– Ты еще не знаешь, что такое абзац, – сказал я. – У него нет причин думать, что за ним следят, если его что-нибудь не спугнет. А вот тогда наше дело швах. Держись поближе, чтобы не отстать на светофорах. Херб хорошо знал свое дело. Движение в воскресное утро было небольшое, нас разделяло всего две машины, когда мы следом за О’Нилом выехали на Сорок шестую улицу. Там такси свернуло налево, а через квартал, на Лексингтон-авеню, свернуло направо и через минуту остановилось перед вокзалом Гранд-Сентрал. Нас по-прежнему разделяли две машины. Херб свернул направо и притормозил, после чего я незаметно вышел, скрытый припаркованным автомобилем, и ухмыльнулся Хербу: – Ну, что я тебе говорил? Он хочет бежать! Увидимся на суде. Как только О’Нил рассчитался с таксистом и направился в здание вокзала, я последовал за ним. Я все еще не верил, что эта затея к чему-нибудь приведет. Лично я отправился бы отсюда в Гринвич на воскресную вечеринку с напитками и, возможно, игрой в покер. Между тем у О’Нила явно не было сомнений по поводу того, куда направиться, поскольку он прошел по длинному коридору, затем пересек главный вестибюль с уверенностью человека, имеющего перед собой определенную цель. Он явно не подозревал, что является объектом слежки. Наконец он свернул, но не к выходу на платформы, а к лестнице, ведущей к камере хранения на верхнем этаже. Я убавил шаг, не упуская О’Нила из виду, и спрятался за ближайшим углом. Отстояв очередь в несколько человек, О’Нил протянул квитанцию, и через минуту ему вручили какой-то предмет. Хотя я находился футах в тридцати от О’Нила, предмет в его руках меня сразу заинтересовал. Это был небольшой прямоугольный кожаный чемоданчик. О’Нил взял его и направился к выходу. Теперь вероятность быть обнаруженным пугала меня гораздо меньше, чем перспектива упустить О’Нила, и я буквально наступал ему на пятки. Внезапно он остановился, сунул чемоданчик под пальто, прижал поплотнее рукой и застегнулся на все пуговицы. А затем, вместо того чтобы вернуться к выходу на Лексингтон-авеню, он направился к выходу на Сорок вторую улицу и, покинув здание вокзала, повернул налево к отелю «Коммодор», где была стоянка такси. Меня он так и не заметил. После непродолжительного ожидания он сел в подошедшее такси и хотел было захлопнуть дверцу. Но я решил, что так дело не пойдет. Конечно, было бы не худо узнать, какой адрес О’Нил назовет водителю, но я понимал, что это не так жизненно важно, поскольку, если из-за какой-нибудь нелепой случайности, с чем сплошь и рядом приходится сталкиваться при наружном наблюдении, я потеряю из вида кожаный чемоданчик, то мне придется искать другую работу, например помогать Хэтти Хардинг пришивать пуговицы. Я подскочил к такси и придержал дверцу: – Мистер О’Нил, привет! Вам в пригород? Может, подбросите? Не дожидаясь приглашения, я уселся рядом с ним и, желая быть хоть сколько-нибудь полезным, захлопнул дверцу. Сказать, что О’Нил растерялся, – значит ничего не сказать. На его месте любой бы растерялся, ну а чем он хуже других? О’Нил явно забеспокоился: – Привет, Гудвин! Откуда вы взялись? Ну, на самом деле я еду… вовсе не в пригород. А наоборот, в центр. – Решайте, в конце концов, куда вам нужно! – с раздражением воскликнул шофер. – Не важно, – жизнерадостно сказал я О’Нилу. – Я просто хотел задать вам пару вопросов относительно кожаного чемоданчика, который вы прячете под пальто. – И добавил, уже шоферу: – Езжайте. На Восьмой улице повернете налево. – Это не ваша машина! – разъярился шофер. – Что вообще тут происходит? Ограбление? – Все в порядке, – успокоил его О’Нил. – Это мой приятель. Езжайте. Машина тронулась. Мы молчали. Мы проехали мимо отеля «Вандербильт» и, дождавшись зеленого сигнала светофора, пересекли Мэдисон-авеню, после чего О’Нил нагнулся к шоферу и сказал: – На Пятой авеню езжайте на север. Водитель, задетый в лучших чувствах, ничего не ответил, но, когда мы выехали на Пятую авеню, свернул направо. – Ладно, – сказал я, – как вам будет угодно. Но я думал, мы могли бы сэкономить время, поехав сразу домой к Ниро Вулфу. Содержимое этого чемоданчика наверняка заинтересует его даже больше, чем меня. Конечно, такси не самое подходящее место, чтобы вступать в дискуссии, тем более что мы явно не приглянулись шоферу. О’Нил снова наклонился и дал водителю свой домашний адрес на Парк-авеню. Поразмыслив на протяжении трех кварталов, я решил проголосовать против. Из оружия при мне был только перочинный ножик. Так как я с восьми утра наблюдал за домом О’Нила, у меня сложилось впечатление, что заседания исполнительного комитета НАП сегодня не будет, но, если они там и с ними генерал Эрскин, потребуются слишком большие усилия с моей стороны, чтобы уйти оттуда с чемоданчиком. Поэтому, понизив голос, я обратился к О’Нилу: – Послушайте… Если шофер – а он наверняка сознательный гражданин – поймет из нашего разговора, что дело связано с убийством, то остановится возле первого же копа, которого увидит. Может быть, вам тоже нужен коп? Тогда вас наверняка обрадует, что идея отправиться к вам домой мне не по душе. Если вы будете на ней настаивать, придется показать швейцару свое удостоверение и попросить, чтобы он позвонил в Девятнадцатый полицейский участок на Восточной Шестьдесят седьмой улице, дом сто пятьдесят три, Райнлендер четыре, один-четыре-четыре-пять. Представляете, как переполошится ваш дом? Так почему бы нам не посидеть на скамеечке в парке? Погреемся на солнышке и поговорим без свидетелей. Я понимаю, что выражает ваш взгляд, но даже и не пытайтесь. Ведь я на двадцать лет моложе вас и каждое утро делаю зарядку. Сразу перестав походить на тигра перед прыжком, О’Нил наклонился и сказал шоферу: – Остановитесь. Вряд ли у него было с собой огнестрельное оружие, но я не хотел, чтобы он шарил по карманам, а потому сам рассчитался за такси. Мы находились на Шестьдесят девятой улице. Когда машина отъехала, мы перешли через дорогу в Центральный парк и уселись на скамье возле ограды. Левой рукой О’Нил поддерживал под пальто чемоданчик. – Если вы позволите осмотреть мне его снаружи и внутри, это упростит дело. И если там лишь масло с черного рынка, можете идти с миром, – сказал я. О’Нил повернулся, чтобы посмотреть мне прямо в лицо. – Послушайте, Гудвин, – произнес он, очень тщательно выбирая слова, – я не буду высказывать негодование по поводу таких вещей, как ваша слежка за мной, да и других вещей также. – (Похоже, он не очень тщательно выбирал слова, так как повторился, но я был слишком хорошо воспитан, чтобы перебивать.) – Я только хочу объяснить вам, как чемоданчик – учтите, совершенно законным путем – оказался у меня! Я не имею ни малейшего представления, что там находится! – Давайте посмотрим, – предложил я. – Нет! – отрезал он. – Насколько вам известно, чемоданчик – это моя собственность. – Вот как?! – Именно так. И я вправе осмотреть его сам, без посторонних. Я говорю о моральном праве, а не о юридическом. Ведь вы предложили обратиться в полицию, и с точки зрения закона ваши действия были бы вполне оправданны. Но сперва вы выдвинули идею отправиться к Ниро Вулфу. Вы считаете, что полиция это одобрит? – Нет, а вот Вулф наверняка одобрит. – Не сомневаюсь. – О’Нил продолжал настойчиво гнуть свою линию. – Вот видите, ни вы, ни я не желаем вмешательства полиции. Выходит, наши интересы совпадают. Это чисто процедурный вопрос. Давайте взглянем на дело с вашей точки зрения. Вы хотите приехать к своему шефу и сказать: «Вы послали меня сделать свою работу, я ее выполнил, вот вам результаты» – и передать ему чемоданчик. Вот чего вы хотите. Так? – Совершенно точно. Поехали. – Поедем, обязательно поедем. Уверяю вас, Гудвин. – Он говорил так проникновенно, что я чуть было не прослезился. – Но какое имеет значение, когда мы поедем? Сейчас или через четыре часа? Никакого! Я никогда в жизни не нарушал слова. Я бизнесмен, а весь американский бизнес зиждется на честности, абсолютной честности! Итак, возвращаемся к моему моральному праву. Мое предложение таково: я отправляюсь в свой офис на Шестой авеню, дом тысяча двести семьдесят, а вы в три часа дня приедете за мной, или мы встретимся, где вам будет угодно, и отвезем кожаный чемоданчик Ниро Вулфу. – Я не… – Погодите. Несмотря на бесспорность моих моральных прав, я готов отблагодарить вас, если вы окажете мне услугу. Когда мы с вами встретимся в три часа дня, в знак благодарности я вручу вам тысячу долларов наличными. Кстати, я упустил один пункт. Гарантирую, что Вулф ничего не узнает об этой четырехчасовой задержке. Это легко организовать. Будь у меня с собой деньги, я дал бы вам эту тысячу прямо сейчас. Я никогда в жизни не нарушал обещаний. Я взглянул на часы и сказал: – Сойдемся на десяти тысячах. Он не удивился, разве что опечалился, но печаль его длилась не слишком долго. – О такой сумме не может быть и речи! – отрезал он, впрочем явно не желая меня обидеть. – Об этом не может быть и речи. Максимум тысяча долларов. – Интересно, – ухмыльнулся я, – на какую сумму я мог бы вас раскрутить? Однако уже без десяти одиннадцать. Через десять минут мистер Вулф спустится в кабинет. И мне не хочется заставлять его ждать. Проблема в том, что сегодня воскресенье, а по воскресеньям я не беру взяток. Так что забудьте. Выбирайте: либо я и вы с чемоданчиком под полой немедленно поедем к мистеру Вулфу, либо вы отдадите мне чемоданчик, а сами отправитесь погулять или вернетесь к себе немного поспать. В противном случае я подзываю копа – вон того, что прогуливается через дорогу от нас, – и прошу позвонить в участок. Этого, признаюсь, мне хотелось бы меньше всего, но у вас ведь имеется моральное право. До сих пор мне некуда было спешить, но, так как мистер Вулф скоро спустится в кабинет, даю вам две минуты на размышление. Он сделал еще одну попытку: – Четыре часа! Всего четыре часа отсрочки! Я согласен на пять тысяч. Поедемте со мной. Я вам их тут же вручу… – Нет. Забудьте. Ведь сегодня воскресенье. Пошли. Дайте-ка сюда чемоданчик. – Я не выпущу его из рук! – Как вам будет угодно. – Я поднялся, вышел на тротуар и стал ждать такси, не спуская глаз с О’Нила. Вскоре я остановил свободное такси. Похоже, Дон О’Нил давненько не делал того, что настолько ему претило, как необходимость встать со скамьи, пройти к такси и забраться внутрь, но О’Нил это сделал. Я сел рядом с ним и назвал водителю адрес. Глава 14 Десять полых черных валиков, примерно три дюйма диаметром и шесть дюймов длиной, стояли двумя ровными рядами на письменном столе Вулфа. Рядом лежал чемоданчик из добротной толстой кожи, слегка поцарапанный и потертый. Сверху на крышке была оттиснута большая цифра «4», а на внутренней стороне приклеена карточка: БЮРО РЕГУЛИРОВАНИЯ ЦЕН ПОТОМАК-БИЛДИНГ ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ Прежде чем приклеить карточку, кто-то напечатал прописными буквами: ОФИС ЧЕЙНИ БУНА, ДИРЕКТОРА Я сидел за своим столом, Вулф – за своим. Дон О’Нил, засунув руки в карманы брюк, нервно шагал из угла в угол. Прием проходил в далеко не дружественной обстановке. Я уже предоставил Вулфу полный отчет, упомянув среди прочего сделанное О’Нилом в последний момент предложение дать мне пять штук. Вулф был настолько самоуверен, что рассматривал любую попытку дать мне взятку как личное оскорбление. Я часто задумывался, кого бы он порицал, если бы я вдруг принял взятку. Себя или меня? Вулф решительно отверг претензии высокого гостя на моральное право раньше других прослушать записи на валиках, и когда О’Нил понял, что здесь ему ничего не обломится, у него на лице появилось такое выражение, что я решил для вящего спокойствия обыскать его. Оружия я не нашел, что отнюдь не разрядило обстановку, поскольку у нас возникла проблема, как прослушать валики. Завтра, в рабочий день, это было бы проще простого, но в воскресенье… И тут нам на помощь пришел О’Нил. Президент компании «Стенофон» являлся членом НАП, и О’Нил был с ним знаком. Президент жил в Нью-Джерси. О’Нил позвонил ему и, не раскрывая никаких подробностей, попросил о содействии, и тот, связавшись, в свою очередь, с управляющим офисом в Нью-Йорке, который жил в Бруклине, велел взять из демонстрационного зала диктофон и привезти к Вулфу. И вот мы сидели и ждали его. Вернее, сидели мы с Вулфом, а наш гость безостановочно мерил шагами комнату. – Мистер О’Нил, – приоткрыл глаза Вулф, – ваше хождение взад-вперед действует крайне раздражающе. – Я отсюда ни ногой, – не останавливаясь, заявил О’Нил. – Может, мне его связать? – спросил я. Проигнорировав мое предложение, Вулф снова обратился к О’Нилу: