запереживал, как бы он не сломал зубы. – Этого никогда не произойдет, – сказал он, а когда я положил свою руку на его бедро, чтобы успокоить, он вздрогнул, и это вынудило меня отстраниться и предоставить ему немного пространства. – …и она понятия не имеет, где ты, и никогда не узнает, пока ты не решишь иначе, – сказала его мать, но по тому, как непреклонно затряс головой Дилан, не имело значения, что она говорила, потому что он закрылся. – Я не могу сейчас разговаривать, – сказал он, а когда убрал трубку от своего уха, он уставился на него, будто никогда в жизни не видел ни одного, и произнес отрешенным голосом. – Приятного отдыха в лагере. После, отключив полностью телефон, он затолкал его в карман штанов и повернулся лицом к окну. Когда нас поглотила тишина, я не был уверен, что, черт возьми, сказать или лучше сохранять молчание. Но пока мужчина, сидящий рядом со мной, закипал, мое любопытство взяло верх, и я не мог воздержаться от расспросов. – Дилан? – позвал я тихо, а когда он не обратил на меня внимания, я попытался снова. – Эй, поговори со мной. Он продолжал пристально вглядываться в окно, но слегка качнул головой. – Кто такая Бренда и почему из–за нее ты, кажется, хочешь выпрыгнуть прямо из моей машины на дорогу? – спросил я. Дилан протяжно выдохнул и провел ладонью по своему лицу. – Она не имеет никакого значения. – Херня. Любой, кто оказывает такое влияние на тебя, – имеет значение. – Отстань, Эйс. – И просто оставить тебя страдать в тишине? Поговори со мной. – Я не хочу разговаривать об этом. Эта женщина никто для меня, что означает – она никто для тебя, что означает, я в порядке, – он снова отвернулся к окну и пробормотал. – Я в порядке. Вздохнув, я щелкнул по сигналу поворота и свернул с дороги. – Ты всегда говоришь мне, что я недостаточно открываюсь, и ты вытягиваешь из меня дерьмо силой, на что я никогда не пойду добровольно. Так почему это не может работать в двух направлениях, а? – Потому что я не хочу разговаривать с тобой, – взорвался Дилан, его взгляд метал кинжалы. – Я не собираюсь обсуждать историю своей семьи с тобой, не сейчас, и возможно никогда. Прекрати, блять, давить на меня. – Я не давлю на тебя… – Нет давишь. Да что, черт возьми, происходит с ним сейчас? Это полный поворот на сто восемьдесят градусов от человека, которого я узнал за прошедшие несколько недель. И хотя он не набрасывался на меня, за то, что я сделал что–то, было очевидно, что там до хрена боли, которая утекала куда–то глубоко. Рана, которая никогда не заживет, и чем бы это ни было, его реакция говорила мне, что там нет ничего хорошего. И это вызывало во мне еще больше отчаянного желания узнать, что это или кто был источником. – Я рядом, если захочешь…или нужно будет поговорить… Дилан положил свою голову на подставленный кулак и вздохнул. – Просто отвези меня домой. Я почувствовал резкую боль от его слов в своей груди, и мне подумалось тогда, насколько мне небезразличен этот человек. Потому что если бы кто–то еще разговаривал со мной подобным образом или срывался на меня, я бы быстро отвернулся от них. Но Дилан, я чувствовал каждую унцию его расстройства, его боли, но и еще я чувствовал каждый удар, который он производил на меня с такой сердечной болью, которую я никогда не испытывал. Такими бывают отношения? Серии невероятных взлетов и сокрушительных падений, иногда в течение нескольких часов? Напряжение между нами в машине было настолько плотным, что мне стало интересно, смог бы я вообще его пощупать. Так что покорным взмахом руки, я щелкнул поворотником на съезд с автострады к дому Дилана, месту, где, как я понимал, он останется. Глава 19. Удиви меня. Боже, никогда в жизни ночь не тянулась так чертовски медленно. Когда Эйс довез меня до дома, наши дороги разошлись только кивками, брошенными в сторону друг друга, и теперь я здесь, сижу на том же месте, куда рухнул, когда, наконец–то попал в квартиру и захлопнул пинком за собой дверь. На мне все еще были джинсы и футболка, но куртка лежала кучей на полу, где она приземлилась, когда я швырнул ее в сторону кухонной столешницы. Голова пульсировала адской головной болью, и желудок рычал, не смотря на отсутствие желания есть. В какой–то момент я понял, что мне нужно позвонить Эйсу и извиниться, но я пока не придумал, что, твою мать, сказать. В смысле, а что тут вообще сказать? Прости, что вел себя, как полный мудак вчера. Я знаю, что ты просто пытался помочь? Да, точно. Мне повезет, если он вообще еще раз заговорит со мной. Я в жопе. Никаких сомнений. Я позволил всего лишь упоминанию о Бренде развалить