— Мы все ошибаемся. Это ее ошибка. — Она влюблена в тебя? — Сомневаюсь. — Должно быть, еще не успела,— сказала я. На лице у него проявились ямочки, и он улыбнулся, но улыбка была ускользающей, недоброй, и я подумала, уж не задела ли я его больное место. Теперь он заволновался, поглядывая на часы. — Мне нужно идти,— сказал он. Но собрал обе тарелки, ножи и вилки и отнес это все на кухню. Он обычно моет посуду сразу, когда готовит, так что ему немного оставалось сделать. В семь часов он ушел. Я услышала рев и скрежет машины, когда он завел мотор и поехал. В квартире было темно. И ужасно тихо. Я заперла дверь на ключ. Приняла ванну, стараясь не мочить мои ожоги. Завернулась в одеяло и выключила свет. Проведя с ним время, я вызвала к жизни какие-то ископаемые чувства, следы былых эмоций, переживаний, ныне окаменевшие. Я изучала собственные ощущения, словно какие-нибудь образцы, из любопытства, не больше. Быть замужем за наркоманом — это наибольшее приближение к абсолютному одиночеству. Добавьте к этому его хроническое непостоянство, и у вас получилась целая куча бессонных ночей. Есть среди них такие, что бродят и рыщут где-то ночи напролет, такие, которых не видишь очень долго. Лежа в постели, ты говоришь себе, что ты беспокоишься, как бы он опять не разбил машину, боишься, что он пьян или попал в тюрьму. Ты думаешь, что его переехали, ограбили или покалечили, что он вколол себе слишком большую дозу. На самом деле, ты боишься, что он у кого-то еще. Время идет. Время от времени ты слышишь, как подъезжает машина, но не его. К четырем утра у тебя в голове гремучая смесь из двух мыслей: ты хочешь, чтобы он пришел домой, и ты хочешь, чтобы его не стало. Дэниел Уейд научил меня ценить одиночество. То, что я переживаю сейчас, просто ни в какое сравнение не идет с тем, через что я прошла, когда мы были вместе. ГЛАВА 19 Поминальная служба по Олив была назначена на два часа дня в воскресенье в Унитарской церкви. Спартанская церемония, никаких излишеств в декорациях. Пускали только родственников и близких друзей. Было много цветов, но гроба не было видно. Полы были покрыты красной плиткой, блестящие и холодные. Резные скамьи были из полированного дерева, без подушечек. Из-за высоких потолков создавалось ощущение простора, но не было никаких украшений и икон тоже не было. Даже витражи в оконных проемах были просто кремового цвета с бледно-зеленым контуром виноградников по краям. Унитарианцы мало внимания обращают на такие вещи, как религиозное рвение, благочестие, покаяние или искупление грехов. Иисус и всевышний ни разу не упоминались присутствующими, ни у кого с губ не слетело «аминь». Вместо священного писания здесь читали труды Бертрана Рассела и Калила Гибрана. Человек с флейтой играл печальную классическую музыку и закончил мелодией подозрительно похожей на «Зовите клоунов». Не было никакого надгробного слова, зато священник долго и непринужденно рассказывал нам об Олив, призывая прихожан подняться с места и поделиться своими воспоминаниями об усопшей. Никто особенно не переживал. Я присела на скамейку где-то сзади в своем платье на каждый случай, не желая вмешиваться. Я заметила, что несколько человек повернулись в мою сторону, словно тем, что я подорвалась на бомбе вместе с Олив, я завоевала себе статус знаменитости. Эбони, Ланс и Басс вполне владели собой. Эш плакала, и ее мать тоже. Терри сидел в одиночестве в первом ряду, наклонившись вперед, спрятав лицо в ладони. Вся группа занимала не больше пяти первых рядов. Затем мы собрались в небольшом садике, где нам подали шампанское и сэндвичи. Все было в рамках приличий. День был жарким. Солнце яркое. Садик был весь в ярких однолетниках, золотистых, оранжевых, лиловых и красных, рассыпанных вдоль белой стены, окружающей церковный дворик. Каменный фонтанчик мягко плескался неподалеку, время от времени обливая каменные плиты у нас под ногами. Я двигалась вдоль группы скорбящих родственников, говоря немного, ловя обрывки разговоров. Кто-то обсуждал дела на бирже, кто-то недавнее путешествие, кто-то развод каких-то общих знакомых, проживших вместе двадцать шесть лет. Из тех, кто взял на себя труд побеседовать об Олив Вуд, был Коулер. Темы равномерно распределились между приличествующим случаю выражением сочувствия и легким злословием. — …он никогда не оправится. Она для него была всем… — …заплатила семь тысяч долларов за эту шубу… — …была просто в шоке… не могла поверить, когда Руфь позвонила мне… — …бедняжка. Он боготворил землю по которой она ходила, хотя я, например, никогда не мог этого понять… — …такая трагедия… такая молодая… — …мне всегда это было интересно, тем более при том, как она была узка в груди. А кто шил? Я обнаружила Эш, сидящей на каменной скамье возле двери в часовню. Она выглядела бледной и осунувшейся, в ее светло-рыжих волосах поблескивали нити преждевременной седины. На ней было свободное платье темной шерстяной ткани, из коротких рукавов были видны ее предплечья, бесформенные, словно тесто. Еще через несколько лет у нее будет вид этакой матроны, какой бывает у женщин, стремительно набирающих вес. Я присела рядом с ней. Она протянула мне руку, и так мы и сидели вместе, словно школьницы на экскурсии. «Построиться парами, и никаких разговоров». Жизнь — это довольно забавная экскурсия. Иногда я чувствую, как мне не хватает записки от мамочки. Я изучала толпу. — Где Эбони? Я ее не вижу. — Она ушла после службы. Она такая холодная. Сидела там словно каменная, ни одной слезинки. — Басс говорит, что она была просто в трансе, когда услышала об этом. Теперь она взяла себя в руки, и это, видимо, больше подходит к тому образу жизни, который она ведет. Были ли они с Олив близки? — Я всегда так думала, но теперь сомневаюсь. — Перестань, Эш. Люди по-разному выражают свое горе. Никогда не знаешь, что они чувствуют на самом деле,— сказала я.— Однажды я была на похоронах, где одна женщина смеялась так, что написала себе в штаны. Ее единственный сын погиб в авиакатастрофе. Потом ее госпитализировали с глубокой депрессией, но если бы ты видела ее на похоронах, то никогда бы не подумала. — Я понимаю.— Ее взгляд блуждал по дворику.— Терри снова звонила эта женщина. — Лида Кейс? — Кажется, да. Та, что ему угрожала. — Он позвонил в полицию? — Сомневаюсь. Это было совсем недавно, перед тем как мы вышли из дома. У него просто не было времени. Я заметила Терри, разговаривающим со священником. Как будто заметив мой взгляд, он повернулся и взглянул в нашу сторону. Я дотронулась до руки Эш. — Сейчас я вернусь,— сказала я. Терри что-то пробормотал своему собеседнику и бросился ко мне. Смотреть на него было все равно, что глядеться в зеркало: те же ожоги, то же затравленное выражение в глазах. Мы чувствовали после этой катастрофы такую близость, какую испытывают сильно любящие друг друга люди. Никто другой не знал, каково это было в тот момент, когда взорвалась бомба. — Как дела? — спросил он тихим голосом. — Эш говорит, что звонила Лида Кейс. Терри взял меня под руку и увел ближе к выходу. — Она здесь, в городе. Она хочет встретиться со мной. — Ерунда. Ни в коем случае,— хрипло прошептала я. Терри посмотрел на меня в замешательстве. — Я знаю, это звучит дико, но она говорит, что у нее есть информация, которая могла бы быть нам полезной. — Ну конечно. По всей видимости, эта информация в пакете и взрывается, как только ты до нее дотрагиваешься. — Я спросил ее об этом. Она клянется, что не имеет никакого отношения к гибели Олив. — И вы ей поверили? — Частично. — Послушайте, это вы мне рассказали о том, что она вам угрожала. Она до смерти напугала вас тогда, и вот она снова здесь. Если вы не позвоните лейтенанту Долану, я сделаю это сама. Я думала, он будет возражать, но он только глубоко вздохнул. — Хорошо. Это единственная разумная вещь, я понимаю. Я был словно в каком-то тумане. — Где она остановилась. — Она мне не сказала. Она хочет встретиться со мной в шесть часов, в птичьем питомнике. Вы тоже хотите пойти? Она назвала мне ваше имя. — Почему мое? — Не знаю. Она сказала, что вы приезжали в Техас, чтобы поговорить с ней. Но я ей не верю, иначе бы вы рассказали мне об этом тогда. — Извините. Видимо, действительно, нужно было это сделать. Это было в начале недели. Я пыталась выяснить кое-что про Хью Кейса, понять, каким образом его смерть связана со всем этим. — Ну и? — Я пока не уверена. Но я бы очень удивилась, если узнала, что все эти события не связаны между собой. Просто я пока не могу понять, каким именно образом. Терри скептически взглянул на меня. — Так и не доказали, что он был убит, верно? — Да, это так,— сказала я.— Просто маловероятно, чтобы результаты лабораторных анализов исчезли ни с того ни с сего, если только кто-то не пытался скрыть улики. Может быть, теперь это тот же человек, только действует он по другим мотивам. — Почему вы так думаете? Отравление выхлопными газами уж совсем никак не похоже не взрыв бомбы. Если в первый раз так хорошо сработало, не легче ли было использовать тот, старый способ? Я пожала плечами. — Не знаю. Я бы на его месте сделала так, как было бы удобнее. Нам не следует предпринимать никаких глупостей самостоятельно. Я заметила, что Терри смотрит на что-то за моей спиной. Я обернулась и увидела Басса. Он выглядел постаревшим. Казалось, смерть Олив состарила всех, но на Бассе это было как-то более заметно: глаза у него опухли, складки висели вокруг рта. У него было одно из тех мальчишеских лиц, которые редко выражают собой глубокие чувства. На нем скорбь выглядела словно раздражение. — Я отвезу домой маму,— сказал он. — Я буду здесь,— сказал Терри. Басс отошел от нас, и Терри снова повернулся ко мне.— Вы хотите сами позвонить лейтенанту Долану или это должен сделать я? — Я позвоню,— сказала я.— Если возникнут какие-нибудь проблемы, я сообщу, если же нет, встретимся возле птичьего питомника в шесть часов. Я была дома в тридцать минут четвертого, но у меня ушел почти час на то, чтобы связаться с лейтенантом, который, конечно же, был заинтересован в том, чтобы побеседовать с Лидой Кейс. Он сказал, что подъедет туда в пять часов на частной машине, подозревая, что Лида с неодобрением отнесется к любым контактам с полицией. Я переоделась в джинсы и достала свои теннисные туфли. Я устала, боль в моих ранах и ожогах вытягивала из меня силы, словно воздух из пропоротой шины. Я чувствовала, что за целый день его осталось совсем немного и я ехала почти на ободах. Частично я разделяла сомнения Терри. Трудно было поверить, что это Лида подбросила пластиковую бомбу к ним домой, не говоря уже о том, чтобы возложить на нее вину за гибель ее же собственного мужа два года назад. Несмотря на ее обвинения и неприкрытую угрозу Терри, она не была похожа на убийцу, что бы за этим ни стояло. Убийцы продолжают удивлять меня снова и снова, и я стараюсь не обещать, но тем не менее. Может быть, она действительно хотела предложить нам информацию, которая будет полезна. Когда я приехала на условное место, солнце почти совсем зашло. Птичий питомник — это заповедник, расположенный недалеко от пляжа, организованный для того, чтобы представить защиту гусям, лебедям и другой дичи, площадью в сорок три акра. Он примыкает к зоопарку и состоит из лагуны с пресной водой неправильной формы, окруженной полянами, подстриженной травой, через которые тянутся велосипедные дорожки. Здесь есть небольшая автостоянка, недалеко от того места, куда родители приводят маленьких детей, принося в пластиковых пакетах старую кукурузу и засохший хлеб. Самцы-голуби раздувают перья, настойчиво преследуя своих невнимательных подружек, которым удается, важно вышагивая, ускользнуть от неминуемого совокупления. Я подъехала на стоянку и припарковалась. Вылезла из машины. Чайки кружились у меня над головой в своем замысловатом танце. Гуси ковыляли по берегу в поисках крошек. А утки плавали в спокойной воде, и от них расходились круги по поверхности лагуны. Небо было густого серого оттенка. Серебряная поверхность воды морщилась при налетевшем ветре. Я очень обрадовалась, когда рядом с моей машиной остановилась машина лейтенанта Долана. Мы поболтали ни о чем, поджидая Терри, и когда он появился, стали ждать втроем. Лида Кейс не пришла. В четверть девятого мы сдались. Терри взял номер телефона Долана и сказал, что свяжется с ним, если узнает что-нибудь о ней. Все мы были разочарованы, потому что подсознательно ожидали приближения к развязке нашей драмы. Терри, казалось, был рад тому, что мы были чем-то заняты весь вечер, и я вдруг поняла, как тяжело ему будет провести этот свой первый вечер в одиночестве. В пятницу он был в больнице, в субботу у тещи, пока полицейские осматривали место происшествия и рабочие восстанавливали обрушившуюся переднюю стену дома.