– Не трогай меня! – Ибрагим оттолкнул руку солдата, который стоял посреди гостиной и кричал: Barra! Barra! Прочь! Прочь! Второй солдат, которому не было и двадцати, ударил старика прикладом в бок. Ибрагим согнулся. Но не упал. Башар кинулся к нему, прося отпустить деда. Один из солдат схватил мальчика и потащил его к двери. – Не трогай ребенка! – крикнул Жорж, преградив ему дорогу. Солдат ударил его прикладом. Жорж упал. Перепуганная Амаль попыталась помочь отцу встать, но он сам поднялся. – Давай! Вон! Жорж посмотрел молодому солдату прямо в глаза и сказал на иврите: – Вы в нашем доме. Ведите себя пристойно. Солдаты опешили. Жорж взял Башара за руку. Взглядом показал Ибрагиму, что умнее не давать солдатам себя унижать перед детьми. Именно потому, что детям еще не было пятнадцати, Жорж не хотел оставлять их одних в доме. Он велел Амаль и Джибрилю идти с ним и подтолкнул их к двери мимо молчавших солдат. Те не заикнулись о том, что дети еще маленькие, впрочем, они и сами были еще почти детьми, воевать их обучили, а вот что делать в домах мирных жителей, они не знали. * * * Повсюду лежали трупы. Соседи. Женщина, которая еще утром просила хлеба для своих детей. Собаки. Амаль увидела ошалелого малыша, не понимающего, куда ему податься. А солдаты стояли, непринужденно привалившись к своим джипам, опустив винтовки. Они свое дело сделали. – Идите с поднятой головой! – велел Ибрагим. Размеренно, неторопливо он двинулся мимо солдат. В тот момент Амаль поняла то, что никогда не забудет до конца жизни: пусть у тебя больше нет выбора, но ты можешь сохранить достоинство. Один из солдат взглянул на Амаль, когда она проходила мимо. Молодой светловолосый мужчина, симпатичный, даже дружелюбный – по отношению к своему товарищу, которому он зажег сигарету. Почему они ненавидят нас, спросила себя Амаль, и тут же поняла, что это вовсе не ненависть, лично ее они не ненавидят. Что это скорее презрительное безразличие, словно арабы для них не люди, а некая масса. * * * В мечети толпились сотни, если не тысячи людей. Амаль крепко сжимала руку отца, чтобы не потеряться. Двор и молитвенный зал заполняли мужчины, женщины и дети. Снаружи, во дворе, негде было укрыться от солнца. А внутри царила жаркая духота. Люди стояли, прижавшись друг к другу, невозможно было пошевелиться, не говоря о том, чтобы сесть. Воздух пропах потом, отдавал мочой. Жажда становилась невыносимой. Пить им не давали. Если кто-то принимался жаловаться, солдаты пускали очередь над головами. Во дворе был только один колодец – для ритуальных омовений. Люди передавали друг другу воду в ладонях. Многие падали, теряя сознание от жажды, жары и страха. На закате стало настолько нестерпимо, что солдаты разрешили женщинам и детям разойтись по домам. * * * – Запритесь в доме, – наказал детям Жорж, Башару он сказал, что теперь тот отвечает за младших. – Будьте сильными и держитесь вместе! Башар пообещал ему защищать Амаль и Джибриля. К ним приблизился солдат и велел поторапливаться. Амаль напоследок еще разок обернулась на отца, который выглядел в толпе таким одиноким. Его прощальный взгляд должен был подбодрить ее. Но Амаль отчетливо увидела, что он боится. Не за себя, за детей. А она боялась за отца. Снаружи в темноте раздавались выстрелы. Бойцы, засевшие в полицейском участке, продолжали сопротивляться. * * * После того как отпустили женщин и детей, в мечеть согнали новых мужчин. В полночь стало так тесно, что теперь солдаты решили выпустить христиан. По толпе прокатился ропот. Мусульмане говорили друг другу: «Молитесь Аллаху, перед тем как умрете». Ибрагим и несколько других мужчин отказались оставить мусульман. Тогда солдаты дали очередь поверх голов. Все в панике пригнулись. Солдаты вытолкали христиан на улицу. В темноте их повели к церкви, стоявшей по соседству, а мусульман, стоявших на улице с поднятыми руками, погнали в мечеть. Церковь быстро заполнилась. Там были совсем молодые парни в окровавленных штанах и рубашках – сдавшиеся в плен бойцы. Они стояли опустив головы, стыдясь своего позора, но никто не упрекнул их ни единым словом. Мрачная тишина накрыла храм. Будущее не сулило ничего доброго, но никто не желал выказать слабость. Способные держаться на ногах помогали другим, готовым потерять сознание. Кое-кто тихо молился. Снаружи доносились выстрелы. В алтаре висела икона – святой Георгий пронзает копьем змея. Они как-то пережили эту ночь. * * * Утром Амаль с опаской выглянула в окно. На улице перед домом все еще лежали трупы, до которых никому не было дела. Стрельба и взрывы стихли, над городом повисла свинцовая жара. Солдаты ходили от дома к дому. Постепенно на улицах показались женщины и старики – они медленно брели прочь из города, с тюками и детьми. Двоюродные братья Амаль и тетушка исчезли. Жорж наказал Башару присматривать за младшей сестрой, но на самом деле это Амаль присматривала за обоими братьями. Накануне она заперла дверь и спрятала ключ, чтобы Башар не наделал глупостей. Ночью утешала малыша Джибриля, плакавшего и просившегося к родителям. Внезапно тяжелую тишину снова нарушили выстрелы. Амаль увидела, как солдаты бегут к джипам. Донесся крик: «Арабский легион! Аллаху акбар!» А потом начался ад. Тогда-то Амаль и потеряла брата. Когда она отвернулась от окна, то обнаружила, что брата нет, а входная дверь открыта. – Где Башар? – Он побежал, – сказал Джибриль, – воевать с евреями. Амаль хотела заглянуть под ковер, где спрятала ключ, но тут совсем рядом раздалась пулеметная очередь, и стена напротив открытой двери брызнула штукатуркой. Амаль захлопнула дверь и бросилась к Джибрилю, который забился в угол, крепко обняла его и не отпускала, пока стрельба и взрывы не затихли. Казалось, они так просидели вечность. Амаль корила себя за то, что не уследила за Башаром. И в то же время гордилась братом. Теперь он будет змееборцем. * * * Непривычную тишину разорвали крики, но теперь они звучали совсем иначе. Это был вой обезумевших женщин и мужчин. – Мечеть! Они убили всех! Боже, защити нас! У Амаль стиснуло горло. Она открыла дверь и, не соображая ничего, вышла на улицу. Полуденное солнце палило. Мимо пробежали мужчины с носилками. У раненого была оторвана то ли рука, то ли нога. Женщина мчалась, вцепившись себе в волосы, и пронзительно вопила: – Где арабы? Где Аллах? Амаль узнала, что произошло. Два или три иорданских броневика должны были эвакуировать своих бойцов, но заблудились в городе. Жители Лидды решили, что началась спасительная контратака. Оставшиеся в живых бойцы выбежали из укрытий, открыв огонь. Еврейские солдаты ответили мощным пулеметным огнем. И в самом центре этого ада оказались беженцы. Израильский солдат выстрелил из базуки в окно мечети, набитой людьми. Амаль не понимала, что это значит. Она лишь слышала крики, несущиеся со всех сторон: «Они мертвы!» Точно парализованная, она неподвижно стояла у двери. Казалось, весь мир сошел с ума. Потом, все так же оцепенело, развернулась и вошла в дом. В мечети же остались отец, дедушка и все прочие мужчины. Джибриль стоял, дрожа, посреди комнаты, он испуганно отвернулся, когда сестра посмотрела на него. Штаны у него были мокрые. Только когда из медпункта вернулась Мариам, в шоковом состоянии и полностью обессиленная, Амаль узнала: катастрофа произошла не в Большой мечети. А в меньшей, мечети Дахмаш. Многие люди укрылись внутри, надеясь, что солдаты пощадят дом Аллаха. Человек, вошедший туда после рокового выстрела, увидел молельный зал, центр которого был пуст. Разорванные тела разбросало по стенам. * * * Жорж и Ибрагим были живы. Следующую ночь они снова провели в церкви Святого Георгия. Тем временем самые уважаемые люди города вели переговоры с оккупантами. Через тридцать шесть часов в церковь вошел израильский офицер и крикнул по-арабски: «Вон! Все на выход!» Мужчины с трудом могли в это поверить. Пока не узнали, каким было условие их освобождения. * * * Снаружи Жоржу и Ибрагиму открылась какая-то нереальная картина: толпы мужчин медленно, спотыкаясь, выходили из ворот Большой мечети. Склонив головы, они брели по улице, молчаливые, как тени. Их воля была сломлена. Солдаты стояли в стороне, опустив оружие, они молчали, словно не понимали, что здесь происходит. Ни малейшего дуновения ветра. Казалось, у всей страны перехватило дыхание. Из Малой мечети выжившие вытаскивали тела. Засохшая кровь на обезображенных лицах. Солдаты наблюдали, как люди грузят тела на запряженные ослами телеги, чтобы где-то их закопать. * * * Когда они добрались до дома Ибрагима, у Жоржа сжалось горло. Что они сделали с женщинами? С детьми? Дверь была приоткрыта. Он позвал, но никто не ответил. Он прошел по пустым комнатам. На столе в гостиной недопитые стаканы. Чайник холодный. Мужчины молча прошли на кухню и набросились на черствый хлеб. Потом Жорж кинулся в медпункт, надеясь найти там Мариам. По пути он видел, как солдаты стучат во все двери подряд, врываются в дома. В медпункте на полу вплотную друг к другу лежали раненые, которые не могли двигаться. У мертвых лица были закрыты платками. К Жоржу подошли два израильских солдата. Или это были офицеры? Оба одеты в рубашки цвета хаки, никаких знаков отличия Жорж не увидел. Он спросил про Мариам. А они спросили, что он здесь делает. Из палаты вышла бледная от бессонных ночей медсестра и тихо сказала: – Они отослали ее. Мариам, доктора Исмаила, доктора Хаббаша… Здесь остались только два врача. – Куда? Медсестра со страхом посмотрела на солдат. – Я не знаю. Она извинилась и исчезла.