— А что дальше? — спросил Гошик. — Ничего! Еще раз спасибо! — сказал я. На улицу я выезжал вслед за Гошиком и потому на прощание помигал ему фарами. Гошик в ответ посигналил. * * * Через несколько кварталов я заметил за собой хвост. Понимаете, все сперва было как обычно: Москва, вечерние улицы, фонари и так далее. И вдруг появляется серая «ауди», которая следует за вами по пятам, не приближается и не отстает, и из этого всего следует один вывод: ну да, хвост. Обычный хвост — как в кино. Или как в жизни — тут уж я затрудняюсь сказать. Под лобовым стеклом «ауди» болтается какая-то мартышка, ее я заметил, когда пару раз она приближалась ко мне неосторожно и яркий свет фонаря падал на лобовое стекло. Правую фару украшала длинная трещина… Все эти детали были заметны, и только одного я не мог понять, почему я не видел номера? Потом вдруг рассмотрел, что номера нет, вот так — просто нет номера и все. Снят номер. Водителя я в темноте тоже не очень-то различал. Разве что увидел длинные волнистые волосы до плеч и еще вроде как пару раз блеснули очки. На Таганской площади серая «ауди» пропала, но на Волгоградском проспекте появилась снова. И тут я по-настоящему всполошился: когда приближаешься к дому, тут уж не до смеха… Надо что-то делать! И поэтому я миновал въезд во двор и помчался дальше. Несколько раз я бросал взгляды на револьвер, который после нашего с Гошиком разговора положил на переднее сиденье, и отводил взгляд. Не-ет, господа хорошие, револьвер в трудном деле отрыва от погони не поможет. У нас все-таки не кино, а реальная жизнь. Я доехал до Ферганской — это была окраина города, и повернул назад. «Ауди» повторила мой маневр. Так еще раз мы проехались по всему Волгоградскому проспекту из конца в конец, а потом на перекрестке я пролетел на красный свет и… расплылся в улыбке, услышав за собой визг тормозов. Преследователь не рискнул проскакивать за мной — на улице, которую мы пересекали (это было Садовое кольцо), уже началось движение. Вот и все. Погоня закончилась неожиданно просто, стоило мне разок нарушить правила дорожного движения! Дома меня встретила взволнованная мама. — Понимаешь, — сказала она, — несколько раз кто-то звонил… Я брала трубку, но мне никто не отвечал! — «Не отвечал»? — переспросил я с улыбкой. — Может быть, «не отвечала»? Мама неуверенно улыбнулась. А я прошел на кухню и долго прихлебывал там горячий чай. В принципе, я не волновался. Я ожидал телефонного звонка, но аппарат больше не звонил. Мама, конечно, думала, что мне звонила какая-то девушка. Я и сам уверил ее в таком мнении, но я-то знал, что никаких девушек у меня не было. Я почему-то думал, что мне звонил Дед. Да, конечно, Дед! Он звонил оттуда… оттуда, где он сейчас находится. Люди со связями и с деньгами отовсюду могут позвонить, особенно сейчас, когда на дворе конец двадцатого века, и потому что мобильные телефоны в наше время есть у каждого, и потому что… потому что мне очень хотелось, чтобы это был Дед. Если бы это был Дед, я бы ему сказал, что он отдал деньги в правильные руки. И еще, что я научился отрываться от погони. Глава 5 Новое место работы А утром за мной снова была слежка. Честное слово, это уже было не смешно! На Волгоградском проспекте, в том месте, где запрещена стоянка, стоял черный «мерседес». И он тронулся за мной, как только я повернул на проспекте направо. Водитель даже не думал таиться, а я проклинал себя за то, что как следует не всмотрелся в очертания его фигуры, когда выезжал со двора. А когда выехал, оборачиваться назад было вроде как поздно, да и неловко… И я только время от времени посматривал в зеркало заднего вида да еще улыбался растерянно. Но улыбка улыбкой, а отрываться надо было. После вчерашнего я почувствовал в себе силы. И вдруг я спросил себя: почему меня преследует другая машина? Какие тому причины? Разве что меня пасет могущественная организация с мощным парком легковых автомобилей? Этот «мерседес» держался на почтительном расстоянии. Я попробовал затормозить, но преследователь тормозил раньше меня. Я даже остановился у тротуара, но «мерседес» свернул в какой-то переулок. А через пару кварталов я снова увидел его за собой. Я попробовал повторить вчерашний финт с нарушением на перекрестке, но ничего не вышло. По утрам улицы Москвы забиты под завязку, движение идет почти сплошным потоком, не очень-то состроишь из себя ковбоя. Я поступил иначе. На Лубянской площади вынесся на круг и, показав правую мигалку, поехал налево. Мой преследователь в точности повторил мой маневр! Что же, после ночи водитель стал гораздо отчаяннее? Как это часто бывает, избавление пришло очень скоро. И пришло оно с неожиданной стороны. В сплошном потоке машин я скоро перестал замечать черный «Мерседес», вот и все… Правда, на Ленинградском проспекте «мерседес» возник снова, но на подъездах к Зданию пропал. Я подумал, что неизвестный водитель свернул на кольцевую, и успокоился. * * * Николаю Ядронцеву, заместителю Деда, или просто Коле, как все мы его называли, было всего двадцать пять. Дед взял его на работу потому, что папа Коли работал кем-то там в мэрии и в свое время помог Деду с получением земли под застройку. Наверное, Колин же папа настоял на том, чтобы Коля стал не просто рядовым клерком нашего концерна, а первым заместителем. Оформленным приказом Деда. В свое время это наделало много шуму, потом шум улегся, а Коля и дальше получил возможность присутствовать вместо Деда на разных светских раутах — там, где требовалось не говорить, а всего лишь стоять с умным видом. Такой вид у Коли получался неплохо. Большего от Коли не требовалось. И еще, что мне было известно о Ядронцеве — это то, что он уже шесть лет как был женат. У него прекрасный пятилетний сын, Александр или Алексей. Отец построил свои отношения с ребенком так же, как и с подчиненными на работе. Если и разговаривал с ним, то только командным голосом. Стоило сыну чуть в чем-то заартачиться, как тут же следовал удар кулаком в голову, безразлично куда: в глаз, нос, губы. Посмотрели бы вы на пятилетнего ребенка, когда он с разбитым носом или губами с плачем несся к маме или любому взрослому, ища защиту. Постепенно малыш в ответ на оскорбления или зуботычины стал дерзить отцу: «плохой папа», «я не люблю тебя». Эти слова особенно задевали двадцатипятилетнего зазнайку Николая, и он еще больше старался с помощью кулаков сломить волю малыша. Это, конечно, не могло не сказаться на отношениях между супругами. Жена уже несколько раз пыталась уйти от Ядронцева, но вмешивались его родители, которые считали, что развод, особенно по такой причине, может отрицательно сказаться на карьере их сына. Но Коля Ядронцев на все это плевал. Он любил только себя и мечтал о карьерном росте — больше ни о чем. Холил и берег свое драгоценное здоровье и не желал даже пальцем пошевелить, чтобы хоть что-то, хоть малейшее, сделать для дома, для семьи. Да и на работе он, кроме разве как с начальством, ни с кем не здоровался, и, если и общался, то только чтобы отдать высокомерным тоном приказ. Правда, многие, в том числе и я, хорошо знали, что Ядронцев под прикрытием огромной занятости по важнейшим делам, налево и направо изменял жене. Лично я знал трех его подружек, две из которых профессиональные проститутки, у которых по очереди он пропадал в выходные дни и вечерами после работы. И вот этот двадцатипятилетний половой разбойник и выскочка дожидался меня. Когда я появился на двадцать втором этаже, Коля был вне себя от ярости. Он метался по коридору, сжимал кулаки и вообще всячески показывал, как он недоволен. Ошибкой было попадаться ему на глаза, когда он в таком состоянии, но я совершил эту ошибку. На свою беду я спросил, как дела. — Отлично дела, — с иронией ответил мне Коля. — Просто превосходно дела! А ты еще спрашиваешь! — С этими словами он круто развернулся, и кивнул мне: — А ну-ка! Коля зашагал по коридору. Я поплелся за ним. В Круглом кабинете, куда мы пришли, в последнее время произошли некоторые изменения. Коля передвинул рабочий стол Деда поближе к двери, знаменитый сейф отодвинул в угол, убрал со стола аквариум, а прежде незаметную дверь украсил большим плакатом-календарем с изображением полуголой Синди Кроуфорд. Красавица Синди весело подмигивала, одной рукой оттягивая край своих фиолетовых трусиков и грозя нам пальчиком другой руки. — Садись! — махнул мне Коля и бросил папку на стол. Он занял кресло Деда. Я, косясь на Синди, опустился на стул для гостей. Коля надел туфли, в которых обычно ходил на работе, достал сигарету и принялся прикуривать. — Вот что я скажу тебе, Паша, — произнес Коля сквозь дым. Я решил никому больше не делать замечания насчет курения и потому промолчал. А Коля… Он вдруг заговорил о моих недостатках. И что бы вы думали? Их у меня набралось великое множество. — А самое главное, что ты не умеешь работать, — подвел итог Коля. — Ты наносишь вред родному концерну, и я не понимаю… Наверное, он объяснил бы, чего не понимает, но в этот момент дверь отворилась, и в кабинете появился Славик. По привычке он явился без доклада. Славик весело насвистывал и подбрасывал в руке ключи от машины. — Привет, орлы! — воскликнул Славик. — По какой причине хмуримся? Мы не ответили. — Садись, Вячеслав, послушай… — сказал Коля. Славик занял один из стульев. — Я только что вернулся с заседания правительства, — произнес молодой человек с натугой. Тут уж не только Славик, но и я присвистнул. — Прекрасно! — сказал я, постепенно понимая в чем дело. — Так вот, оказывается, для чего я готовил тот документ! — Какой? — спросил Коля. — Тот, о котором ты попросил меня вчера! — Стойте, ребята, я не понимаю, — сказал Славик. — А тебе и не надо ничего понимать! — Коля яростно махнул рукой. — Зачем тебе понимать? Хотя… ладно, слушай, — Коля посмотрел на Славика, переплел пальцы рук и заговорил спокойней: — Вот я ему вчера говорил подготовить речь, — он показал на меня руками, — продолжительность — пять минут, материал — обзор деятельности концерна за последние три месяца. И он подготовил! Так подготовил, братцы мои, что меня попросили удалиться с заседания правительства! По причине моей некомпетентности! Все было так, как я и думал. Дело в том, что у Деда был застарелый конфликт с министром топлива и энергетики. Этот министр, его фамилия Чер-иозуб, Василий Борисович Чернозуб, давно мечтал наложить лапу на наш концерн. Или, по крайней мере, «скоординировать наши действия с потребностями государства» — так это называлось. Дед объяснял мне, показывая какие-то бумаги, подписанные Чернозубом, что государство рано или поздно проявит желание прибрать к рукам всех частников — будь они начинающие мелкие или же крупные до безобразия. Иначе государство (и в особенности наше, российское государство) не было бы государством. — Турнули, значит? — ласково поинтересовался я у Коли. — Нас лишают таможенных льгот! — чуть ни не со слезами выкрикнул он. Ого! Это уже было серьезно. Но опять-таки, об этом предупреждал Дед. «Стоит только попасться им на глаза, — говорил он, — как можно вызвать в свой адрес репрессии. Они обязательно нас съедят, как едят всех, кто им не подчиняется! Ты не представляешь, Паша, какие это крокодилы. Поэтому я не хожу на их заседания». Коля смотрел на меня, как солдат на вошь. Потом стал раздувать ноздри. — Ну что ты смотришь? — сказал я. — Таможенные льготы давали нам львиную долю прибыли. Без них мы банкроты. Как ты намерен жить дальше? Коля не ответил. Видимо, Коля не знал, что Дед несколько раз говорил мне — уже перед самым покушением, — что сознательно избегает контактов с представителями лично Чернозуба. Есть, мол, совершенно особенные причины. Я спросил какие? И Дед как-то странно посмотрел на меня, а потом перевел разговор на другую тему. Коля вдруг расслабился и сказал: