– Но как он мог на него упасть, если он не держит его на виду? На мамином лице отразилось странное раздражение, будто она знала ответ, но не могла его вспомнить. Или не могла сказать. – Наверное, перед этим он его вынул, – сказала она, крепче сжав пальцами чашку. – Перед тем, как упал. – Но… – сказал мальчик. – Ешь уже свои булки, – ответила она, – а потом иди играть. И вот теперь, тихонько сидя у себя в сарае, Сэнди разговаривал вслух, пусть даже кролики его больше не слушали. – Тревис лежит у мамы на кровати, – сказал он. А потом подумал: «Лежит раненый. Меня мама один раз отвезла в больницу, когда я наступил на гвоздь возле цистерны с водой, но почему тогда Тревис не в больнице?» – И почему мама мне соврала? – спросил он, но ответом ему была лишь тишина в пустом сарае. Но раздался другой голос, женский. Матери всегда так делают. Сэнди ахнул, почувствовав, как по телу у него забегали мурашки. Вскочил на ноги и выбежал из сарая в омут янтарного света, к солнцу, нависшему над далекими холмами. Он прислонился спиной к стене фермерского дома и уставился на покосившийся сарай, что построил его отец. Тут, Сэнди. Он повернулся в ту сторону, где у подножия холма стоял ковбойский кемпер с пикапом. Да. Рыжий кот сидел на капоте пикапа и глядел в окошко. Сэнди. По телу мальчика пробежала дрожь. По долине прошелся ветер, заиграв колокольчиками на крыльце. Старая мельница повернулась, и бельевая веревка за домом затрепетала, будто большие крылья. Солнце садилось. Иди ко мне, Сэнди. На мгновение показалось, будто гряда облаков пронеслась над холмами, чтобы заслонить последний дневной свет, и взгляд Сэнди помутнел, как стекло от дыхания. Но ничто из этого не происходило на самом деле – или же нет? – и когда он покачал головой, это ощущение исчезло. Вдалеке под холмом, он увидел, как кот, прижав уши, спрыгнул с пикапа. Сюда. Сейчас. Кот зашипел и убежал под дощатый настил. Мальчик сжал потные кулаки и проглотил ком в горле. Вспомнил храбрость мамы, то утро, когда они впервые увидели кемпер у себя на участке… там может оказаться любой подонок …и спустился с холма. У него дрожали колени. Солнце уходило за горизонт, напоминая полуприкрытый глаз. Он залез на радиаторную решетку пикапа и заглянул в окошко. Увидел в нем свое отражение, несмотря на грязь, – искаженный образ светловолосого мальчика в вельветовых брюках и зеленой рубашке с длинными рукавами. Он опустил глаза на бампер. Со стороны водителя там была вмятина. Сэнди провел по ней пальцем. Затем подошел к задней части кемпера и встал на нижнюю ступеньку металлического крыльца. Прислушался: не хлопнет ли дверь в доме, не позовет ли его мама. Но нет: в спину ему только дул ветер. Он поднялся выше и потянул за щеколду. Оказалось заперто. Сэнди спустился. Задумался на минуту. Взял тяжелый шлакоблок из штабеля возле мотельной кладовки и подтащил его под окно у кухонного уголка кемпера. Встал на шлакоблок – точно как на баптистерий, подумал он, для детей и невысоких, – и стер с окна дорожную пыль. Всмотрелся в помещение. Увидел кран, плиту, стопку посуды в раковине. Деревянные шкафчики и шелушащийся линолеум, баночку арахисового масла рядом с открытой упаковкой соленых крекеров на обеденном столе. Что-то щелкнуло у него над головой. Сэнди, встрепенувшись, посмотрел вверх. Включилась флуоресцентная лампа, что возвышалась над кемпером, и теперь во всех остальных фургонах на стоянке происходило то же самое. Лампы включались одна за другой. Он вгляделся в окно кухонного уголка и краем глаза увидел: слева, где было спальное место, что-то шевельнулось. Мелькнуло что-то белое. Рука. Нога. Что-то отступило в тень, как тарантул из диафильма, который он смотрел в школе. Сэнди поднялся на цыпочки и сощурил глаза. Не сумев ничего разглядеть, слез со шлакоблока, обошел пикап спереди и пригляделся поверх кабины к окну перед спальным местом. По стеклу тянулась трещина, заклеенная скотчем. Сэнди обернулся на дом – тот был залит золотистым светом. От солнца теперь едва виднелась лишь четверть. Поля и склоны за мотелем окрасились фиолетовым и пестрели последними отблесками падающего на них света. Сэнди взобрался на капот пикапа. Перелез по металлической поверхности и, сложив ладони лодочками, прижался лицом к треснутому окошку. Увидел ковбойское спальное место, где лежал голый матрац. Дал глазам привыкнуть к тусклому свету, что проникал через тонированное стекло. Прижался лицом еще сильнее. Что-то стукнуло по окну изнутри. Сэнди дернулся и упал плашмя на капот. Металл под ним прогнулся. Солнце исчезло, и единственный свет теперь пробивался сквозь облака над ним, а за ними густела лишь зловещая тьма. Сэнди лежал и смотрел на женское лицо в окошке перед собой. Кожа у нее была белая, как шерстка его кроликов. Она наклонялась вбок, опершись на локоть и улыбаясь. Губы ее розовели. Одну руку она прижимала к стеклу, растопырив пальцы. Пошевелила губами, и хотя он не мог ее слышать, каждое слово было ему знакомо. Она назвала его по имени. Произнесла с таким влажным, сочным звуком, будто вгрызлась в спелое красное яблоко. Сэнди видел в тусклом свете язычок в глубине ее горла и ключицы с изгибом грудей под белым платьем. Он лежал неподвижно, распростершись на капоте пикапа и глядя на то, как женщина отняла руку от стекла и тонкая бретелька скользнула по плечу, отчего ткань платья оторвалась от левой груди, будто осенний листок. И он снова слышал, как она произносит его имя, только на этот раз ее улыбка стала шире, а лицо исказилось, и затем его словно парализовало, когда эта чудовищная женщина стала смеяться… Я тебя вижу, Сэнди. А ты меня? …он перекатился по капоту и упал, а потом вскочил и ринулся наутек что было мочи. Он побежал к дому и не оглядывался. Боялся, что, обернувшись, увидит эту страшную, отвратительную тварь, глядящую на него с улыбкой, с ухмылкой. Зовущую его по имени. Ее круглое лицо посерело, ясные зеленые глаза почернели, как мраморные китайские шашки, а рот, который произносил его имя, будто пробуя его на вкус, заполнился чем-то белым, что корчилось между кривых зубов, подобных кровельным гвоздикам, слишком многочисленным, чтобы их сосчитать. Вбежав в мамину спальню, он увидел, что она снова спала у себя в кресле-качалке, а Тревис по-прежнему лежал на кровати. Сэнди встал в проходе, учащенно дыша, весь мокрый, но маму он не стал будить. Вместо этого прислонился к дверному косяку и, закрыв глаза, заставил себя успокоиться, задышал ровнее, а когда открыл глаза, его взгляд был устремлен на ковбоя под маминым одеялом. На его голой груди, которая была наполовину не прикрыта, Сэнди заметил странные пятна на коже – сухой, шелушащейся. Очень напоминающей плоть того существа, которое он видел в кемпере. В кемпере, где жил сам Тревис. Он вспомнил о повязках, которые Тревис никогда не носил ночью. У него аллергия. Сэнди протянул руку и поднял одеяло. Тревис лежал в нижнем белье, простыни под ним были свежие и чистые. Поперек живота и ног тянулись еще более широкие пятна, чем на груди. Раны у него на бедре и в боку были перевязаны. Сэнди подумал убрать с них марлевые прокладки, но предпочел этого не делать, когда Тревис забормотал что-то неразборчивое. Сэнди увидел у него черные вены и следы укусов на внутренней стороне бедра. Вокруг раны плоть отслаивалась. Укус был как от очень острых… кровельных гвоздей …зубов. Что-то здесь было не так, и Сэнди как никогда захотелось, чтобы его отец был жив. Мальчик опустил одеяло и попятился, пока не стукнулся о мамин комод из кленового дерева, на котором лежали ковбойский ремень с ножнами. Сэнди увидел рукоять с орлиной головой и, быстро вынув нож, скользнул за дверь спальни, сполз на пол, подтянул колени к груди и спрятался в узком треугольнике теней, где открытая дверь соединялась с внутренней стеной. Там он решил ждать, наблюдать и прислушиваться. И если что-нибудь случится, он будет там. Ради нее. Снаружи уже загорались звезды. В половине десятого Аннабель проснулась в своем кресле-качалке и увидела, что из-за двери спальни торчит правая нога ее сына. Ей как раз снился Сэнди, во сне с ним произошло что-то ужасное, но что именно – она забыла в момент пробуждения, и теперь у нее сердце подскочило в груди, когда она увидела его на полу. Она закрыла дверь и увидела, что он всего лишь спал, низко опустив подбородок. При виде его ярких гольфов, сползших к кроссовкам, у Аннабель на глаза навернулись слезы. Она посмотрела на часы с будильником, что стояли на столике у кровати. Она едва помнила, как мальчик вернулся из школы, не говоря уже о том, что сказала ему или куда он ушел и как очутился здесь. Она взяла его на руки и подняла – он пробормотал что-то и обнял за шею. Она хотела отнести мальчика в его комнату, но увидела, что на полу, где он лежал, валялся нож Стиллуэлла. Аннабель уложила мальчика в постель и вернулась в собственную спальню. Подняла с пола нож и села в кресло-качалку. За окном на травянистый двор светила белая техасская луна. Простыни на бельевой веревке шептались, словно призраки, пока ковбойская шляпа с сапогами молча висели среди них. Она посмотрела на нож и провела пальцем по орлиной голове. Луна уже поднялась высоко, когда Стиллуэлл проснулся. Ковбой сел в кровати, неуклюже пошевелился. У него громко заурчало в животе.