– Нет. Если бы так, то была бы заметка. В той книге… имелись всякие обряды… честно говоря, Храм очень не одобряет подобные книги. Точнее совсем не одобряет. И… и она попала случайно. Да. Так вот, когда нужна вся кровь, то так и пишется, что смертная жертва. Вы… вы режьте, чтобы она текла. Порезать-то не сложно. Он губу закусил, отвернулся и видно, что теперь боится. Чудак-человек. Как на Проклятые земли отправится, так ему не страшно, а как царапину получить, так прямо весь трясется. Брунгильда хмыкнула и полоснула клинком по коже. Острый. И полоса вспухла кровью. А та закапала на зеркало. И капли сперва расплывались черными кляксами, чтобы после впитаться в серебряную гладь. – Теперь мне понадобится и ваша кровь. На самом деле можно и без нее обойтись. Но я читал, что кровь человека с ярко выраженным даром способна усилить любое заклятье, – на руку свою Никас глядел. И только на неё. И на кровь, что продолжала течь. Брунгильда протянула руку. – Хватит и пары капель. И… и кажется, я совершенно ни на что не способен. Только клинок… да, тот, второй. Он не отравлен. Если хотите, попробуйте на мне… Пробовать Брунгильда не стала. И боли она не боялась. Да и не было её. Только глаза дракона полыхнули алым. И голова закружилась. Запахло вдруг… – Смотрите в зеркало, – неожиданно жестко произнес Никас. Кровь падала. Капля за каплей. Капля… красные. Нарядные. Красные бусы были у матери. А ей достались они от её матери, и той – от её. И никто-то на островах не помнил уже, откуда они взялись. Поговаривали, что их принесла в своих сундуках прекрасная Кримхильд, чьи волосы были подобны золоту. Золота тогда хватало. И в матушкиных сундуках тоже. Брунгильда любила перебирать его, примеряя то тяжелые запястья, слишком большие, слишком тяжелые для тонких рук её. И не менее роскошные массивные ожерелья, вес которых сгибал шею. Она надевала перстни. И примеряла серьги, а матушка смеялась, говоря, что когда-нибудь все-то будет её, Брунгильды. Но вот остались лишь бусы. Оказалось, что красный камень, из которого они были сделаны, ничего не стоит. Или дело в том, что Брунгильда не нашла в себе сил расстаться с ними? Они ведь помнили тепло матушкиных рук. – Смотри. Что ты видишь? Ничего. Темноту. Кромешную. И страшную. Было время, когда она боялась темноты. И крыс тоже. И ветра. Грома. И всего-то, не понимая, что жизнь и вправду страшна. – Сосредоточься. И позови его. Кого? – Повторяй за мной. Силой, данной мне, я призываю душу твою… Она повторяла, не находя в себе сил отказаться. Или отвернуться от тьмы, что задрожала и расползлась, как расползается предрассветный туман. И как он, тьма оставляла на скалах ошметки. Те таяли. – Покажи, что произошло! Этот приказ отзывается болью в голове. Но Брунгильда повторяет его. И тьма окончательно покоряется её слову. Глава 14 Об опасности старых городов и старых знакомых «Сказала ведьма слова заветные, и покатилось колечко да по тарелочке, запертый путь отворяя. Глядел королевич, и открывались пред ним все тайны, какие только в мире были» «Сказ о проклятом царевиче и хитрой ведьме» Город. Пред Брунгильдой открывается город. Огромный. И очень-очень старый. Она видит каменные колонны, покрытые зеленым мхом. И древние строения. Некоторые разрушены, иные уцелели, но выглядят так, словно вот-вот развалятся. В городе душно. И пахнет лесом. Этот запах Брунгильде одновременно знаком и незнаком. Она дышит им. Влажным. Распаренным. Полным самых удивительных ароматов, которые, сплетаясь воедино, перерождаются в ужасающую вонь. И дышать приходится ртом, правда, прикрыв его платком. Город… тонет в болотах. Там, с краю. Они подошли вплотную и даже пересекли черту, добравшись до древнего храма. Или это не храм? Брунгильда видит его чужими глазами. И чувствует непередаваемый восторг. Тоже чужой. Он был прав! Она? Он! Он знал! Он всегда знал, что город существует. А отыскать его – дело времени. И вот теперь осталось всего ничего. Добраться до храма. Он идет по улице, сквозь каменные плиты которой проросли диковинные дерева. Он сгибается, пробираясь через петли лиан. И мелкие мартышки орут. Им вторят птицы, которые привыкли, что место это принадлежит им. Пускай. Он не собирается оставаться здесь надолго. Город… интересен. И потом, позже, он зарисует его во всем мертвом великолепии. Но сейчас нужно добраться до храма. Он останавливается, чтобы разглядеть получше огромные статуи. Люди? Боги? Они колоннами устремляются к небесам, и лиц не разглядеть. Хотя он пытается. Но те высоко, да и покровы зеленых мхов не знают уважения к богам. Или все-таки людям? По лбу течет пот. И по спине. Одежда вся промокла, то ли от этого пота, то ли от влажности. Местные бояться идти сюда. Проклятое место. Наивные дикари. Глупые. Пускай. И даже то, что сбежали носильщики, уже не имеет значения. На наемников тоже плевать. Трусы. Ничего. Он справился. И вернуться сумеет. Город, что удивительно, оказался не так уж далеко от побережья. Так что выберется. Но сперва – храм. Чем ближе к нему, тем сильнее затхлый запах болота. И мартышки замолкают, а с ними и птицы. Становится тихо. И эта тишина заставляет тянуться к оружию. Нет, он не боится гнева забытых богов. Скорее уж джунгли – такое место, в котором следует быть осторожным. Хищники здесь водятся. – Хищники, – шелестит вдруг налетевший ветер. И в какой-то момент кажется, что статуи оживают. Это заставляет ускорить шаг. Немного. И еще немного. Остатки древней колоннады. Статуи… уже не богов. То ли люди, то ли странные существа, в облике которых явно проглядывают звериные черты. Впрочем, в мире много удивительного. И он проходит мимо. Идет к двери. Останавливается. Одна створка сорвана, лежит, зарастая грязью, а другая уцелела, но опасно накренилась, повиснув на древних петлях. Створки огромны. И украшены сложным узором. Его он рассмотрит позже, а то и вовсе… если выйти к берегу, подать сигнал, его услышат. И можно будет вернуться сюда с командой. С людьми, которые понимают, сколько ценностей может скрываться в подобном месте. Именно.