– Они свою силу чувствуют и знают, что я тут с некоторыми нашими авторитетами конфликтую. Значит, поддержки у меня не будет. И на них после разборки не наедут. Иначе не наглели бы. Но они не предупреждали. Они дали срок до вечера, чтобы я собрал деньги в компенсацию. Но я, даже если все, что имею, продам, такой суммы все равно не наберу. – Это уже интереснее, – сказал подполковник. – А можете им позвонить? – Конечно. А зачем? – Поторговаться. – В смысле? – Попросить время до утра. Утром, дескать, будет половина суммы. Остальное через три дня. Раньше никак не получается. – А что нам это даст? – Они не выступят. – Выступят утром. Или завтра ночью. Тогда к ним еще 20 человек точно прибудут. – Ночью мы выступим. Пан Тадеуш в согласии наклонил голову: – Это уже интереснее. Какими силами? – Силами спецназа ГРУ. И пары проводников, хорошо знающих место. Этого хватит. – Проводники найдутся. А мои люди? – Пусть ничего не знают о наших действиях. Так им же будет спокойнее. Оружие у нас есть. Вот гранат бы… Есть у вас гранаты? – «Ф-1» устроит? – Лучше не придумаешь. Еще нужен микроавтобус с самым неслышимым двигателем. Может быть, даже один из наших. И несколько мотков лески. Обыкновенной, рыболовной. Прочной. Желательно зеленого цвета. И пару мотков скотча. И крепкую веревку. Всем остальным мы обеспечены. Кстати, наши машины делают? – Работа не прерывалась, – с готовностью ответил пан Тадеуш, и видно было, что у местного гостеприимного хозяина гора с плеч свалилась. В российский спецназ он верил, похоже, слепо… * * * Выехали до наступления темноты. В сопровождающие пан Тадеуш выделил того же самого Владека и парня, совсем мальчишку, по имени или по фамилии Заруба. Валентин Александрович так и не понял, что это в действительности, и мог даже предположить, что Заруба – просто кличка. Вспомнилось, что он где-то слышал такое польское имя. Хотя опять не был уверен, слышал он имя или фамилию. Хотя, в принципе, это и не имело значения. Главное, кличка была почти боевая, хотя и не современная с военной точки зрения. Кроме того, Заруба по-русски разговаривал даже лучше Владека. С восьми лет его воспитывала русская мачеха. И говорить научила. Поехали на микроавтобусе группы, который механик уже успел подготовить. Длиннобазная «Каравелла» темно-вишневого цвета, как всякая новая немецкая машина, работала достаточно тихо, хотя заезжать на машине прямо во двор хутора, где сконцентрировались украинские бандиты, Свентовитов, естественно, и не собирался. Машину предстояло оставить где-нибудь в стороне. Перед отъездом пан Тадеуш позвонил своим оппонентам и договорился об отсрочке платежа до утра. Те такое условие приняли, как сам пан Тадеуш сказал, на удивление охотно. Можно было начинать действовать. Дорога много времени не заняла. За рулем сидел Владек, ехал аккуратно, да и как еще можно было ездить на микроавтобусе, который далеко не обладает свойствами колесного трактора, по местности, не имеющей дорог. Но именно по такой местности Владек и предпочел ехать. Дважды останавливался; спецназовцы выскакивали, быстро и беззвучно разбирали участок забора, и микроавтобус проезжал. Остановился Владек в лесочке. – Хутор через 200 метров. Собака там злая. Старая, но злая. Уже из будки почти не выбирается, так оттуда лает. Будка против дома, у стенки сарая. Почует, поднимет тревогу. – Ты давно на хуторе был? – спросил майор Веримеев. – Я там ни разу не был. – Тогда откуда про собаку знаешь? – Заруба рассказывал. – А Заруба когда там был? – На прошлой неделе, кажется. – Заруба! – позвал подполковник. Паренек подошел. – Когда в доме гости, собаку запирают? – У нас в доме в сарай закрывали. Здесь – не знаю. Наверное. Когда людей много, собака бесится. Лаем кого угодно достанет. – Хорошо! – кивнул подполковник. – Владек остается караулить машину. Заруба идет с нами. Показывает. Мы начинаем работать, Заруба уходит к машине. – Но… – попытался возразить Владек. – Это условие нашей помощи, которое одобрил пан Тадеуш. Что мы делаем, посторонним видеть не полагается. Кто ничего не видит, дольше живет. На это ни Владеку, ни Зарубе возразить было нечего. Мастер-класс боевых действий подполковник Свентовитов проводить не намеревался. Не тратя времени даром, вошли в лесок. Вечерняя темнота уже полностью вступила в силу, но Заруба вел уверенно. Да и заблудиться было трудно. Хутор поблизости был только один. И уже с окраины леса, еще до того как вышли на опушку, стало видно дом и горящий свет в окнах. – Заруба! К машине, – коротко распорядился Валентин Александрович. Парень вздохнул и повернулся. Российского подполковника он ослушаться еще мог, но не пана Тадеуша. Но еще чего-то ждал. – Быстро. Ты нас задерживаешь. Я сейчас с Владеком свяжусь, спрошу, подошел ли ты. Парень неохотно пошел – в характере его отчетливо просматривалась известная польская любовь к вольнице. В армии он не служил, исполнять приказы командиров не привык. Если бы, например, пан Тадеуш на него прикрикнул, парень побежал бы. А российский офицер для него значил мало. Тем не менее приказ он выполнил, и ждать спецназовцам пришлось недолго. – Передовая группа! – дал подполковник приказ в «Подснежник». Передовую группу возглавил майор Веримеев, с которым пошли капитан Туруханов и старший лейтенант Лассовский. Но прошли они только до опушки. Там присели и растворились в темноте и в траве, и даже сам подполковник Свентовитов, тоже выдвинувшийся к опушке, ничего не увидел, кроме часового, которого выставили бандиты во дворе. Собака время от времени тявкала. Но, кажется, именно на часового. – Первый, я – Плюха! – доложил майор. – Как слышишь? – Я – Первый. Слышу нормально. Докладывай. – Проверили периметр. Часовой один. Во дворе. Начинаем работать. – Добро. Но в это время в доме открылась дверь, во двор вывалилась полоса света и кто-то вышел на порог. Хриплый голос позвал часового. Тот подошел и протянул руку. Взял что-то. – Что там? – спросил подполковник. – Видите? – Я – Ковбой, – сообщил старший лейтенант Лассовский. – Часовому гжанец[30] вынесли. Они, похоже, пока суд да дело, решили здесь хербачарню[31] устроить. Первый, они разговаривают по-польски. С чего бы это хохлам между собой по-польски общаться? – Может, местный хозяин выходил? Он поляк. – Возможно. Человек немолодой, на бандита не похож. – Я вообще допускаю, что среди бандитов могут быть и поляки, и вообще кто угодно. Преступники обычно транснациональны. Человек, угостивший часового пивом, ушел, плотно прикрыв за собой дверь и оставив двор снова в темноте. Впрочем, темнота была не полной, поскольку свет во двор выходил из трех окон. Два окна на втором этаже были темными. – Мы работаем, пока у часового пиво не остыло, – сказал Веримеев. – Работайте. У подполковника Свентовитова, в отличие от майора Веримеева, бинокль был без тепловизора, и он не давал возможности увидеть то, что происходило во дворе. Но ушам тепловизор не требовался, и Валентин Александрович внимательно вслушивался в каждый звук, приходящий со стороны хутора. Впрочем, кроме неназойливого лая собаки, ничего слышно не было. Часовой ушел в тень сарая, и все. Из тени он не вышел. – Первый, я – Плюха. Готово… – Группа, вперед! – тихо скомандовал подполковник. Работа была несложной и привычной. Только выполнять ее приходилось быстро, но спецназовцы всегда работали так, потому что в боевой обстановке, бывает, промедление становится подобным самоубийству. Однако скорость никак, естественно, не сказывалась на качестве действий и не позволяла проявиться торопливости и небрежности. Майор Веримеев с капитаном Турухановым заняли позицию рядом с дверью, подстраховывая остальных стволами своих пистолетов-пулеметов. Часового, пока он был без сознания от удара Плюхи, оттащили к забору, временно заклеили рот скотчем, надели на одну ногу петлю и перебросили веревку через горизонтальную ветку старого вяза. Этот этап подготовки был закончен. Теперь начали выставлять растяжки на подступах к часовому и на путях возможного отступления. В двух местах, где двор просто предлагал направление для того, чтобы убежать от опасности, выставили «картошку»[32]. При этом бойцы работали и передвигались так, что сами себя и друг друга не слышали. В доме их не слышали тем более. Сам командир остался рядом с часовым, и, когда тот пришел в сознание и попытался сесть, ударом ноги в печень заставил его еще на некоторое время продолжить отдых. Но, поскольку погода стояла не холодная, земля была прогрета, простыть по вине спецназовцев он не мог. Его товарищам простуда тоже, кажется, уже не грозила. Подготовительная работа была закончена. Группа собралась около командира и около часового, который, кажется, начал приходить в себя. Свентовитов, для полного счастья, еще пошлепал по щеке, и, когда увидел, что тот открыл глаза, сделал знак группе занимать позицию, а сам сорвал скотч со рта пленника, с капитаном Лысенковым взялся за конец веревки и начал тянуть. Наверное, часовому, поднятому к высокой ветке за одну ногу, так висеть было неудобно, как неудобно было осуществлять и свои функции по охране двора. И потому он заорал благим матом, вовремя полностью приходя в себя. Дальше тянуть веревку необходимости не было, и свободный ее конец с заранее завязанной петлей Валентин Александрович зацепил за крепкую поперечину забора. И вовремя успел занять позицию в темноте, когда с шумом распахнулась дверь и во двор один за другим начали выскакивать вооруженные люди. Выскакивали они по большей части неграмотно, направляли автоматные стволы в темноту, не зная, куда их направлять и где находится враг. Только четыре человека сразу выскочили, упали, перекатились и залегли в самых темных местах. Свентовитов сразу отметил, что это люди обученные, хотя перекатывались они, грубо говоря, смешно. Тем не менее среагировали правильно, даже не зная, на что следует реагировать. Часовой все орал и звал к себе. В вооруженную толпу, вывалившуюся из дома, никто не стрелял, и теперь уже бандиты почувствовали себя вне опасности, а вид часового вызвал у них не сострадание, а смех. Толпа двинулась в сторону дерева. И даже четверо тех, что умело заняли оборонительную позицию, тоже успокоились, поднялись и пошли за остальными. – Четверо последних… – определил подполковник теоретически самых опасных противников. – На уничтожение первые. В принципе, об этом можно было и не предупреждать, потому что степень опасности каждый боец группы умеет определять, все имеют глаза, и все оценили маневр четверки. Да и без того, как делается обычно, противник должен быть отсечен от естественного укрытия огнем. Естественным укрытием в данной ситуации является дом, а отсекаются всегда ближайшие к укрытию, то есть эти четверо. Но двор был слишком маленьким, чтобы можно было обмениваться мнениями. На это времени не хватило. Группа двинулась к подвешенному за ногу часовому и одновременно задела две растяжки. Кто-то ругнулся, и старший лейтенант Лассовский успел обеспокоенно сообщить в микрофон: – Это не хохлы. Они все говорят по-польски…