Глава 27 Последний учебный день наступает гораздо быстрее, чем я ожидала, оставляя меня в этом вихре, где я всегда спешу от одного дела к другому, будь то проект, выступление оркестра или крайний срок получения стипендии. Такое чувство, что я, возможно, никогда больше не смогу дышать. До тех пор… Пока мне это не удаётся. Всё останавливается, но не так, как будто буря миновала, скорее, как будто я нахожусь в эпицентре всего этого. — Ты выглядишь намного сексуальнее в своём выпускном платье, чем я, — хнычет Миранда, поправляя свои великолепные светлые волосы вокруг лица и доказывая, что это определённо неправда. Она выглядит прекрасно, как и всегда. В другое время или в другом месте мы, вероятно, были бы родственными душами. Ага. Я бы определённо добавила её в свой гарем. Кстати, о гаремах… Моё сердце бешено колотится в груди, когда я сажусь на край кровати и думаю о решении, которое приняла на прошлой неделе. С тех пор оно преследует меня, но в глубине души я знаю, что это правильный выбор. В первый год, когда я получила те три коробки, наполненные блестящими платьями, я выбрала одно. И я пожалела, что сделал это. Не потому, что Зейд был неправильным выбором, а потому, что Крид и Тристан были бы такими же правильными выборами. Мой выбор теперь остаётся прежним: я либо выбираю их всех…, либо не выбираю ни одного из них. Это то, что я решила, хотя оба пути могут привести меня в одно и то же место. Они могут послать всё к чёрту и уйти, но, по крайней мере, это будет их выбор. — Ты в порядке? — спрашивает Миранда, когда Эндрю выходит из ванной, надевая шапочку и разглядывая себя в зеркале. Он слишком взволнован своей завтрашней поездкой в Коннектикут, чтобы думать о чём-то ещё. Он отправится на встречу со своим другом по переписке по электронной почте, хотя я всё ещё не уверена, что это хорошая идея. Я действительно преследовала этого чувака, какого-то парня по имени Росс из Академии Адамсона для мальчиков. Место кажется приличным, хотя я читала в Интернете, что однажды в кампусе умерла девушка, когда они пытались интегрировать студентов. Жутко. — Я в порядке, — отвечаю я, моргая, чтобы вывести себя из ступора, и смотрю на неё. В волосах у меня свежее розовое золото, новая, очень короткая и очень острая причёска, а между грудей у меня висит ожерелье «Глаз Идола». Папин браслет-оберег у меня на руке, и я засунула кое-что от каждого парня в карманы джинсов, которые на мне надеты под чёрной мантией. — Правда. — Ты как будто собираешься на похороны, а не на выпускной, — говорит Эндрю, и тогда Миранда бросает на него тяжёлый, пронзительный взгляд, чтобы он заткнулся. У Чарли… не всё хорошо. На самом деле, настолько нехорошо, что я до сих пор не знаю, стоит ли ему вообще приходить сегодня. Я сказала ему, что заберу свою шапочку, мантию и диплом домой, и мы могли бы провести нашу собственную церемонию на заднем дворе, но он этого не захотел. Дженнифер согласилась поехать с ним вместе с его санитаркой. Папа сказал мне в своём последнем сообщении, что увидеть, как его маленькая девочка заканчивает школу, было кульминацией его жизненных целей. Мне это не понравилось. Но как я могла отказать ему после этого? — Пошли, — говорю я, вставая и направляясь к двери. Все парни ждут, развалившись по-разному в коридоре. Крид прислоняется к стене, в то время как Тристан стоит прямо и во весь рост; Зейд покачивает головой в такт единственному наушнику в ухе и улыбается мне, в то время как Зак улыбается, но держит свои большие руки скрещёнными на груди. Виндзор протягивает мне букет цветов. — Это от всех нас. Каждый из нас выбрал свой сорт цветов для добавления в букет. Было решено, что пять гигантских букетов цветов просто не подойдут. — Я улыбаюсь и обнимаю его, зная, что они все ждут сегодняшней вечеринки, чтобы мы могли поговорить о наших планах. Конкретно, моих планах. Они все ждут, когда я сделаю выбор. — Спасибо, — молвлю я, и это действительно так. Я оглядываюсь на дверь в свою комнату, старую кладовку уборщика, превратившуюся в мини-дворец, и думаю обо всех тех удивительных временах, которые мы там проводили, о фильмах, которые мы смотрели, чае, который мы пили, сексе… О Боже, этот секс. Как это может быть на самом деле? Конец четырёх долгих лет. Конец издевательствам, пари и романтике. — Прощай, бордель, — шепчу я, чувствуя, как слёзы щиплют глаза. Я проталкиваюсь вперёд и выхожу за двери, забирая с собой своих друзей. Идолы, представители Голубой Крови, подлые богачи, элита школы. Это мы сейчас, здесь, вместе в наш последний день в качестве студентов Подготовительной Академии Бёрберри. — Будь настороже, — шепчет Виндзор, когда мы направляемся к ожидающим лимузинам и садимся в них. — Сейчас мы на финишной прямой, но мы ещё не выиграли игру, — соглашается Зак, глядя в окно. Я проверяю свой телефон: у нас ещё есть около двенадцати часов до того, как это ужасное пари в Клубе отойдёт на второй план. Ещё двенадцать часов, чтобы пережить самых страшных хулиганов, с которыми я когда-либо сталкивалась или ещё столкнусь. Двенадцать. Чёртовых. Часов. Мы выходим из лимузина рядом с футбольным полем, где проходит церемония вручения дипломов, и я благодарю всех богов или богинь, которые меня выслушают, за то, что это происходит не в амфитеатре, где я провела конец своего первого года, подвергаясь унижениям. Харпер несётся по полю со своими родителями на буксире, смеющаяся, улыбающаяся. Они выглядят такими нормальными, но я не позволю себе забыть, что её родители — старшие члены Клуба Бесконечности. Они вполне могут быть одними из тех, кто подталкивает своего собственного ребёнка к совершению убийства. — Я не могу поверить, что мы так и не добрались до этой сучки, — ворчит Зейд, и Зак хмыкает в знак согласия. — Никогда не говори никогда, — шепчу я, когда мы находим свои стулья, а затем слоняемся вокруг в ожидании начала церемонии. Я пока не вижу папу в зале, но он предупредил меня, что может опоздать. Я отправляю быстрое сообщение, чтобы узнать, где он, и он отправляет ответное: «Время прибытия через двадцать минут». Двадцать минут, да? Это будет непросто; он может пропустить начало моей речи. Но я не могу откладывать, по крайней мере, с тем, что я запланировала. Всё сводится к выбору времени. Харпер Дюпон, сегодня вечером ты пойдёшь ко дну. — Он будет здесь, — говорит Зак, протягивая руку, чтобы поправить мою чёрную шапочку, кисточка которой раскачивается туда-сюда перед моим лицом. Я отбрасываю её в сторону и пытаюсь успокоить свои нервы. Сегодня важный день. Безумно. Я планировала это весь год, не рассказывая об этом ни единой живой душе. Чертовски горжусь собой за это. — Знаю, — отвечаю я, позволяя Заку ещё раз обнять меня. Он так чертовски хорош в обнимашках, что я не могу устоять. — Я знаю, что так и будет. Я просто беспокоюсь о нём. — Я больше беспокоюсь о тебе, — говорит Зак, оглядываясь через плечо, когда миссис Амбертон подходит и встаёт рядом с нами, протягивая красно-белую ленту с чёрным словом, нацарапанным курсивом по всей длине. — Поздравляю, Марни, — говорит она, когда я беру свою прощальную ленту и наблюдаю, как она подходит, чтобы вручить Тристану его приветственную. — И вас тоже, мистер Вандербильт. — Миссис Амбертон отступает назад, её оранжевые кудри собраны в некое подобие причёски, и она нежно улыбается мне. Она всегда была милой, безусловно, одна из моих любимых учительниц, но она была слишком слаба, чтобы защитить меня от хулиганов. Я всегда буду помнить об этом, что я должна была быть достаточно сильной, чтобы защитить себя. Это хороший жизненный урок, который нужно усвоить, не так ли? — Спасибо, — говорю я ей, и мы слегка обнимаемся, пока зрители заполняют трибуны, ряды за рядами лучших представителей общества и самой элиты. Принцесса Александра там вместе с Кэтлин Кэбот и её мужем (Кэтлин машет мне рукой, и я могу сказать, что она чертовски горда). Чёрт, появляется даже Билли Кайзер, и удивление Зейда отражается на его лице. Робин Брукс сидит в дальнем конце со своей дочерью Келси, и я могу только предположить, что двое сурово выглядящих мужчин рядом с ними — отец и дедушка Зака. К счастью, я нигде не вижу Уильяма Вандербильта. — Его здесь нет, — говорит Тристан, вздыхая с облегчением. — Спасибо, чёрт возьми, за это. — В тебе нет даже маленькой частички, которая хотела бы, чтобы он был здесь? — спрашиваю я, и Тристан смотрит на меня с таким суровым выражением лица, как будто он никогда в жизни не был более серьёзным. — Единственный человек, о котором я забочусь, находясь здесь — это ты. Вот и всё. Мне больше ничего не нужно. — Он бросается на своё место, как будто у него плохое настроение или что-то в этом роде, но я знаю, что это просто нервы. Он беспокоится обо мне. Все парни волнуются. Целый год они работали над тем, чтобы защитить меня от очень реальной угрозы. В течение целого года это работало. Сегодня последний день, финальная схватка. Всего двенадцать грёбаных часов… Мою арфу вкатывают на сцену, и нас всех проводят на наши места, чтобы мисс Фелтон могла начать свою речь, поблагодарив выпускников, школьный совет и так далее, и тому подобное. Как только она заканчивает, объявляют обо мне, и толпа должным образом приветствует меня, чего они точно не делали в течение первого года. Я выхожу на сцену и играю специальную аранжировку, которую я написала на основе стандартной выпускной песни Pomp and Circumstance (прим. Pomp and Circumstance — торжественный и церемониальный марш). Мои пальцы перебирают струны, и мои глаза закрываются, когда остальная часть оркестра поддерживает меня с поля, расположенного прямо перед помостом. Музыка пронизывает меня насквозь, и я открываю глаза, встречаюсь взглядом с Тристаном, испытывая тот особенный прилив уверенности, который всегда охватывает меня, когда он рядом, пока я играю. Виндзор — следующий парень, с которым я встречаюсь взглядом, уверенно играющая на своём инструменте, зная, что, по крайней мере, на данный момент, по крайней мере, прямо здесь, всё будет хорошо. Мой взгляд поднимается и сканирует толпу, и я нахожу Чарли в первом ряду, он сидит в инвалидном кресле в шляпе и плотном пальто, несмотря на то, что на улице солнечно. Дженнифер находится справа от него, а его санитарка стоит чуть в стороне, слева от него. Он машет мне флажком Бёрберри, когда замечает, что я смотрю, и я улыбаюсь. «Не думай о том, каким худым он выглядит», — говорю я себе, потому что папе было так важно увидеть этот момент, что он проделал весь этот путь сюда, несмотря на то, что он болен. Я не буду всё это портить для него. Мой взгляд возвращается к остальным моим парням, и мне интересно, как долго они ещё будут моими мальчиками, после того как я сообщу им о своём окончательном решении. Зейд сжимает кулак, а затем прижимает ладони ко рту, чтобы выкрикнуть что-то ободряющее. Крид откидывается на спинку стула, но на его лице улыбка кота, который получил свои сливки. Только я почти уверена, что в этом сценарии, сливки — это я. Зак последний, но не потому, что у меня в голове есть какой-то рейтинг для этих парней. Как бы я могла? По сравнению с ними это всё равно что сравнивать яблоки с апельсинами. Каждый из них занимает свою нишу в моём сердце. А Зак Брукс, он как уютный плюшевый мишка-телохранитель. Только… не говорите ему, что я так о нём думаю. Я заканчиваю своё выступление и принимаю аплодисменты толпы, прежде чем подняться на трибуну и взять микрофон. Пришло время произнести мою прощальную речь. Хорошо, что я готовилась к этому моменту с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. — Добро пожаловать, друзья, семья и любимые. От имени студентов Подготовительной Академии Бёрберри я хочу поприветствовать вас здесь сегодня, чтобы отпраздновать окончание целой эпохи. — Я делаю глубокий вдох и вздёргиваю подбородок. Я не читаю по карточке; я достаточно практиковалась, чтобы в этом не было необходимости. — В течение четырёх лет ученики этой школы боролись изо всех сил, чтобы достичь того, чем они являются сегодня. И теперь, в этот великолепный солнечный калифорнийский полдень, мы все получаем по своим заслугам. — Студенты сходят с ума, но я почти уверен, что только мои ребята, Миранда и Эндрю, улавливают скрытые намёки в моей речи. Я занимаю отведённое мне десятиминутное время цветистыми словами о будущем, а затем спускаюсь вниз, чтобы занять своё место в аудитории. Тристан следующий, и я не удивлена, увидев, что он столь талантливый оратор, как и талантлив во всём остальном. Его слова действительно поднимают настроение, и я ловлю себя на том, что хлопаю как сумасшедшая вместе со всеми остальными. В то время как молодёжный оркестр во второй раз за день играет «Pomp and Circumstance», мисс Фелтон и толпа сотрудников академии, включая мистера Кастора, миссис Амбертон и мисс Хайленд, поднимаются на сцену и начинают приглашать студентов забрать свои дипломы. Порядок полностью основан на ранжировании по классам, просто последняя маленькая колкость, чтобы пристыдить нас всех и заставить делать всё, что в наших силах. Но я всё устроила так, что Харпер Дюпон, которая, что достаточно шокирующе, вошла в десятку лучших в нашем классе, оказалась последней. Абсолютно. Последней. Она с трудом сдерживает хмурый взгляд, когда берёт свой диплом у мисс Фелтон, пожимает ей руку и направляется через сцену, ненадолго останавливаясь перед массивным гербом Подготовительной Академии Бёрберри, чтобы её мог сфотографировать профессиональный фотограф, нанятый специально для этого случая. Как только она останавливается там, белозубо улыбаясь, рыжие волосы блестят на фоне чёрного платья, я достаю из кармана телефон и нажимаю кнопку. Видеоэкран, который использовался против меня во время первого курса, с опережением графика опускается на импровизированную сцену, и затем начинает играть мой шедевр. Здесь есть все подлости, которые когда-либо совершала Харпер, и которые я смогла заснять, записать в звуковом сопровождении или сфотографировать. У меня не возникло проблем с получением ещё более изобличающих улик от других студентов. Ну эй, я ведь Королева школы, а Харпер Дюпон — просто хулиганка. — Что за чёрт? — спрашивает она, оборачиваясь, когда начинают воспроизводиться ужасные кадры. Вот она, в лесу, ругает девчонок на вечеринке, даёт пощёчину своей предполагаемой лучшей подруге Бекки, кричит на Джона и Грега, и, наконец… вот она, пытается заклеймить меня горячим утюгом в моей комнате в общежитии. Боже, благослови камеры слежения.