— Это. — Ее колени практически согнулись, когда его губы прижались к ее шее сзади, и появился намек на влажную теплоту его языка, поглаживающего вдоль шеи. — Прекрати, Матиас. Ты не сможешь обольстить меня, чтобы я одобрила то, что ты сделал. — Мне не важно, одобряешь ты меня или нет, Грейс. Мне лишь важно, чтобы ты приняла меня. О, мой Бог. Его зубы прошлись по шее. Грейс моргнула, стараясь улучшить зрение и остаться на ногах, потому что еле заметное царапанье его удлинившихся клыков не помогало вернуть здравый смысл. Наоборот, еще больше увлажнило трусики. — Отойди от меня, — она разорвала его объятия, повернувшись к нему лицом, борясь с возбуждением и удовольствием от его, похожих на наркотик, прикосновений. — Я не хочу, чтобы ты трогал меня. — Твое тело просит о моих прикосновениях, — усмехнулся он, а затем сел на диван и начал снимать свои ботинки. — Что ты делаешь? Обуйся обратно. — Шок пробрал ее. Он убил перед ней человека и теперь раздевается, как будто это в порядке вещей. — Ну же, Грейс, — Матиас обольстительно ей улыбнулся. — Я устал, а ты брюзжишь. Давай на сегодня возьмем передышку, а завтра разберемся с этим небольшим недоразумением. — Небольшое недоразумением? Ты убил человека. — Он не был человеком, — Матиас пожал плечами, когда отставил свои ботинки в сторону. — Он был монстром. — Это не делает убийство правильным поступком. — И так же не делает его неправильным поступком, — Матиас вздохнул, в его взгляде мелькнуло сожаление. — Это не уменьшает потребность в этом. Мне не должно нравиться то, что я делаю, чтобы понять, что это должно быть сделано. А сейчас давай пойдем найдем кровать и попытаемся отдохнуть. Он взял ее за запястье и потащил через весь дом. — Я не буду спать с тобой. — Прекрасно, я буду спать с тобой. Он тащил ее за собой как непослушного ребенка, дергая за руку и таща в спальню, прежде чем запер за ними дверь. — Матиас, перестань, — разочарование, страх и возбуждение сошлись в ней, когда он, наконец, отпустил ее. — Ты не можешь полагать, что есть какой-либо способ, исправить это. Уверена, что не можешь. Грейс не могла позволить ему полагать, что это может быть исправлено. Прошлые недели закончились. С ними покончено. Она никогда не сможет забыть выражение его лица, когда Матиас убивал, и не сможет забыть, как легко он сделал это. Он стащил ее чемодан с кровати и положил на стул рядом. Ее вычурная девичья спальня еще никогда не видела такого сильного и сексуального мужчину. Матиас заполнял ее тестостероном и упорством до такой степени, что она почти задыхалась от этого. — Я найду способ исправить это. Он открыл чемодан и вытянул простое белое, длинное летнее платье и халат, которые она упаковала. — Матиас, — она смотрела на него в замешательстве. — Включи логику. — Мог ли кто-то быть более упрямым? — Ты знаешь, что не сможешь исправить это. — Я понимаю, что у меня нет выбора, — он бросил ей платье и халат, смотря на нее с явным намерением, застав врасплох. — То, что я нашел в тебе, слишком важно, Грейс. Никогда не позволю этому разрушиться. Она медленно покачала головой. — Это было разрушено в ту минуту, когда ты нажал на курок. — В минуту, когда я удостоверился, что никто из Пород больше не умрет. В минуту, когда я закончил муки для не найденных в будущем пар. В минуту, когда я, черт возьми, уничтожил кошмар, — сказал он, — я должен сделать так, как ты говоришь и, черт возьми, уйти от тебя теперь, потому что, ей-Богу, ты самое поверхностное, убежденное в своей правоте существо, которое я когда-либо знал. Грейс шокировано раскрыла рот. — Это не правда. — Да, ну? — Матиас посмотрел на нее с тяжелым, горящим взглядом, его губы скривились в полуусмешке. — Что ты сделала, когда узнала о Породах? Когда прочитала небольшое новостное сообщение на своем КПК? Просто жила дальше своей жизнью? Подумала: «О, бедные существа?» Ты вообще загружала фотографии тех лабораторий, которые они нашли? Ты хотя бы видела, что делали те сукины дети? — Она не делала этого. Только лишь одни сообщения вызывали у нее кошмары. Она не смогла бы перенести того, что увидела бы на фотографиях. И сейчас ей было стыдно за это. — Сначала переживи это, а потом уже говори мне, что я был неправ, — выкрикнул он. — Посмотри, как твоя младшая сестренка умирает под гнетом охоты солдат. Посмотри, как твои друзья, которых ты называешь семьей, умирают, крича в муках, а потом скажи мне, что не сделала бы то же самое. Грейс видела это на его лице, в его глазах, и это разбивало ей сердце. Ей пришлось сдержать слезы и заставить губы не дрожать, когда подумала об ужасах, с которыми он столкнулся и которые она никогда не видела. Шрамы, которые носил, агония, которая иногда проскальзывала в его глазах и в звуке его холодного голоса. — Мне так жаль, Матиас, — прошептала она хрипло, прижимая платье к груди. — То, через что ты прошёл — ад. Но ты не судья и не присяжные. — Нет, я — палач, — он стоял перед нею без раскаяния. — Ему уже вынесли вердикт, и его приговор был оглашен. Я просто исполнил его. Теперь надень это чертово платье и ложись в пастель, прежде чем я потеряю те крохи контроля, которые у меня еще остались. После чего вышел из спальни. Даже босиком он топал, его тяжелые шаги выражали ярость, пульсирующую в каждой частице его тела, прежде чем дверь захлопнулась за ним. Грейс медленно присела на кровать, уставившись на закрытую дверь, и, зная, что, так или иначе, ей удалось сделать больше, чем просто навредить ему. Она уставилась на платье, провела пальцами сквозь волосы, а затем встала и сделала, как он приказал. Грейс была истощена. Настолько устала, что едва могла думать. Возможно, завтра сможет найти способ понять его. Возможно, поймет, что это был ужасный кошмар, который закончился. В уме мелькнула мысль о возможности побега от Матиаса. По крайней мере, нужно попытаться. В конце концов, она видела, как он убил, и всё ещё мог убить ее. Когда Грейс натянула на плечи одеяло и уставилась в окно спальни, она знала, что у нее, по крайней мере, есть шанс на спасение. И всё же она лежит здесь и не знает почему. Всё, что Грейс знала, это то, что пока смотрела в темноту, всё, о чем могла думать, был ужас, которым, должно быть, была его жизнь. Никого рядом. Ни о ком не заботясь. Как одинок он, наверное, был. Она видела одиночество в его глазах в ночь, когда думала, что он спас ее, во время того глупого инсценированного разбойного грабежа. Грейс потащила его с собой в отель и заставила выпить с ней кофе. Матиас наблюдал за ней, как другие наблюдали бы за змеей, ожидая, что она нападет в любое время. Он затронул ее сердце той ночью с этим шрамом, пересекающим лоб, веко и заканчивающимся на щеке. С сексуальными, чувственными губами и карими глазами цвета виски, очевидным дискомфортом при улыбке. Но она заставила его улыбаться той ночью. Нецелая, необузданная улыбка. Предварительная улыбка, как будто он пробовал ее сначала, ожидая увидеть, причинит ли она боль. Три недели. Он вошел в ее жизнь всего за три недели до этого, и стал такой частью ее, что теперь она задавалась вопросом, как сможет обойтись без него. Грейс снова посмотрела в окно. Она, действительно, должна бежать от него. Слеза скатилась по щеке, потому что она не могла убежать от него. Но и с ним она никогда не сможет быть. Глава 6 Это не был кошмар. На следующее утро Грейс проснулась, понимая, что больше не может избегать событий прошлой ночи, избегать Матиаса, и она не могла сбежать от них. Она причесалась и почистила зубы, рассмотрела свое бледное отражение и пошла на кухню. Почувствовала запах кофе и готова была умереть за него. Потребность в кофеине ползала в ее внутренностях так же, как и желание к Матиасу, пульсирующее между бедер. Сны мучали ее всю ночь. Сны были ничем по сравнению с видениями сексуальных сцен, от которых она краснела, только подумав. У нее должны быть кошмары о крови и смерти, а не сны о том, что та выпуклость в черных кожаных штанах могла бы сделать ей. — Доброе утро. Он поднялся из-за стола в другой паре кожаных штанов, покрывавших мускулистые ноги. Его ступни и грудь были голыми. Грейс уставилась на широкую, безволосую грудь, когда внезапно остановилась. Она так желала увидеть то кольцо в соске, которое заметила сквозь его футболку. Теперь, когда увидела, ее рот наполнился слюной, губы жаждали обхватить и тянуть. Но, не смотря на его сексуальность, ничто не могло убрать тонкие белые шрамы, пересекающие его грудь и живот. Он снял рубашку со спинки стула и надел, прикрывая ужасающие шрамы. Они не были толстыми и острыми, но пересекали его кожу, как план действий. — Извини, — он отвернулся от нее, пересекая веселую, яркую кухню, застегивая черную рубашку. — Я сделал кофе. Она не смогла сдержаться. Грейс быстро пересекла комнату, встав перед ним, когда он повернулся к ней. — Я должна увидеть это, — прошептала она. Ее пальцы дотронулись до пуговиц его рубашки. Грейс скинула хлопчатобумажную рубашку с его широких плеч и отбросила на стул. — Это сделал он? — прошептала она. Кончики пальцев касались доказательств того, что он пережил. Некоторые шрамы были более старыми, почти невидимыми. Твердая, смуглая плоть слегка вздрагивала от ее прикосновений, когда он пристально смотрел на нее. — Он любил использовать кнут. Ученые должны были знать, при каких условиях мы уже не могли бороться или выполнить задание. Мы пережили множество испытаний. Пытка была их фаворитом. Если мы не преуспевали в целях, данных нам, то умирали, — у нее перехватило дыхание, когда на глаза навернулись слезы. Она проследовала за шрамами на его груди, боку, а затем развернула его, чтобы рассмотреть спину. — О, Боже, Матиас. На спине шрамы были еще хуже. Она прислонила лоб к его спине, зажмурившись, представив невероятную боль, которую он, должно быть, вынес. — Мне уже не больно, Грейс, — уверил он ее. Грейс подняла голову, ее взгляд прошелся по его плечам. На левом было клеймо Пород. Генетическая тень отпечатка лапы. В печати были вытатуированы четыре кроваво-красных слезинки. Вокруг лапы был вытатуирован темный дым и в нем одно перо, покрытое кровью. — Почему именно это? — она коснулась запачканного кровью пера, обернутого проволокой. — Цена подчинения, — пробормотал он. — А это? Линия тщательно замаскированных костей, обернутых в ту же самую проволоку, продвигалась от основы его позвоночника к середине. — Друзья, которые умерли за свободу, — ответил он. — А это? — она коснулась кроваво-красных слезинок, заключенных в дым. — Татуировка была сделана племенным шаманом. Это символ защиты, чтобы зло не смогло завладеть моей душой, — его голос был тяжелым, заполненным болью. — Слезинки — зло? — спросила она. — Почему? — Они обозначают каждого члена Совета, которого я убил, — Грейс замерла, пальцы задрожали над четырьмя отметинами. — Большая обозначает члена управления. Две среднего размера — ученые, а самые маленькие — тренера. Я не потрудился перечислять солдат-койотов, они не стоят потребности в защите. — Отвращение к тем Породам появилось в его голосе.