– Учитывая, что московская полиция прогнила насквозь, помогать вам двоим будет не она, а железнодорожная жандармерия. Туда зараза еще не проникла. Жандармы обеспечат силовое прикрытие и доступ к дорожной сети. Приказываю начать дознание немедленно. Господа! Теперь поднялись и остальные. Премьер-министр обвел всех тяжелым взглядом: – На кону стоит здоровье наших железных дорог. А значит, и всей экономики России. Требую навести порядок к Пасхе. Лыков, Стефанов, выезжайте в Москву. Документы, полномочия, деньги – все получите завтра, и сразу в путь. Трусевич – на вас поддержка комиссии из Петербурга. Для этого, повторюсь, всегда можете рассчитывать на меня. Лебедев, от вас требую обеспечить поддержку в городе. Используйте прежние связи, возможности, личные отношения, что сохранились по старой должности. Не могли сразу все чины МСП с вашим отъездом превратиться во взяточников. Найдите здоровые силы, пусть помогут Лыкову со Стефановым. Господа, все свободны. Чиновники гурьбой вышли в приемную. Трусевич зычно скомандовал: – Идем ко мне, будем сочинять бумаги про ваши полномочия. Чаем напою, а вот закусок не обещаю. – У Алексея Николаевича баранки есть, – выдал друга Лебедев. – Во! – обрадовался действительный статский советник. – Кладите, любезнейший, на алтарь, иначе работа не заладится. Глава 2 Первые шаги Спустя два дня Лыков со Стефановым прибыли в Москву. Василий Степанович сразу поселился на квартире, которую выделило ему правление Московско-Казанской дороги. Питерец решил жить отдельно и отправился выбирать гостиницу. Он уже подходил к бирже извозчиков, когда за его спиной вдруг раздалось досадливое: – Етишкин арбалет! Лыков опешил. Во всем мире так выражался только покойный Благово! Но Павла Афанасьевича давно уже нет на свете. Коллежский советник обернулся и увидел Фороскова, своего бывшего подчиненного в Нижегородской сыскной полиции. После отъезда Благово с Лыковым в Петербург Форосков вышел в отставку. Он помогал страховым компаниям бороться с ворами и мошенниками. Приятели не виделись почти двадцать лет. Бывший сыщик стоял у автомата по продаже перронных билетов и оттирал с рукава мел. Вид у него был непритязательный: шапка потертая, башлыка нет, из-под распахнутого ворота пальто виднелась несвежая рубашка. – Петр Зосимович, ты ли это? Форосков всмотрелся – и ахнул: – Алексей Николаевич! Вот так встреча… – Он растерялся и, казалось, был сильно смущен. «Что такое?» – подумал Лыков. – Петр, какая удача! Поехали со мной, вспрыснем, поговорим. Или ты занят сейчас? Бывший сыщик весь съежился: – Я, видите ли, того… при должности. Зазываю приезжих в гостиницу… – Очень хорошо, я как раз ищу, где поселиться. Вези к себе. – Алексей Николаевич, вам там не понравится. Номера наши не то чтобы очень первосортные. – Пустяки. Как они называются? – Барашкова, на Большой Бронной. – А ты за меня комиссионные получишь? Форосков горько усмехнулся: – Рупь-целковый бросят. – Поехали, а там и поговорим. Они сели в извозчика и велели доставить их в номера Барашкова. Лыков помолчал, потом спросил в лоб: – Что случилось, Петр Зосимович? Такая служба раньше была не для тебя. – То раньше, – вздохнул Форосков. – Сейчас так. – А причина? Ты же служил в страховой компании. – Было дело. Уже не служу. – Ну-ка поясни. Бывший сыщик оглянулся на извозчика и понизил голос: – У компании начали возникать большие убытки, раз за разом. Воруют и воруют, черти. – Погоди-погоди. На железной дороге воруют? – догадался вдруг Лыков. – А где же еще? Тут, Алексей Николаич, такое творится! Беззаконие, а полиция глаза отводит. О чем только власть думает? На миллионы ведь тащат, ей-богу, на миллионы! Разбойники захватили Москву и сосут, сосут. Кто противится, тому несдобровать. Вот и я попал. Начальство рвет и мечет, велели мне положить хищениям конец. Людей не дали, денег тоже, дали только приказ. Пошел я в Новую Деревню, куда самые дорогие грузы утекали. Так теперь Андроновка называется. В ней товарная станция Московско-Курской дороги, где наибольшие покражи. Пришел, быстро разобрался. Все ведь понятно, ребята даже не скрываются, тащат нагло каждую ночь, а бывает, что и днем. Вызнал я, кто ворует, кто помогает, кто берет краденый товар. А потом мне стукнули по голове. – Сильно стукнули? – Едва не помер. Четыре месяца в больнице пролежал, последние деньги на лечение ушли. Из страховой компании я уволился, теперь сижу тише воды ниже травы. Приезжих в нашу дыру заманиваю… Потихоньку спиваюсь. Вот такие дела, Алексей Николаич, ежели честно. – Понятно, Петр Зосимович. Странно только, как это ты мне попался в первый же миг по приезде сюда. – А чего странного? Случай. – Случай, но особый. Во-первых, отвечаю на твой вопрос, о чем думает власть. Меня прислал сюда сам Столыпин, чтобы положить разбоям на железке конец. Создана специальная комиссия, я ее начальник. Буду заниматься выжиганием заразы. Хочешь со мной поучаствовать? Форосков смотрел на бывшего начальника и не знал что сказать. – Ну? Решай. Если случай нас свел, так, может, это знак? И за разбитую голову отплатишь. – А что я должен буду делать? – Мне помогать. Но тайно. – В «демоны» записаться на старости лет? – «Демона» внедряют в банду, там риск слишком велик, такого я тебе не пожелаю. Ты станешь негласным сотрудником. Поместим тебя в околопреступную среду, будешь наблюдать. Человек ты опытный, учить не надо. – А из номеров Барашкова, стало быть, мне уйти? – Да. Служба, как я понял, тебя и не кормит, и не радует – черт бы с ней. Закончим с железкой – что-нибудь придумаем. Форосков размышлял недолго. Он сдернул с головы шапку и хлопнул ею о борт экипажа: – А, однова помирать! Так лучше с вами, чем с этими. Извозчик, вези нас в другое место. – Это в какое же? – повернулся к седокам бородач. – Сначала в трактир, где получше, – ответил ему Лыков. – Соскучился я по московским харчам. – А где получше, барин? – Я у Крынкина никогда не был, – влез Форосков. – А все хвалят. – Да, валяй к Крынкину на Воробьевы горы, – поддержал коллежский советник. Возница обрадовался и лихо развернул пролетку: – Вот сразу видать, что хорошие господа. Н-но, милая! Ресторан Крынкина был знаменит не только кухней, но и уникальным местоположением. Он располагался на огромном балконе, приделанном к склону горы. С балкона открывался красивейший вид на всю Москву, от Новодевичьего монастыря до Сокольников. По случаю осени большая терраса уже была накрыта тентом. Лыков по-хозяйски занял лучший отдельный кабинет, велел позвать знаменитого Серго. Явился повар-кавказец. – Слушаю, дорогой. Чего ты хочешь? – Накорми нас, Серго, настоящими хинкалами, да шашлыков изготовь повкуснее. – Все будет, батоно. Пока пейте-закусывайте, лобио у нас сегодня – вах! Пальцы откусишь. Ну, я пошел делать? – Да, вели там подать пышкинских огурчиков и раков ваших знаменитых. Мы ждем! Серго с достоинством поклонился и ушел исполнять заказ. – Вы тут не в первый раз, видать, – заметил Форосков. – С поваром на короткой ноге.