– Здравствуйте, Алексей Николаевич. – Здравствуйте, Евгений Константинович. Вы что, под дверью дожидались? – А что оставалось делать? – усмехнулся полковник. – Анатолий Анатольевич велел доставить вас любым способом. – Да ну его к черту! Не пойду. Климович сел без приглашения, согнал с лица улыбку: – Алексей Николаевич, что происходит? Почему вы отказываетесь встретиться и с Мойсеенко, и даже с самим Рейнботом? У вас есть на это… особые причины? – Вам скажу, Евгений Константинович, поскольку лично вас уважаю. Да, причины есть. Я прибыл сюда с секретным поручением… – Секретным от градоначальника? – …по приказу самого Столыпина. Вот мои полномочия. – Он протянул открытый лист, подписанный премьер-министром. Климович прочитал вслух: – Коллежский советник Лыков командирован в Москву и Московскую губернию с особым поручением… Всем исполнительным чиновникам надлежит беспрекословно выполнять его распоряжения, производимые в рамках ведущегося им дознания… Поясните, Алексей Николаевич, что все-таки за особое поручение? Вы ведь занимаетесь кражами на московском железнодорожном узле? Лыков понял, что фон Коттен проговорился бывшему начальнику. Нужно было менять тактику: – Как же вы допустили такое, Евгений Константинович? Хищения приняли эпидемический характер, счет убыткам идет на миллионы. И где? Не в Сибири или на Кавказе, а в Москве! Полковник начал оправдываться: – Но что я мог сделать? Помощником градоначальника я совсем недавно. А до того, вы же знаете, командовал охранным отделением. Политический сыск, не уголовный. Здесь так: в чужие дела не лезь. – Вот и вы не лезьте. Скажите Рейнботу, что я приехал окончить дознание убийства станового пристава Винтергальтера. Это к компетенции градоначальника не относится. – Он телефонирует губернатору Джунковскому и выяснит, что вы ему не представлялись. – Я представлялся генерал-губернатору, и этого пока достаточно. Пусть спросит у Гершельмана… – Гершельману мой шеф звонить, конечно, не осмелится. У них плохие отношения. – Вот и славно, – усмехнулся сыщик. – И вообще, держитесь от меня подальше. То же самое рекомендуйте и шефу. – Анатолий Анатольевич смертельно на вас обидится, а он человек мстительный. – Плевать я на него хотел. Климович оглянулся, словно хотел убедиться, не стоит ли сзади кто. И понизил голос: – Так плохи его дела? Решение уже принято? – Да. – Простите мой вопрос, но это точно? – Я сам слышал от Петра Аркадьевича, что государь дал согласие. Тот процесс, что вы наблюдаете, – ревизоры, моя комиссия – это звенья одной цепи. Итогом будет снятие Рейнбота, полетят и другие головы. Я сейчас действительно занимаюсь кражами на узле железных дорог. Столыпин велел их прекратить. И я прекращу. Вы лучше помогите мне, а не мешайте. Если не можете помочь, просто отойдите в сторону. – Уф! – Жандарм потрогал голову, растерянно улыбнулся. – Уф… А я скажу так: давно пора! Надоело смотреть и молчать. – Не молчали бы. – В Отдельном корпусе жандармов, где я служу, доносы на начальство не поощряются. Поэтому я просил о переводе. Получил отказ. Собеседники помолчали, потом сыщик спросил у жандарма: – Это правда, что Рейнбот застрелил безоружного боевика, которого держали охранники? – Говорят, что да. Сам я не видел. Многие его поступок одобрили. А что? – По-свински как-то… – Алексей Николаевич! Вам ли, извините, такое говорить. Вот опять ходят слухи, что в Ростове-на-Дону погибло очень много людей. Как раз когда вы там были[11]. Лыков счел за лучшее переменить тему: – А женитьба на Морозовой? Полковник кивнул: – Это правда. Раструсил состояние первой жены и развелся с ней. После чего обвенчался с вдовой Саввы Морозова. Теперь Рейнбот очень богатый человек. В случае чего снимет мундир и займется спекуляциями на бирже. Денег достаточно. – Поди и свои есть… ворованные? Климович резко встал: – Позвольте откланяться? Алексей Николаевич протянул ему руку: – Так мы договорились? – Да. Я порекомендую градоначальнику не обращать внимания на ваши выходки. Честь имею! Сыщик думал, что визиты к нему на этом закончатся, но ошибся. Спустя полтора часа в дверь постучали, и вошел Мойсеенко. – Добрый вечер. – Добрый вечер, Дмитрий Петрович. Не ждал. Проходите, садитесь. – Спасибо. Я тут решил: если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. – Хм. Что вы хотите? – Да насчет Стефанова хочу поговорить. Это лживый человек, на него заведено дело. Вы слышали? Он вымогал взятки у воров, отпускал их за деньги. Лыков молча в упор смотрел на гостя, и тот смутился: – Что? У меня и свидетели есть. Но вы не дали сегодня арестовать этого негодяя. – Дмитрий Петрович, а где бриллиант? – Какой бриллиант? – выпучил глаза надворный советник. – Ну тот, который нашел на улице крестьянин Николай Романов. А Фиников у него отобрал и передал вам. С тех пор камень никто не видел. Мойсеенко вспыхнул: – Это клевета! Гнусная ложь! – Да? А если ревизоры из Петербурга допросят и крестьянина, и надзирателя? – Все недруги, все злые языки! Воры, которым я не давал житья, решили измазать меня грязью! Я слишком им мешаю. – А деньги и золотые часы казненного налетчика Якова Лукина до сих пор у вас? Не стыдно? Это называется мародерство. Главный московский сыщик стал покрываться пятнами. Но взял себя в руки и заговорил почти спокойно: – Алексей Николаевич, что произошло между нами? Я в сыскной полиции с тысяча восемьсот девяносто пятого года. Вспомните, сколько преступлений мы раскрыли вместе. Скольких злодеев наказали. И вот теперь вы – мой противник. Почему? – А сами не догадываетесь? – Нет. Объясните. Лыков вздохнул. – Я действительно знаю вас двенадцать лет. И помню другим. Ведь вы заканчивали университет круглым сиротой, на шее которого сидели младшие братья и сестры. Давали уроки, бились, голодали, чтобы вырастить их. Потом пришли в сыскную полицию и стали ловить мазуриков. Причем хорошо ловили. Когда же ваша жизнь пошла вкривь? – О чем вы? Если снова про бриллиант и часы повешенного, то это ложь, я уже говорил. – Да? И ваша игра на ипподроме тоже ложь? Вы спускаете там изрядные суммы. Наведываетесь через день и покупаете три-четыре билета зараз, каждый стоит пятьдесят рублей. Это легко проверить через кассу ипподрома. Итого четыреста рублей в неделю, две тысячи в месяц. Минимум. Откуда у вас такие средства? Мойсеенко вскочил и схватил шапку.