– Поискать тебе работу? – муж тоже отпил глоток сока. – Я так давно не ходила на работу, что даже и не знаю. – пожала плечами Лира. – Почему бы тебе не вернуться к занятиям живописью? – Кому это надо? Сейчас это не пользуется спросом. Любой с помощью программы может изобразить такое! – Но это не является искусством в подлинном смысле этого слова. Искусство творит человек. – Вот-вот. Сотворили чудо машины. И музыку за нас пишут, и стихи, и картины. Всё, что угодно. – Это не исключает возможности заниматься творчеством и нам. Даже наоборот. Машина не может создавать новое, а человек вполне и достаточно многочисленно. – Только и осталось, что искусство прошлых времён. И не спорь со мной! – повысила Лира голос, утирая салфеткой слезу. – Я и не спорю. Так. Выражаю своё мнение. Займись основательно английским, – занервничал Виктор Арнольдович, не выносивший женских истерик. – Мне этот английский негде применить. Я ни с кем не общаюсь. Мне не интересны разговоры ни о чём с моими бывшими однокурсниками. Да и время не то. Сам знаешь. Каждый сам по себе. Замкнулись в своих семьях, своих мирках. – Вернись на курсы китайского. Изучая языки, мы тренируем мозг, отодвигая тем самым старость. – Хорошо. Вернусь. Устала я почему-то, – Лира снова тяжело вдохнула. – Марк закончит занятия, отправлю вас на Карибские острова. Пальмы, океан, песочек. Вспомни, как мы отдыхали, – Смаков закрыл глаза и, улыбаясь, откинул голову на спинку стула. – Да. Хорошо было… – Что значит хорошо? Замечательно! Просто замечательно! – Да. Замечательно, – кивнула жена, не желая тратить энергию на никчёмный спор. – Да и мне не мешало бы отдохнуть. Спасибо за ужин. Выйду погулять с собакой. Смаков поднялся со стула, и тут же вскочил Чарли, радостно завилял хвостом, передними лапами упёрся хозяину в грудь и лизнул его в щёку. – Ну-ну. Давай без телячьих нежностей, – заулыбался Виктор Арнольдович в предвкушении приятной прогулки, но тут заявил о себе сигнал связи, и ему пришлось прикоснуться к устройству на левой руке. На скатерти появилось изображение мужчины, который сообщил монотонным голосом: «Испытуемый 232 неожиданно исчез из поля наблюдения». – Как исчез? Быть не может! При всём снаряжении? Явлюсь немедленно. Чарли, сидеть дома! Погуляй, пожалуйста, с собакой, – бросил он на ходу жене, поспешно выходя из комнаты. 6 Хумов вошёл в узенькую комнату с низким потолком, за единственным столом которой сидел тощий человек в коричневом костюме и с постным выражением лица, имеющий прозвище Малёк по причине его фамилии – Малкин. – Проходите, проходите. Присаживайтесь, – в глазах человека мелькнуло нечто похожее на интерес и сразу скрылось за обычной служебной непроницаемой маской. – Вы были направлены в зону… Мм-мм. – В зону Z-4, – отчеканил Хумов. – Да. В зону Z-4. Ваши выводы. Прошу кратко и по делу. Хумов замялся. Ваши выводы. О выводах он не успел подумать. Почему сразу выводы? Он разве знает, что происходит там? – Итак. Прошу вас, – Малёк глянул себе под ноги. – Ваша версия, Хумов? Пожалуйста, не смущайтесь. Говорите, как есть. Для этого вас и отправляли. – Самое существенное, что мне удалось выяснить: зона Z-4 заражена радиацией. – Что предлагаете? – Предлагаю исследовать, найти причину. В первую очередь закрыть проезд загородных поездов. Срочно эвакуировать людей с близлежащих территорий. – Так, так… В какие цифры это выльется? – При чём здесь цифры? На карте стоит безопасность людей. – Вы затрудняетесь назвать сумму? В наш сложный век, когда нам приходится осваивать другие планеты, когда естественные запасы Земли истощились и мы вынуждены изыскивать всё новые и новые технические возможности для поддержания жизни, вы предлагаете урезать бюджет на столь значительную сумму? Не мне вам объяснять, в каких чудовищно сложных условиях мы вынуждены существовать. При том что популяция неуклонно растёт. Соответственно, мы вынуждены отправлять людей в тяжелейшие условия на Марс со слабой надеждой для близких когда-нибудь увидеть их. Не заставляйте меня читать лекцию для первого курса. Какую бы цифру вы ни назвали, этого всё равно будет недостаточно. Хумов понял, что он проваливается, и понял также, чего ждёт от него этот сухонький начальничек. Он уже был готов поддаться, ответить так, как тот ждёт, но тут перед ним мелькнуло хохочущее лицо в шапке волос цвета одуванчика, и Хумов, неожиданно для себя, вопреки длительным тренировкам на чутьё не своим голосом произнёс: – Необходимо произвести работы согласно пункту № 8, параграф № 12 – случай чрезвычайного положения для здоровья и выживания людей. – Так. Вы свободны. Можете идти, – экзаменатор кисло улыбнулся, отвёл взгляд в сторону зашторенного окна, оседая в своём кресле, становясь ещё мельче. «Провалил. Окончательно и бесповоротно провалил», – подумал Хумов, выходя из кабинета. Смеркалось. Кое-где зажглись огни. Он посмотрел на небо. Тёмная туча медленно расползалась, не давая проникать свету от заходящего солнца. На всякий случай, подходя, Хумов включил улавливатель звуков. «Теперь можно и поужинать», – подумал он и сел на металлическую скамейку. И вдруг услышал: «Этого. Да, Хумов. Именной № 232». «Хорошо, что утром я предусмотрительно опустил два брикета сразу», – похвалил себя Хумов, спокойно допивая густую жидкость, прожёвывая с наслаждением попадающие частицы овощей, мяса, риса. К нему подошли двое в коричневых комбинезонах. Один – повыше – спросил: – Хумов? – Да. Хумов. – № 232? – Верно. – Нам приказано вас доставить к Голунову. – Одну минутку, – дружелюбно произнёс Хумов, кивнул на термос и улыбнулся. Улыбка произвела соответствующее впечатление, сделав своё дело. Двое подошедших, переглянувшись, несколько расслабились и невольно улыбнулись в ответ. Хумов аккуратно закрутил пробочку, уложил термос в рюкзак, лежащий на скамейке, и, медленно развернувшись, молниеносными ударами вырубил обоих по крайней мере на полчаса. 7 Хумов вскочил в вагон скоростного поезда. Он не сомневался в том, что его ищут, поэтому о возвращении в своё обиталище думать не приходилось. Голова была ясной. Мозг работал с повышенной скоростью, передавая сигналы тревоги телу, которое напрягалось в ответ, готовясь в любую секунду совершить активное действие, и ему приходилось усилием воли сдерживать желание встать и выйти на ближайшей остановке. И бежать куда глаза глядят до тех пор, пока усталость не свалит с ног и сон не спасёт его от испытываемого стресса. Ему пришлось принять расслабляющую позу и погрузить себя в отрешённое состояние с помощью определённых дыхательных упражнений и концентрации внимания на воображаемой горной вершине. Он покружил над ней орлом, осматривая с высоты скалы, мелкий кустарник, пасущихся диких коз, водопад, простирающиеся у подножия луга, птиц, перелетающих стайками с дерева на дерево, пчёл, собирающих нектар, кружащихся и застывающих на месте стрекоз, божьих коровок, совершающих свой медленный путь по листьям и стеблям растений, расправляющих свои тончайшие крылышки и совершающих неторопливый полёт, разновидности полевых цветов – от ромашки до иван-чая. Взгляд его задержался на васильковом поле, насладился яркостью голубого цвета, и он открыл глаза, испытывая полное равновесие и спокойствие, переходящее в бесстрашие. Поезд остановился. Быстро, не оглядываясь и не глядя по сторонам, он, минуя вокзал, устремился по знакомой улице в противоположном направлении от своего казённого жилища. В темноте он ещё может оставаться незамеченным, но завтра при свете дня его проще простого будет схватить. Проходя через привокзальную площадь с подсвеченным обелиском в центре, он обратил внимание на то, что его значок с номером 232 начал пульсировать, и тут же зашёл в первый попавшийся бар. Народу было немного, да и те сидели, уткнувшись в свои электронные устройства. Два парня в вечерних комбинезонах, отделанных бархатом и золотистой витой тесьмой, в увесистых очках, снабжённых устройством, для просмотра в трёхмерном изображении фильмов, музыкальных клипов и картинок, откинувшись на креслах, кайфовали, подёргиваясь тощими телами в такт неслышимой для других музыки. В баре царила спокойная атмосфера свободы. На него никто не обратил внимания. Хумов прошёл в мужскую комнату, закрыл за собой дверь, вырезал светящийся № 232 и опустил его в сливной бачок. Пусть теперь ищут до посинения. Из рюкзака достал маскировочный комбинезон синего цвета, который на теле надулся, превратив его в качка с широченными плечами, тонкой талией и выпирающей рельефной мускулатурой. Надел белокурый парик с длинными до плеч волосами, с синей лентой, идущей посередине лба, и, глянув на себя в зеркало, остался доволен своим видом. Через семь минут он беспрепятственно вышел на улицу. Фонари горели ярче. Пешеходы попадались редко. Это был час после возвращения с работы, и большинство сидели по своим квартирам за вечерней трапезой. Хумов подошёл к реке, напоминающей огромную рыбу, стиснутую гранитными берегами, величаво стремящую свои воды, отражающую разноцветные огни большого города. Он достал из заплечного мешка комбинезон и пустил на воду. Река – его спасение. Скоро застрекочут вертолёты, завоют сиренами машины, будя уставших горожан, пугая прохожих, а ему надо успеть найти место, где можно будет схорониться. Тёмная, тяжёлая рябь воды медленно уносила его служебную одежду. И тут Хумов вспомнил о девушке, встреченной им утром в пригородном поезде. Её карточка с номером телефона уплывала вниз по течению. Хана – его единственная связь с этим огромным и теперь уже враждебным городом. Чем может помочь ему эта девушка, этот чистый, наивный подросток, и вправе ли он – сильный, тренированный парень, готовящийся к полёту на Марс в качестве спасателя, подвергнуть её опасности, связавшись с ней и бросив клич о помощи? И всё же… Оглянувшись и удостоверившись, что никого поблизости нет, он сбросил костюм и поплыл, преодолевая обжигающий холод воды, ставя себе большой жирный минус за свою непредусмотрительность. Хорошо ещё река не успела отнести спецодежду далеко, и он, ловко подхватив левой рукой ткань, поплыл обратно. Выскочив из воды, Хумов раскрыл молнию на одном из многочисленных карманов, достал тоненькую пластиковую карточку и шарик с прекрасной женщиной внутри, с облегчением вздохнул, скатал одежду валиком и забросил её как можно дальше, наблюдая за тем, как тот поплыл снова, но уже быстрее, сильно погрузившись в воду. Едва он успел одеться, подпрыгивая от озноба, как услышал вой сирены и стрекот вертолётов. Почему они начали на него облаву? Они, ставшие преследователями, они, отринувшие его от себя, они, сделавшие его из своего – чужим? Хумов метнулся от реки в проём между домами, вжался в холод каменной арки, ведущей в полутёмный двор. Сейчас, сейчас его схватят, совершат что-то непоправимое, и он потеряет свободу. Хумов бросился было к дверям, перебегая от одной к другой, но они все до единой оказались на кодовых замках. Что делать? Куда спрятаться? Скоро они начнут прочёсывать улицу за улицей, дом за домом, и так весь район. Он сам участвовал в подобной операции по поимке одного бандита. Он знает: от спецотрядов не скрыться. Мысль работала лихорадочно, с неимоверной скоростью. Пальцы рук дрожали, сердце колотилось во всей широте груди. Вот она, живая ситуация предельной опасности. Их игровые тренинги – ничто по сравнению с правдой жизни. Там всегда присутствовала мысль, что это всего лишь игра, хотя случались и крутые положения. Его взгляд остановился на поблескивающей крышке люка. Он вспомнил вопрос на одном из зачётов: почему крышки люков круглые? Удобнее в них залезать при надобности, ответил один из ребят. Ответ оказался неверным, и все смеялись. А парень был прав. Очень удобно нырнуть в круглый проём люка. Это шанс. Другого выхода в данной ситуации не предвидится. Хумов достал из мешка топорик, ловко поддел крышку, отодвинул в сторону, спустился и осторожно, бесшумно вернул её на место. И тут же услышал шум въезжающей во двор машины, топот ног, голоса переговаривающихся: – Пусто. Никого. – Хорошо смотрите. – Двери на замках. – Не мог он проскользнуть в одну из дверей с жильцом?