12 В седьмом классе гимназии у них появилась новая учительница по домоводству, которая, в отличие от предыдущей, больше не закрывала глаза на неуклюжесть Хелены. Ее оценки становились все хуже, и спасения не предвиделось, поскольку требования росли и росли! Если так и дальше пойдет, то из-за домоводства она останется на второй год, а это означало бы, что ей уже не придется тревожиться о своих планах после сдачи экзамена на аттестат зрелости, потому как в таком случае она его уже не сдаст. Единственной возможностью, которой она могла воспользоваться, оставалось выбрать во втором семестре вместо домоводства другой предмет для девочек, например сестринское дело или программирование. Ничто из этого Хелену не прельщало. – Тебе бы подошло сестринское дело, – сказала ей классная руководительница, не хотевшая так легко потерять Хелену, ведь в остальном у той были хорошие оценки. – В конце концов, ты же из семьи медиков. Это было непросто. Мысль о смене окровавленных повязок и опорожнении подкладных суден была Хелене неприятна, по крайней мере, так же, как и мысль о том, чтобы резать людей. А программирование?.. Время от времени ей разрешалось пользоваться компьютером, который отец в конце концов все-таки приобрел, потому что по-другому теперь было нельзя, и с компьютером она более или менее справлялась. Еще она неплохо печатала. Но самой создавать такие программы, которые она использовала на компьютере? У нее не было ни малейшего представления, как это делается. Что, если она запишется на программирование, а потом с позором потерпит неудачу? В сестринском деле она хотя бы не провалится. Она будет испытывать отвращение, да, но она справится со всем, что потребуется. Самое главное, от нее не ускользнуло, что программирование хоть и считалось женской работой, но в первую очередь для женщин, которые не могли заполучить мужчину. Ей казалось, что тем самым она окончательно распрощается со всеми надеждами на лучшую судьбу. Наконец, когда между ней и окончательным решением оставались последние выходные, она отправилась к дяде Зигмунду за советом. Он был безмерно рад ее визиту и, когда она поведала ему, какой повод привел ее сюда, казалось, был очень польщен. – Подожди, – сказал он. – Я сварю нам кофе, а потом мы сядем в гостиной и всё обсудим. Или ты предпочитаешь чай? Ты вообще пьешь кофе? – Да, – с некоторым смущением призналась Хелена. – То есть просто злаковый кофе. – Ну а другого все равно нет. Кофе уже много лет было трудно раздобыть из-за каких-то политических конфликтов, и он стал очень дорогим. Она наблюдала, как дядя суетился на кухне, поставил кипятиться воду, поставил на поднос кофе, чашки и блюдца, достал сахар и молоко. Он принюхался к молоку и вылил его. – К сожалению, прокисло. Я его почти не пью. – Ничего страшного. Через четверть часа они сидели в гостиной за круглым столом у окна, которое она помнила с детства. Казалось, все стало меньше. Меньше и запыленнее. Дядя Зигмунд разлил им кофе, затем уселся в свое плетеное кресло, сувенир из какого-то путешествия, добавил в кофе два кусочка сахара, сделал первый глоток, поморщился и сказал: – Так что же тебя беспокоит? Хелена объяснила ему. И о своем выборе. Что она была слишком неловкой для высшего домоводства. Что она испытывает отвращение к сестринскому делу. И что программирование наводит на нее ужас. – Так что я просто не знаю, что мне теперь делать! Дядя Зигмунд улыбнулся. – Рад, что ты пришла с этим ко мне. Полагаю, ты знаешь, что тебе посоветуют твои родители? Хелена пригубила кофе. Он был ужасно крепким, крепким и горьким, горьким, как и ее положение дел. – Папа скажет: «Конечно же сестринское дело, ты же, в конце концов, моя дочь!» Мама скажет: «Конечно же ты продолжишь изучать домоводство, это самое важное для молодой девушки. Просто прикладывай побольше усилий». Дядя рассмеялся, вероятно, потому, что она невольно копировала тон своих родителей. – И потому, что оба ответа тебе не нравятся, ты пришла ко мне. Другими словами, ты хочешь, чтобы я тебе посоветовал древнее искусство набора программ, не правда ли? – Но я не умею ни набирать, ни выбирать! – воскликнула Хелена. – В этом-то и проблема. – Это же скорее иносказательное выражение. О том, что для программирования не нужны умелые ручки, тебе известно, я полагаю. Достаточно просто попадать по клавишам, ведь ты же добралась до четвертого класса женской гимназии. Сообразительность – вот то, что тебе нужно. Но ты хорошо разбираешься в математике, так что не стоит беспокоиться. Кроме того, требуется тщательность, самоотдача и ясный язык… исключительно женские качества, не правда ли? Итак, почему ты думаешь, что у тебя с этим могут возникнуть проблемы? «Потому что я не чувствую себя достаточно женственной, – хотелось воскликнуть Хелене. – Потому что я недостаточно женственна даже для того, чтобы привлечь внимание прыщавых мальчишек!» Но она оставила это при себе. Она только пожала плечами и ответила: – Просто у меня недоброе предчувствие. – Недоброе предчувствие. Хм, хм. – Ее дядя взял в руки чашку, откинулся назад, посмотрел на нее и задумался. Затем он спросил: – Что тебе известно об истории компьютера? Хелена снова пожала плечами. – Ну, обычные вещи. Его изобрел англичанин, лет сто назад или около того. Первые устройства работали на пару́. – А знаешь, как его звали? Она задумалась, уже собиралась покачать головой, но вспомнила: – Бэббидж. Сэр Чарльз Бэббидж. – Точно. Но он создал не тот компьютер, которым мы пользуемся сегодня, – это сделать ему бы не удалось, потому что в то время еще недостаточно хорошо овладели электричеством, – а механическое устройство, которое он назвал аналитической машиной. Устройство было невероятно сложным, настоящим чудом техники. Машина, которая умела считать! Тогда это было сенсацией. А именно то, что можно было запрограммировать такую машину. Управление осуществлялось при помощи перфорированных карт, таких же, как и в случае управления автоматическими ткацкими станками того времени. Сама машина была универсальной, она могла выполнять любые вычисления, могла сохранять полученные результаты и использовать в дальнейших расчетах. Именно перфорированные карты определяли то, что фактически делала машина. Его взгляд устремился в окно, затерялся в отдалении, не имеющем ничего общего с видом города по ту сторону стекол. – Я однажды видел оригинальную аналитическую машину. Она выставлена в Британском музее в Лондоне и до сих пор исправна. По крайней мере, была в то время. Два раза в день подавали пар, вставляли перфорированные карты, а потом она совершала расчеты. Грифели начинали ходить туда и сюда, они сделаны из латуни, но блестят как золото! А как жужжали и щелкали бесчисленные шестеренки, настоящая симфония машинных звуков! Бесподобное устройство. Вершина механического искусства. Беббидж строил его на протяжении двадцати лет, нанимал лучших в мире специалистов по точной механике и часовщиков, а его инвесторы и меценаты едва не обанкротились из-за проекта. Но в один прекрасный день машина была готова. И она осталась не единственной. Она требовалась ученым, прежде всего астрономам. Затем банкам и страховым компаниям. Британская империя не стала бы тем, чем стала, если бы не аналитическая машина. Хелена рассматривала чучело головы антилопы, висевшее на стене над дядей, пыльное и с паутиной между ушами, и тихо сказала: – Теперь у меня еще больше опасений, чем прежде. Дядя Зигмунд улыбнулся. Это была не абсолютно веселая улыбка, которую она помнила, а почти веселая. Он постарел в тюрьме, постарел, похудел и поседел. – Значит, мне пора рассказать тебе о том, что называется классическим разделением рабочего процесса при обработке информации. Ведь Чарльз Бэббидж не в одиночку предпринял этот грандиозный проект, а у него была партнерша. – Леди Ада. – Хелена кивнула. Это она тоже знала. – Точно. Леди Ада Августа, графиня Лавлейс. Она была дочерью знаменитого поэта лорда Байрона и уже прославилась как математик, когда вступила в контакт с Бэббиджем. И пока он возился с механикой аналитической машины, леди Ада раздумывала, как же управлять машиной, если она когда-нибудь будет закончена, чтобы получить приемлемые результаты. Именно она придумала для этого слово «программировать», опираясь на программы концертов, которые управляют ходом концерта, устанавливая порядок исполняемых музыкальных произведений. – Дядя Зигмунд сделал еще один глоток кофе и снова поморщился. – Так само собой сложилось то, что с тех пор воспринимается как оптимальное разделение рабочего процесса: мужчина строит машину, то есть создает технические основы, а женщина определяет, как лучше всего управлять этой машиной, то есть создает непосредственную пользу. Ни одна из двух областей не будет иметь смысла без другой, ни одна из них не важнее другой. – Он поставил чашку на место. – Леди Ада так никогда и не увидела готовую аналитическую машину, она умерла в молодом возрасте, задолго до того, как аппарат был завершен. Но программы, которые она создала, все заработали с первой попытки. Она разработала все основные методы программирования, в одиночку и без возможности протестировать свои программы. Это огромное достижение. Неудивительно, что сегодня она является чем-то вроде покровительницы всех наборщиц программ. – А мужчины действительно не умеют программировать? – удивилась Хелена. Дядя Зигмунд покачал головой. – Ну… не совсем. Есть некоторые, кто этим занимается. Но говорят… в общем, люди, которые что-то в этом понимают, говорят, что по программе видно, когда ее написал мужчина. Что в ней чувствуется своего рода демонстративная поза, потому что мужчины не могут держаться в стороне достаточно далеко. Так что выполнение такой задачи дается им с трудом. – Но ведь мужчины становятся солдатами, – возразила Хелена. – Разве солдаты не должны тоже подчиняться? – Хм. – Дядя некоторое время размышлял над этим аргументом, затем всплеснул руками. – Ах, видишь ли, вероятно, это просто вопрос предубеждений. В принципе, мужчины также могут и мыть посуду, и готовить, и пеленать детей, но они этого не делают. Почему? Потому что они боятся утратить свою мужественность, когда делают что-то, что считается типично женским. Наверное, в этом и кроется настоящая причина. Подожди, я тут кое о чем вспомнил… Он поднялся с заметным усилием, зашаркал в соседнюю комнату и вскоре вернулся оттуда с толстой книгой и вручил ее Хелене. «Введение в программирование» – гласило название, ниже было написано: «С особым вниманием к языку структурированных запросов». Обложка выдержана в розовых тонах и украшена цветочным орнаментом в стиле немецкого модерна, составила книгу проф. д-р Элена Кролль. – Книга немного староватая, но, полагаю, она по-прежнему считается фундаментальным трудом, – пояснил дядя Зигмунд. – Я купил ее давно, вскоре после того, как обзавелся компьютером, но так и не прочел ее основательно. Сначала у меня было слишком много дел, а потом… Ну, ты и так знаешь. Кажется, я вообще открывал ее один-единственный раз. Возьми с собой, почитай. Надеюсь, это поможет тебе принять решение, а может быть, и потом. – Спасибо, – застенчиво сказала Хелена, прижимая книгу к себе. – Это направление, в котором развивается мир, – задумчиво произнес дядя Зигмунд. – Те, кто умеет обращаться с компьютерами, в конечном итоге определяют то, что происходит, к ним стекается вся информация. Это придает им влияния, даже силы. А сила – то, что необходимо. Или, скажем так, куда лучше, если сила есть у тебя, чем у другого. – Он вздохнул. – Я это недооценивал. Хелена посмотрела на него и внезапно почувствовала себя такой эгоистичной. – Что же ты собираешься теперь делать? Путешествовать тебе ведь больше не разрешат, верно? Дядя Зигмунд покачал головой, устремив взгляд в окно. – Я пока не знаю. Путешествовать? Нет, конечно, нет. Мне все еще запрещено публиковаться. Посмотрим, возможно, смогу заниматься переводами. Все-таки я знаю несколько языков, которыми мало кто владеет. Или буду вычитывать корректуру, тоже было бы неплохо. Посмотрим. Тут он повернулся к ней и тихо сказал: – Раньше у взрослых был свободный доступ к форумам других стран, ты об этом знала? Американский форум, французский, русский… Все кончено. Во всех местах, где кабель пересекает границу, они расставили компьютеры, которые контролируют и отфильтровывают все, что не одобряет правительство, и таким образом до мельчайших подробностей регулируют зарубежный доступ. – Он заговорил еще тише, почти шепотом: – Я не единственный, кого держали взаперти. Нас всех держат взаперти. Даже тебя. 13