорке, уже работал бы в салоне, жил бы в двухкомнатной квартире, ходил бы на работу, где ни одна живая душа не знала бы мое имя. Я был бы совсем один. Понравится ли мне вообще моя жизнь без парней? То есть я не сомневаюсь, что Тэтчер уже собирается уехать на восток, и Рук тоже, но Сайлас планировал остаться здесь с Роуз. Могли бы мы все вместе отправиться в путь? Начать новую жизнь, где за нами перестанет тянуться кровавый след, и мы сможем просто жить? Мне хочется ответить «да», но это было бы оптимистично. — Что это значит? — спрашивает Тэтчер, уткнувшись носом в мой телефон. — Ты всегда был таким чертовски любопытным? — я убираю экран и снова засовываю его в карман, подальше от глаз Тэтчера. — Мне никогда не приходилось таким быть. Ты никогда раньше не был таким скрытным. Тэтч смотрит на меня сверху вниз, как будто я что-то у него украл. Эта безумная потребность знать о нас все, быстро надоедает. — Послушай… Я не спрашиваю тебя, чем ты занимался, когда ты приходишь домой с окровавленными руками, хорошо? У всех есть вещи, которые лучше держать при себе, даже у тебя. Я не думаю, что он убивает людей. То есть, может, и убивает, но я сомневаюсь. Я просто думаю, что у него есть свои способы выпустить пар, как и у всех нас. У Тэтчера они просто немного более… жуткие. Это заставляет его умерить любопытство, потому что даже он не готов признаться в своих секретах. — Вот, я выбрал самую простую, которую смог найти, — Тэтч бросает мне черную маску, украшенную спереди серебряными завитками.