– Чего хотел блондин? – Свидание. – Значит ты пойдешь с ним, когда? – Завтра. Кажется, у него нет схожей с твоей политики, когда дело касается поцелуев. Поэтому – почему бы и нет. – А, – он подбросил ключи в воздух и поймал их. – Давай я подброшу тебя до твоей машины. – Нет, все нормально. – Дилан, – он приковал меня своими насыщенными голубыми глазами, и если это не расплавило меня прямо там в лужицу у его ног, то следующие слова сделали это. – Забирайся в мою чертову тачку. *** Я понятия не имел, что творил. Я. Официально. Слетел с катушек. Но оказалось мне не плевать, когда Дилан скользнул на пассажирское сидение рядом со мной и дверь захлопнулась. Интерьер в Ламборджини был темным, даже под сияющим над головами солнцем. Тонированные окна и темная кожа создавали ощущение интимности, что мгновенно ускорило мой пульс. Я представлял, каково было бы ощущать свободу, чтобы склониться над коробкой передач, взять это лицо в свои руки и смять его губы своими. Или пробежать рукой поверх его бедра, между ног и… – Итак…я в твоей машине, – сказал Дилан. Черт, да, это точно. Никто не был лучше осведомлен в этом, чем я. Ну, может, еще Дилан, если то, как его зрачки расширились, являлось хоть каким–то знаком. Он наблюдал за мной, терпеливо, как будто пытался предугадать мой следующий шаг. Я понимал, что нужно завести машину, спросить, где он припарковался, и поехать. Но ничего из этого не казалось настолько важным, как впитывать и по–настоящему жить этим моментом. Я проезжал мимо и фантазировал о мужчине – об этом мужчине, который сейчас сидел в моей машине по странному космическому повороту судьбы – несколько недель, и ни за что я не потороплю ни единую секунду этого. – Эй, – сказал Дилан. – Я могу дойти пешком, если ты передумал. Он сместился, потянувшись к ручке на двери, и вот тогда, это и произошло. Я протянул руку через консоль и, наконец–то, коснулся его. До сих пор я был чрезвычайно осторожен рядом с ним, но сейчас ни хрена я не позволю ему выбраться из машины. И с этой мыслью, я нажал кнопку на ключах, и замки защелкнулись. Голова Дилана обернулась, и я ничего не мог поделать с ухмылкой, которая изогнула уголок моих губ, в ответ на его выгнутую бровь. – Ты серьезно только, что запер меня в своей машине? – Может быть. Взгляд Дилана упал на мою руку, все еще удерживающую его на месте, а потом поднял его, и то, как он посмотрел на меня из–под своих ресниц, заставило сжать пальцы. Господи Боже, он потрясающий. – Можешь отпустить… – произнес он, его голос заметно понизился. – Я никуда не уйду. Умным поступком было бы убрать руку. Но, эй, я никогда не претендовал на гениальность. – Эйс? Я смотрел на Дилана из–под прикрытых век, пока мой мозг наверстывал то, что я творил, и затем я одернул свою руку и открыл рот, чтобы привести причины моего импульсивного движения. Именно в этот момент Дилан развернулся на своем месте и наклонился, чтобы прижать палец к моим губам. Блять. Ох, блять. Что он делает? – Эйс? – спросил он снова, и сейчас я сглотнул, не совсем веря в то, что позволял. Это было совсем не уместно. Будто мы целовались, или я сидел со спущенными шортами и слетевшей крышей. Но для того, к кому не прикасались так, как он страстно желал многими годами, это ощущалось всем. – Да… – наконец, выдал я. Хитрая улыбка, которая расползлась по губам Дилана должна была показаться достаточно опасной, но ничего не могло подготовить меня к самоуверенному мужчине, который, казалось, довольно уверенно шел за тем, чего хотел…не взирая на цену. – Сколько раз ты приезжал домой и дрочил на меня на этой неделе? – спросил он. Я зажмурился, а Дилан потянул свой палец вниз по моей нижней губе, отделяя ее от верхней. Потом он опустил голову к моему уху и произнес: – Я сбился со счета, думая о тебе. Боже мой. Я прижал голову к подголовнику и не смог остановить себя от поглаживания ладонью своего уже офигительно твердого члена. Дыхание затруднилось, когда признание Дилана захлестнуло меня, но прежде чем у меня появилась возможность ответить, он вернулся на свое место. – Хотя должен сказать, что во всех них твой рот был на мне, – сказал он. – Поэтому, действительно, жаль по поводу всей твоей неприязни к поцелуям.