– Быстро, но не настолько. – А насколько? – Максимальную скорость я не знаю. В Англии ограничение семьдесят миль в час – это примерно сто двенадцать километров. – У нас в Германии на автобанах ограничения нет. – Ага, я знаю. – Рой Грейс уложил чемоданы в багажник. – Здорово, да? – Йа. Бруно распахнул водительскую дверцу. – Ты поведешь? – спросил Грейс. – У тебя руль не с той стороны. – Мы ездим по левой стороне. – Почему вы ездите неправильно? – Ну, не мы одни – четверть мира. – Зачем? А если две машины встретятся на мосту? Одна едет по правой стороне, а другая по левой? И лоб в лоб? Будет большая авария! – Вряд ли на земле есть такие мосты, где встречные машины едут по одной и той же стороне, Бруно. – Ужасно глупо. Почему не все ездят по нашей стороне? – Эта традиция уходит корнями в глубокую древность – в те времена, когда машин еще не было. Тогда путешествовали на лошадях, а люди в основном правши, поэтому они правили левой рукой, а в правой держали меч – на случай нападения разбойников. – На нас тоже могут напасть разбойники? – Надеюсь, нет, – с улыбкой сказал Грейс. – Но если нападут, ты нас защитишь. Хорошо? – Йа, конечно! – Бруно тоже ответил улыбкой. Рой открыл сыну пассажирскую дверь и нагнулся, чтобы помочь ему с ремнем безопасности, однако Бруно пренебрежительно оттолкнул отцовскую руку. – Я умею пристегиваться. А почему тогда не во всех странах ездят по левой стороне? – По-моему, это как-то связано с американцами – с кучерами дилижансов. – В Америке не было разбойников? – Может, и не было, – улыбнулся Грейс. Бруно достал «Айфон» и принялся нажимать на клавиши. Рой заметил, что мальчик вошел в приложение «Снэпчат». Надо бы купить ему британский телефон или хотя бы местную сим-карту. – Когда приедут мои барабаны? – вдруг спросил мальчик. – Они уже в пути, так что совсем скоро. Поставим их в твоей комнате. Анетт Липперт рассказывала об увлечении Бруно барабанами, и Рой с Клио переживали: где они разместят полноценную ударную установку, и не помешает ли им шум – особенно малышу Ною. Однако Анетт уверяла, что с мягкими заглушками шум почти не слышен. Упоминала она и о памятной коробке, которую завел Бруно, – в нее он складывал вещи, связанные с мамой. – Ты взял с собой памятную коробку, Бруно? – Да, – тихо ответил тот. – У тебя есть любимая мамина фотография? Если захочешь, мы вставим ее в рамку и повесим у тебя в комнате. – Пожалуй. Они молча выехали со стоянки. Грейс обдумывал новости, которые только что сообщил по телефону Гай Батчелор. Похоже, все улики безошибочно указывают на Корина Беллинга. Дело может быть закрыто через несколько дней. Правда, еще предстоят многочасовые допросы в связи со смертью Беллинга… Рой переключил внимание на новообретенного сына, который просматривал на телефоне «Инстаграм». – Ты когда-нибудь жил за городом, Бруно? Мальчик помотал головой. – У нас есть пес по кличке Хамфри, радостный до умопомрачения. Ты любишь собак? – У Эрика была собака, шнауцер. Ее звали Адини. – Шнауцеры славные. Клио они очень нравятся. – Адини больше нет, – ровным голосом произнес Бруно. Грейс глянул на сына. – Очень жаль. Сколько ей было? – Два года. – Два? Что же с ней случилось? – Она исчезла. – Убежала? – Исчезла. – Грустная история. Эрик очень переживал? – Очень. Липперты искали повсюду. Писали в «Твиттере» и «Фейсбуке». – Но так и не нашли? – Нет. – Давно это произошло? – Пару недель назад, – пожал плечами Бруно. – Может, еще вернется… – Не, не верю. – Очень жалко собаку. – Она меня укусила. – Укусила? Шнауцер? – За руку. По-моему, не такая уж Адини была хорошая. – Хамфри тебе понравится. Он веселый и любвеобильный. Еще у нас двенадцать курочек. – Зачем? – Мы любим домашние яйца. – В Англии не продают яйца? Грейс улыбнулся. – Продают где угодно. Просто мы любим домашние, собственные. Мы знаем, что именно едят куры. Знаем, что в яйцах нет химикатов. Бруно погрузился в молчание, потом неожиданно спросил: – Почему мама так поступила? Почему умерла? Зачем? Грейс обдумал ответ. – Не знаю. Я многого не знаю о твоей маме и о вашей с ней жизни. Но я очень любил маму, а она сильно любила тебя.