Хоуви попытался улыбнуться. — Сегодня Яна Андерсон дает концерт в клубе, — сказал он. — Я напишу рецензию. — Имя слышал, но не помню, слышал я ее песни или нет. Она что поет? — Фолк-кантри-поп. Типа Шона Колвина или Лусинды Уильяме. Хорошая певица. У меня есть ее компакт, могу дать послушать. — С удовольствием. — Ты как, не составишь мне компанию сегодня вечером? Поморщившись от боли, Хоуви повернул голову в сторону, чтобы встретиться глазами с другом. М-да, в прошлом семестре при разговоре ему не приходилось прибегать к таким усилиям. Мышцы шеи явно отказываются повиноваться. А раньше вообще вертел головой, что твой флюгер... — Договорились, — сказал Джим. Он чуть не брякнул, что он, конечно, плохая замена симпатичной девушке, но придется Хоуви смириться с этим. В прошлом семестре такая шутка вполне бы сошла. Пусть и плоская, она бы не задела Хоуви. А сейчас как-то не тянуло шутить. — Хочешь, я заеду за тобой? — Не стоит. Последняя лекция у меня начинается в четыре тридцать, а закончится в шесть, — сказал Хоуви. — Концерт в восемь. Ладно, поболтаюсь в университете — может, в библиотеку загляну, а потом буду ждать тебя перед студенческим центром. — Заметано. Хоуви ухмыльнулся. — Ты меня сразу узнаешь. Я там буду один в инвалидном кресле. — Не дрейфь, дружище, я тебя узнаю. Как они и договорились, Хоуви ждал друга у входа в студенческий центр. Справа от двери из затемненного стекла стояли парень и девушка — оба с ног до головы в черной коже. Ни на кого не обращая внимания, они исступленно целовались. У девушки была грудь наружу, и парень усиленно мял ее своей пятерней. А рука девицы гуляла у него в штанах. Хоуви ухмыльнулся. — В К.У. Бреа нескончаемый праздник, — насмешливо прокомментировал он. — Похоже на то, — отозвался Джим. Он придержал дверь для друга, и они направились через холл к лифту, чтобы подняться в клуб. Наверху, в уставленном столиками большом зале со сценой, народу было куда больше, чем Джим ожидал увидеть. Правда, зрители подобрались большей частью шумные и разбитные. Аудиторию исполнительницы народных песен Джим представлял себе... ну, скажем, более консервативной... По крайней мере не такой воинственно неинтеллигентной. Джим и Хоуви показали на контроле свои удостоверения представителей прессы, и их пропустили без звука. В зале они пробились поближе к сцене сквозь толпу разряженных юнцов и полуголых девиц и наконец устроились так, чтобы никто не заслонял сцену от Хоуви. — Джим, достань-ка мою ручку и блокнот, — попросил Хоуви. Протягивая другу ручку и блокнот, Джим приглядывался к окружающим. Неподалеку двое парней с косичками на затылке устроили матч, кто кого сильнее толкнет. В дальнем темном конце зала грудастая блондинка стояла на коленях перед парнем, у которого был вид байкера. Уж чем она там занималась... Можно было топор вешать — так накурено. И попахивало марихуаной. М-да, студенческий клуб разительно изменился. — Странноватую публику собирает эта Яна, — сказал Джим. Хоуви кивнул. Вернее, обозначил начало кивка — на большее сил не хватало. — Не то что странноватую. Каких-то полудурков. — Кстати, как там с Шерил? Тебе удалось поговорить с ней по душам? — Сказать по правде — не знаю. — Как не знаешь? Чего же вы там шушукались? Хоуви чуть наклонил голову, пытаясь заглянуть Джиму в глаза. — Она так ничего и не сказала. Ничего конкретного. Но что-то с ней случилось. Что-то очень плохое. — Поссорилась с дружком? — Больше похоже... — Хоуви замялся, потом закончил: — Кажется, ее изнасиловали. Джим в изумлении уставился на друга. — Шерил? Изнасиловали?. Не говори ерунды. Если бы попытались изнасиловать, она бы такой переполох устроила — вся полиция стояла бы на ушах. Шерил не успокоится, пока негодяя не засадят за решетку! — Ну, реакция людей бывает непредсказуемой, — спокойно заметил Хоуви. — Шерил только кажется такой железной и такой скандальной. На деле она весьма ранимая. Свет начал медленно гаснуть, зрители зааплодировали, засвистели и затопали ногами. Одинокий луч прожектора высветил на сцене Яну Андерсон. Певица стояла в снопе света, держа в руках акустическую гитару. Она подошла к микрофону, застенчиво улыбнулась, потом кивком поблагодарила публику за бурный прием. — Снимай все к чертям собачьим! — выкрикнул кто-то в зале. Свист и улюлюканье. — Может быть, попозже, — сказала Яна, поправила гитару на плече и запела. Это была медленная баллада в стиле блюграсс о путешественнике, который пересек всю страну. Ее пение словно послужило сигналом для публики — все начали в наглую громко разговаривать. Причем старались перекричать музыку. Сзади, у стойки бара, послышался звон разбитого стакана. Джим недоуменно покосился на Хоуви. У того было нахмуренное лицо — ему тоже не понравилось поведение публики, но он ел глазами Яну и пытался слушать музыку и слова, хотя в таком гаме это было трудновато. Песня закончилась. Джим, Хоуви и еще несколько приличного вида студентов за ближайшими к сцене столиками зааплодировали. Яна Андерсон, саркастически скривив губы, сказала в микрофон: — Вижу, у меня сегодня потрясающая публика! — Покажи нам свои титьки! — крикнул какой-то парень. — Ды-ы! Покажь! — поддержал его пьяный женский голос. — Народ хочет знать, чего ты там за гитарой прячешь! Певица устало улыбнулась. — Мне и прятать-то нечего. Нулевой номер. Думаю, вас это не заинтересует.. — Затем она обратилась к интеллигентным зрителям за ближайшими столиками: — Следующая песня называется "Джессика". Она снова запела — как бы исключительно для небольшой группы зрителей, истинных ценителей, сидящих неподалеку от сцены. Но было трудно не обращать внимание на основную массу публики, которая наглела все больше и больше. Разговоры становились громче, гул все слышнее. — Покажи нам свой кустик под юбкой! — крикнул кто-то. — А у меня, малышка, в штанах есть что зарыть под этим кустиком! — проорал другой. Посреди четвертой песни на сцену швырнули пивную кружку, которая упала и раскололась у самых ног певицы. Яна перестала петь и взбешенно сказала: — Послушайте, я здесь, чтобы петь. А вы вроде как пришли послушать. Если я вам не нравлюсь — воля ваша, я ухожу. Какой-то пьяный юнец побрел между столиками к сцене, на ходу наигрывая на невидимой скрипке. — Баста, — сказала Яна. — Концерт закончен. Я не буду терпеть всей этой мерзости. Мне заплатили не за то, чтобы я получала оскорбления. — Ишь ты, крутая сучка! — крикнула какая-то девица в кожаной куртке. Певица тяжело вздохнула. Хоть и не за то, но деньги были заплачены, и она решила, что, как пел Фредди Меркьюри, шоу должно продолжаться. Поэтому она доверительно наклонилась в сторону Хоуви и сказала: — А эту песню я написала, когда была... Из темноты вылетел баскетбольный мяч и ударил ее по плечу. Яна вскрикнула от боли, отшатнулась. По залу прокатился хохот. Дружно зааплодировали меткому стрелку. — Вот бы я ей впендюрил! — крикнул пьяный голос из глубины зала. — Пошел ты, гнида! Чтоб у тебя яйца отсохли! — выпалила певица, плюнула и пошла прочь со сцены. Зал негодующе зашумел. С силой брошенная бутылка разбилась о стену за сценой. — Мать ее! — заорали в зале. — Гордая какая! Джим наклонился к Хоуви и тихонько сказал: — Старина, нам надо сваливать отсюда. Хоуви нажал кнопку и сдал назад, развернулся — и они убрались из зала. К счастью, друзья были совсем близко от выхода. Там стоял глупо улыбающийся Охранник. Рукой он елозил под коротенькой юбкой стоявшей рядом с ним девицы. Джиму хотелось повторить последние слова певицы и плюнуть. Вместо этого он вслед за Хоуви заспешил к лифту. Им повезло — лифт пришел сразу. Они юркнули в него так быстро, словно за ними собаки гнались. Джим нажал кнопку первого этажа. Друзья в полном молчании пересекли холл и вышли вон из студенческого центра. Только теперь оба вздохнули свободно, ощутив себя в безопасности. Джим прерывисто дышал. Даже вонючий ядовитый смог казался свежим воздухом после прокуренного клуба. — Господи, какой кошмар! Ты видел когда-нибудь что-то подобное? Неужели это быдло действительно учится у нас, в университете? — Здесь происходят большие перемены, — тихо произнес Хоуви.