Очень быстро меня захватывает легкая предснежная истерия. Я решаю, что грелка и в самом деле незаменимая вещь, на случай, если отключат электричество. Но тут оказывается, что нормальные грелки кончились и остались лишь детские, сделанные в виде уродливых толстопузых лягушек. Я покупаю четыре. Я покупаю книжку-раскраску, миндальное печенье, Шоко и колу, вино и имбирь для глинтвейна. Что с того, что сейчас февраль? Если и в самом деле все заметет, то почему бы не устроить Новый год? Когда дедушка был жив, он обязательно изображал для нас Деда Мороза. Наш Дед Мороз был белоснежным, потому что вместо кафтана дедушка надевал медицинский халат тети Леи. Из-под него выглядывали ноги в белых кальсонах. Кальсоны несомненно использовались в виду своей анонимности: дедушкины брюки я бы сразу узнала. По той же причине он обувал белые чешки. В одной руке он держал белую наволочку, изображающую мешок с подарками, в другой — лыжную палку, которой стучал об пол. Свою хорошо знакомую всем лысину дедушка прятал под белым беретом, а его лицо скрывала маска из папье-маше. Она была старая, с длинной бородой, облупившимся курносым носом и хищными лисьими прорезями под бровями. Глаз за ними было не угадать, сколько ни всматривайся в эти черные зияющие лепестки, ничего не видно. Из-за всего этого я никогда не была твердо уверена, что под маской — дедушка. Кто знает, вдруг там и в самом деле кто-то чужой? Поэтому я на всякий случай послушно читала требуемые стихи, осторожно ухмыляясь. Дедушка задавал какие-то вопросы, но из-за глухоты и маски совсем не слышал ответов, и лишь пуще стучал об пол палкой. Это убеждало меня том, что передо мной чужая, непредсказуемая и недобрая сила. Ладно, Дед Мороз — это, допустим, уже чересчур, но я придумаю что-нибудь. Придумаю, как сделать эти снежные дни незабываемыми. Войдя в квартиру, я ставлю тяжелые сумки на пол, а когда распрямляюсь, понимаю, что-то, что знала уже секундой раньше, когда открыла дверь: ничего не будет. Не будет тихого вечера в настоящей семье. Не будет никакого Нового года. От цитадели Виолеттиных сумок не осталось и следа. Тети появляются на пороге кухни. Сейчас они чем-то напоминают не то ланей, не то косуль, которые смотрят из-за кустов, боясь перейти невидимый барьер. «Эта женщина…» — начинает было Лея. «Беруши нашлись!» — бодро сообщает Белла. Не надо мне рассказывать, я сама знаю, как все было. Эта женщина приехала, потрепала мальчика по волосам, потом в три приема перетащила свои сумки, протараторила быструю речь, смысл которой не важен, и спустилась вниз, во двор, где ее ждала машина. Так ведь? Видимо она решила свои проблемы, баба с возу, я сейчас умоюсь, и будем пить чай. Но я не успеваю пройти в ванную — в дверь звонят. Это сосед. Его имя — Меир Морено, я запомнила потому что оно красуется в окружении розочек на табличке на его двери. Сосед интересуется, нет ли у нас ключа от выхода на крышу, у него сломался бойлер. Ключа у меня нет. Я говорю, что ключ, видимо, был у Виолетты. «Валеты? — переспрашивает Меир. — Валеты, которая сбежала?» (Ну и дела! Неплохо же он информирован). «Съехала» — поправляю я с бесстрастным видом. «Ага, очень вовремя съехала, — смеется он, — за полчаса до приезда полиции». «Какой полиции?» — обмираю я. «Так вчера же здесь был жуткий балаган, не слышала, что ли? Приезжали, квартиру ее взламывали, наркотики искали. Ходили тут с собаками, обнюхивали: лестницу, лифт. Полицейские говорят, как испарилась. Да, вы, русские молодцы, умеете улаживать дела. В квартире пусто, сам видел. Говорили, что она накануне еще по соседям ходила, деньги на газон собирала, а наутро — фю-ю-ють, Газон!» — Меир счастливо смеется и воркует уютным басом, как зобастый голубь: «Вау-вау, ну и чертовка же! Видать проворачивала комбины, такие, что огого! Ты бы посмотрела как она с подрядчиками разговаривала, они у нее как шелковые, пикнуть не смели. Трубы у нас десять лет никто не мог починить, а она — раз, два, и готово. Лампочки в подъезде все как одна горят. Империя, натурально! Говорю тебе, она бы и газон сделала в лучшем виде, просто не успела. Уж не знаю, какие там наркотики она хранила, но в домовом комитете по сравнению с ней все слепые щенки. Она сама покруче любого подрядчика, просто тяжело найти работу, когда ты мать-одиночка» «Мать-одиночка? Разве мальчик не ее внук?» — спрашиваю я осторожно. «Конечно, нет, с чего это ты взяла?» — удивляется сосед. У Валеты и муж был. Приезжал сюда пару раз, их проведать. «Может, это ее родственник, брат?» — говорю я. «Какой родственник! Посмотрела бы ты, как он ребенка обнимает. Слушай, у меня четверо детей от двух жен, я разведенного мужика по глазам узнаю, хоть он русский, хоть эфиоп, хоть кто. Нет, ты скажи мне все-таки, как она умудрилась так тихо съехать? Собраться, все снести вниз? Вокруг полно людей, и никто ничего не видел, словно она в трубу вылетела. Руска мафия!» — заключает он, произнося эти слова с явным удовольствием. Я дожидаюсь, пока он вызовет лифт, съедет на свой этаж и зайдет в квартиру. Потом я тихонько выхожу на лестницу и прохожу к дальнему закутку, ко всеми забытому, неисправному грузовому лифту. Я нажимаю на кнопку, и она загорается. Затем я слышу, как наш дом вздыхает где-то внизу. Лифт работает. Еще пару секунд, и кабина раскрывает передо мной двери. * * * Первый рабочий день проходит, словно обложенный ватой. Из агентов звонит только Анатолий из компании «Лайк». Я иду спать рано. …Я вскакиваю среди ночи от дикого грохота. Растрепанные, в ночнушках, мы мечемся по квартире. То, что разрывает нам барабанные перепонки, это не звук, это ад. Это что-то огромное, что не вмещается в нашу квартиру и в весь наш многоквартирный дом. Наконец Майка кидается к стереосистеме Чудновского, стоящей в углу, и выдирает штепсель из розетки. Тишина. Потом Фира идет спать, а мы с Майкой еще целый час курим на кухне, чтобы успокоится и понять произошедшее. Мало-помалу, формируются основные тезисы: 1. Мы курицы. 2. Нужно выключать электроприборы из розеток. 3. Музыка включилась ровно в три. Кто-то запрограммировал это включение. Кто-то заранее ввел число и время, и включил громкость до упора. Я подхожу к стереосистеме и достаю из нее диск. Милый клоун, милый мой, поскорей спляши со мной, Летом, осенью, зимой Приходи, спляши со мной. Я даже не узнала эту песенку, из-за адской громкости. Теперь все понятно. Мальчик играл со стереосистемой и нечаянно нажал на какие-то кнопки. Или нарочно? «Какая разница! — говорит кто-то очень жесткий и злой в моей голове — нечаянно, нарочно, — в любом случае этот ребенок не имеет к тебе никакого отношения». Светает. Майка давно ушла спать, а я сижу одна на кухне. Та внезапная музыка на дикой громкости словно пробуравила во мне глубочайший колодец, и теперь я всем телом, каждой клеткой, осознаю, что Чудновского здесь нет. И не будет. Пустота, которой не было названия, оказывается, измеряется в мегагерцах. А если его не будет, то какого я здороваюсь с соседями, плачу за газон перед домом, отвечаю на звонки? — Алло. Меня зовут Катерина, а вас как зовут? Катерина из компании «Клик» говорит спелым напевным голосом. Вот чего мне не хватало! — Утро доброе, — отвечаю я ей в лад и чувствую, как слепящее счастье бешенства застилает мне глаза. Отлично! Очень вовремя! Катерина из компании «Клик» сейчас ответит за все! За голубоглазых психологов с плохим вкусом, за несчастных кроликов, заживо замурованных в своих норах, за тупых летчиков, из-за которых срываются выгодные сделки и за авантюрных соседок, проворачивающих свои гешефты, за бесконечные кабачки на кухне, за стереосистемы, которые будят людей среди ночи, за Александра, Маргариту и Виталия, за надменных океанологов, которые нас не любят, за Анастасию, Дарью и Марка, за несчастных черепах, которым не меняют воду! Я буду расчетлива и спокойна. Я буду задавать Катерине простые вопросы, пока она не почувствует то, что чувствую я: враг смел все границы, враг теперь в глубоком тылу. — …Ну и как вам работается в компании «Клик», Катерина — спрашиваю я, надеясь, что бешенство не прорывается в голос. — Я работаю недавно — отвечает она вежливо. — Небось, платят мало? — Так это же временная работа, прорвемся. Катерина ждет, что я скажу. Ну, что, уже пора? Начинать? Рассказать ей, что люди, подписавшие договор с дьяволом, люди, не имеющие вкуса и такта, никогда никуда не прорвутся. Что лучше бы она мыла туалеты, чем обучалась этим психотехникам, которые может раскусить любой школьник. Что ее имя — не бог весть какое сокровище или сакральное знание, чтобы ради него стоило говорить с ней хотя бы лишнюю секунду. Что каждый второй будет посылать ее подальше, вместе с ее замечательным именем. Что она будет стареть в своей одноклеточной квартирке, недоумевая, почему ее долбаные зомботехники не работают. Нет, этого мало. Нужно проникнуть еще глубже в тыл. — …У вас, небось, семья? — говорю я с жалостливой бабьей интонацией. — Да, семья. — Деткам сколько? — я, кажется, пережала с деревенским оканьем и оханьем, и теперь задаю вопросы с деловитой сердечностью популярных радиоведущих. — Детям четыре года и семь. Надо же… У такой-то дуры — семья! Дети и муж! Придумывает или правда? Неужели ей не страшно вот так выставлять их напоказ, вмешивать в эту рекламную слизь? А может, их, агентов, инструктируют, как отвечать в подобных случаях? Может, этому посвящен специальный семинар? «Расскажите, мол, о себе, если вас спросят, это помогает установить контакт». — А муж как? Помогает вам? (Интересно, она и про него будет так же терпеливо отвечать?) — Ну, муж ничего, старается. — Посуду моет? Убирает? Супы варит? — Да нет, он это не любит, только когда с детьми сидит. Голос у Катерины все такой же спелый и напевный, но теперь в нем появилось чуть больше веселого недоумения. Она что, не врубается, что это засада? Я представляю себе ее мужа сидящего с детьми, которым три и пять. А что, если все это правда? У старшего следы от ветрянки, младший катался на велосипеде и свез локоть, а ее муж в синих кроксах и оранжевой тенниске из «Гольфа». Внезапно я вижу все это так четко, что понимаю: теперь я вполне могу уничтожить если не всю жизнь Катерины, то хотя бы один этот день. Я могу сказать ей что-то такое, что превратит его в день, когда она поняла, что вряд ли все изменится к лучшему, что белая лава лишь по случайности еще не залила их миленькую квартирку, но она подступает. Но почему-то я молчу. Мне хочется лишь сберечь то, что я увидела, не для нее — для себя, чтобы и впредь вглядываться в эту чужую жизнь, как в стеклянный шар с падающим внутри снегом, — брать в руки и разглядывать… Мне нужно еще немного времени, чтобы это запомнить, я не могу сейчас бросить трубку. — Алло, алло, вы на линии? Вас не слышно. — Да, да, я здесь. Я вас внимательно слушаю, Катерина. Расскажите, пожалуйста, о скидках, предоставляемых компанией «Клик» * * * Компания «Клик» предоставляет своим клиентам ошеломительный выбор возможностей. Благодаря высоким технологиям, разработанным ее ведущими специалистами, мы получаем тысячи бесплатных минут связи! Теперь у нас достаточно времени, чтобы доставить радость своим близким. Иногда некоторые из абонентов компании «Клик» находят в своем почтовом ящике открытку. «Приглашение» — написано на плотном бумажном квадратике. Мы разворачиваем открытку и читаем: Вы приглашены на праздничное представление, которое состоится такого-то числа, такого-то месяца на городском стадионе.