– Девочки мои пришли, – поднялась навстречу Варвара Платоновна. И церемонно расцеловалась с Таисией Георгиевной, Женю же сначала долго разглядывала. «И бабуля не изменилась… Хотя нет, она теперь с палочкой ходит!» – невольно заметила Женя. – Бабушка, здравствуй! – Ты, милая моя, знаешь, кто? – скрипучим низким голосом произнесла Варвара Платоновна, обращаясь к Жене. – Кто? – Да ты – самая настоящая царевна-лягушка. – Это как, мам? – удивленно спросила Нина Георгиевна. Вот тетя – постарела, пополнела… – А когда еще не царевна, а уже и не лягушка. Наполовину шкурку сбросила… Вот так взглянешь – вроде красавица, а так – невидная, обычная. – Варвара Платоновна сначала наклонила голову к одному плечу, затем к другому. – Она ведь интересная у тебя девчонка получилась, Тася. Оригинальная! – Спасибо! – Женя поцеловала бабушку в нежную, словно шелк, морщинистую щеку. – А это кто? Лиза! Лиза, как ты выросла! Женя обняла племянницу. Лиза превратилась в прекрасную девушку. Волосы ее напоминали золотое руно; нежно-розовое личико, карие глаза и улыбка – загадочная и отстраненная, как у многих подростков этого возраста. Вот Лиза определенно выглядела настоящей, оформившейся царевной. Других гостей не было. Варвара Платоновна приняла поздравления от своих близких, затем посетовала, что у нее почти не осталось подруг ее возраста, а те, что есть, уже не могут прийти на своих ногах. Села за накрытый стол на веранде. – За тебя, мамочка. Долгих тебе лет! – За тебя, мама. – За тебя, бабуля! – А ведь у дома-то нашего тоже юбилей, я вспомнила, – заявила пожилая женщина, торжественно восседая во главе стола. – Как юбилей, бабуль? – спросила Лиза Варвару Платоновну, потерлась щекой о ее плечо. – Помню, мне пятнадцать было… Совсем как тебе сейчас, Лизок. Отец как раз к моему дню рождения этот дом закончил. Вот, говорит, тебе подарок, Варька… Владей. Я ж единственная у них была, у отца с матерью. Тебе, говорит, и потомкам твоим. Ты мне правнучка, Лизок, а отец мой, получается, прапрадед тебе. – Слышишь, Лиза? – громко, с гордостью произнесла Анна, которая за все это время так ни слова и не сказала Жене, лишь кивнула в начале вечера – здравствуй, дескать, сестрица. – Прадед этот дом для тебя строил, словно знал. – О, и правда, семьдесят лет дому, это юбилей, получается! – с восторгом согласилась Лиза. Подняла голову и крикнула куда-то вверх, в перекрытия над верандой: – Дом, с днем рождения тебя! – Ну давайте и за дом чокнемся. Юбиляр! – Да это не дом, а сказка, еще семьдесят лет легко простоит… – Дом, милый дом, ты еще совсем молодой! – звонко закричала Лиза. – Стоп-стоп-стоп, Лиза, куда ты свою лапку тянешь, тебе нельзя алкоголь! – Лиза, соком чокайся. – Ну бабушка! Лиза и в самом деле была чудесной девочкой, Женя буквально любовалась ею. Бабулей Лиза называла Варвару Платоновну, а бабушкой – Нину Георгиевну, как заметила Женя. Таисия Георгиевна сидела рядом с Женей и тоже откровенно любовалась Лизой. – Лиза, ты наследница, тебе одной все достанется, – сказала Анна. – Береги этот дом. – Дом, милый дом, я буду тебя беречь… Жене вдруг стало не по себе. Она покосилась на мать – та по-прежнему сидела рядом, улыбалась молча. Интересно, мать услышала эту фразу, которую только что произнесла Анна, поняла ее смысл? «Они ведут себя так, словно мамы нет. Вместо нее – какое-то белое пятно. Они сами-то понимают?» – Так, пойду на кухню, посмотрю, как там горячее… – поднялась Анна. – Мам, ты сиди. – Ань, я с тобой. – Женя направилась вслед за сестрой. На кухне пахло запеченным мясом, душистыми приправами. – Аня… – Да, – гремя подносами внутри духовки, не оглядываясь, бросила сестра. – Я хочу спросить. У моей мамы нет никаких прав на этот дом? – Что? – Анна распрямилась. – Ты о чем, Евгения? – Ты только что за столом сказала, что единственной наследницей дома является Лиза. А разве это так? Глаза у Анны сузились: – Ты спятила. В день рождения бабули качать права, заводить разговоры о наследстве… Да ты с ума совсем сошла. – Ты начала, не я. Я хочу тебе напомнить, что дом в первую очередь будут наследовать дочери бабушки – тетя Нина и моя мама. Если, разумеется, уже не написано завещание. – Блин, Женька… В день рождения бабули – ты о завещании?! – Потому что именно сейчас выяснилось… что моя мать тут никто. – Ну вот пусть твоя мать и выступает, ты-то что влезла? – с раздражением произнесла Анна. – А потому что я знаю маму. Она промолчит и потом ничего не скажет. – Женька, ты совсем совесть потеряла в этой своей Москве. И потом, у тети Таси есть где жить. – Ей только половина той квартиры принадлежит. – Ну так возьми свою мать в Москву, ты же, я слышала, теперь москвичка, своими хоромами там обзавелась! – почти прорычала Анна. Но даже искаженное гневом, ее личико выглядело прелестным, не могла не заметить Женя. – Мама отказалась. – Твоя мама отказалась, а мы, получается, изверги! Кто стариков выхаживает, тот им и наследует, запомни. Мы, мы все тут присматриваем за бабулей, а от твоей матери никакого толку… – Погоди. Ты мне только одно скажи – мама тут уже ни на что не может претендовать? Она не наследница больше? – Ты просто чудовище, Женька! В такой день!.. – Да или нет, в конце концов?! – Скотина… Бездушная скотина… – Анна без сил опустилась на табурет, прижала ладони к щекам. – Я переживаю за маму. Она одна. Она словно чужая вам, а я далеко, – с усилием произнесла Женя. – Тете Тасе никто не нужен. Как она себя поставила, так к ней и относятся. Все получают по заслугам, – глядя в сторону, мрачно произнесла Анна. – Нет. Это вы вытолкали ее из родового гнезда… Я все время думаю, переживаю о маме. И, зная ее характер, вы могли пойти ей навстречу… Ты и тетя Нина. Ну хотя бы иногда заглядывали к ней и созванивались чаще. Мне тут вчера телефон ее в руки попался, я посмотрела все входящие и исходящие звонки… – Да мама на днях с ней по телефону болтала, не ври! – А до того они говорили месяц назад. А до того – и вовсе в марте! – Гореть тебе в аду, Женечка. За твое хамство и наглость. Иди уж ко всем, сама тут справлюсь. Видеть тебя не могу! Женя вернулась на веранду. Руки у нее тряслись. Она понимала, что делает что-то не то, да и день сегодняшний совершенно не годился для выяснения наследственных дел… Но Женя слишком хорошо помнила прошлое. Тетя Нина всегда недолюбливала маму, можно предположить – с самого рождения сестры, и эта нелюбовь, видимо, передалась и Ане. Не замечать ничего, не слышать, не говорить почти, а если и говорить, то словно через губу, игнорировать редкие просьбы, относиться как к пустому месту, мимикой и интонациями постоянно подчеркивать свое превосходство… Не навещать во время болезней, забывать все сказанное матерью, а потом по сто раз переспрашивать и снова забывать… Да, наверное, эта проблема – любимого и нелюбимого ребенка – шла из далекого прошлого, и сама бабушка, Варвара Платоновна, этому немало поспособствовала (тому свидетельство – семейные истории из детства двух сестер), но ведь столько лет прошло, все герои этих историй не просто давно выросли, а еще и успели состариться, да и к бабушке никаких претензий, теперь поздно уже… А нелюбовь осталась. Тетя Нина, обняв за плечи бабушку, пела «Шумел камыш». Таисия Георгиевна подпевала. На миг эта картина смягчила сердце Жени. Однако в следующее мгновение тетя Нина выдала: – Тась, ты тут не тянешь… Лизок, давай лучше ты подключайся! «Вот типичная ситуация. «Вытолкали» маму, как всегда, и собрались своим кругом! Ну и ладно. Какие мне слова еще нужны, зачем мне подтверждение их любви к маме, разговоры эти – о ее праве на наследство? У мамы есть только я. И не надо ничего требовать с них, пора уже держать дистанцию…» Анна принесла горячее, все ели и хвалили. Женя молчала, у нее совершенно не было аппетита.