– Ах вот что! А я-то подумал уже… потому что она так скрытничала… Ладно, без обид. Давай, разогрей мускулы! – Подожди. А что она говорила про Виктора? – Показала мне его фотографию. Симпатичный парень. Она думает, что он сейчас матрос в Пальяме. Ты его знаешь? Морис кивнул. Зеэв понизил голос: – Я понимаю, почему его нет ни в одном списке. Он наверняка сменил имя. Знаешь, как меня раньше звали? Владимир Шуманн. Тебе бы, кстати, тоже не помешало. Морис… В этом слышна диаспора. Знаешь, как они говорят? – Зэев рассмеялся. – Мы можем забрать евреев из диаспоры, но не диаспору из евреев. Подумай об этом! – Виктор утонул. – Точно? – Точно. – Почему же она его ищет? Морис не ответил. – Знаешь, – серьезно сказал Зеэв, – некоторые от такого свихнулись. Им надо увидеть труп, чтобы понять, что все кончено. Но люди хотят надеяться. Я встречал тех, кто потерял родителей в Треблинке. И они продолжают искать их имена во всех списках. Хочется прям надавать им пощечин, заорать: ну очнитесь же! Он взял Мориса под руку, чтоб вернуться к остальным. – За дело, лентяи! У Мориса закружилась голова. Он отговорился тем, что, мол, во рту пересохло, и ушел к себе в барак, чтобы разобраться в своих мыслях. Хотя его ранила скрытность Ясмины, он понимал причину: ей было стыдно. Она дала ему обещание и хотела сдержать его, но Виктор прилепился к ней как тень, как Каинова печать, как позорное пятно. Мы не одни, подумал Морис. Каждая душа на корабле несет с собой еще две, три души, всех тех мертвых, которых никто не может похоронить. Радуйтесь, сказали они, что у вас хотя бы есть могила для вашего Виктора, siete fortunati, вам повезло. * * * Позже вернулась Ясмина, ведя за руку Жоэль, которая тут же радостно принялась рассказывать, каких новых подружек она сегодня завела. – Прекрасно, моя милая. – Морис не решался взглянуть в глаза Ясмине, чтобы она не угадала его мыслей. Но держать что-то в тайне от нее он не мог. Ночью, когда Жоэль уснула, он вышел с Ясминой из барака и спросил напрямую: – Ты искала Виктора? – Да что тебе опять в голову взбрело? – Не обманывай меня. Никогда. Ясмина, мы должны держаться вместе. Он крепко сжал ее руку, но не грозно, а с порывистой нежностью. Она не могла больше отпираться и призналась: – Я пыталась, Морис, но у меня не получается. Ты говорил, что я должна его забыть, но… – Ты не должна его забывать. Но он же умер. – Он не умер. – Мы оба были на его могиле в Неаполе, разве не помнишь? Мы видели его знакомого. И он рассказывал, как Виктор утонул. Когда переносил ребенка на корабль. Он не может быть жив! – Но я вижу его каждую ночь, во сне… – Это же просто сон, Ясмина! – Нет! Мне снится та ночь, когда мы сели на корабль… Ты же сам видел, там в другой лодке был Виктор! У него была фуражка Пальяма. – Нет, Ясмина. Было темно. Шел дождь. И лодка находилась от нас метрах в пятидесяти! – Ты думаешь, я не узнаю моего собственного брата? Он мой самый близкий человек на свете! Едва сказав эти слова, она поняла, что ранила Мориса. Ей стало жаль его. Но это была правда. И Морис это знал. В дверях барака появилась Жоэль, сонно потирая глаза, она искала родителей. Ясмина быстро подхватила ее на руки и унесла внутрь. Морис остался снаружи, в темноте, и внезапно почувствовал себя безмерно одиноким среди стрекотания цикад. * * * Ничто не могло поколебать и сбить с пути его жену. Ни возмущение родителей ее скандальной беременностью, ни сплетни соседей. Ни кораблекрушение, ни ожидание нового судна в Афинах. Лишь одно имело власть над ней и могло разделить ее с Морисом – призрак в ее голове. Внутреннее равновесие, с трудом обретенное ею после смерти Виктора, пришло в смятение после той ночи на берегу в Остии, когда она поверила, что узнала в матросе своего брата. Но как мог он покоиться на кладбище и одновременно перевозить эмигрировавших евреев? За все их путешествие Морис с Ясминой поссорились один раз, единственный за все их супружество, и с тех пор она не делилась своими мыслями. Морис поверил, что все позади, но сейчас внезапно ощутил, что земля качается под его ногами, и так будет всегда, пока существует Виктор. И неважно, жив он действительно или только в голове Ясмины. * * * – Ты все еще любишь его? – спросил Морис, вернувшись в барак. Ясмина сидела на лежанке, уткнув лицо в ладони. Она подняла голову, долго смотрела на него и наконец ответила: – Ты говоришь, что я не должна тебя обманывать. Конечно, я люблю его. Как могу я не любить собственного брата? Морис сел рядом и понизил голос: – Почему ты так держишься за него? Он сделал тебе ребенка и бросил тебя. – Он взглянул на Жоэль, мирно спящую под одеялом. – Он хотел, чтобы ты сделала аборт и избавилась от Жоэль, тебе это известно? – Но без него, – ответила Ясмина, – она вообще не появилась бы на свет. Морис нервно огляделся по сторонам. Через открытую дверь ветер заносил пыль. Ясмина нежно прижалась к нему. – Знаешь, я не простила Виктора, – произнесла она. – Я так зла на него. Ее искренность удивила Мориса. Он видел, что она борется с собой. – Я никого еще так не ненавидела. Он ласково взял ее за руку: – У него были свои причины. Если бы мой народ не причинил вам всего этого, Виктору не пришлось бы уйти в Сопротивление. Он оставил тебя, чтобы защищать свой народ. – А если бы он не ушел, – добавила Ясмина, – ты не был бы сейчас со мной. Мактуб, так предначертано. – Когда ты сможешь его простить? Он увидел, как в ее глазах, тех самых, что могли дарить огромную любовь, разверзлась бездна. Вспыхнуло темное пламя, исток которого он был не в состоянии ни понять, ни тем более усмирить. Она способна убить, мелькнуло у него в голове. Он был рад, что это чувство вызывает другой мужчина, но одновременно ощущал собственную чуждость. Это касалось только ее и Виктора, а он оставался статистом в их истории. * * * С тех пор Ясмина не упоминала имени Виктора, однако это не значило, будто она его забыла. В любом браке, даже самом лучшем, бывает конфликт, который невозможно разрешить, а можно только пережить. Потому что силы, питающие его, ускользают от сознательной воли. – Дай мне время, – просила она. И добавляла: – Al cuore non si commanda[7]. Морис понимал, что от его настойчивости она лишь замкнется в себе. Так что он упражнялся в терпении и, подобно влюбленным и дуракам, тешил себя надеждой, что время на его стороне. Как-то вечером – Жоэль отлично помнит, что она как раз выловила последнюю осеннюю пчелу из банки с вареньем, – Морис спросил ее, хотела бы она, чтобы у нее появился братик или сестричка. Захлопав в ладоши, Жоэль воскликнула «Да!», но глядевшая на них Ясмина вовсе не радовалась. – Только когда у нас будет квартира, – сказала она. – Здесь не место рожать ребенка. – Как хочешь, – ответил Морис, скрыв разочарование. * * *