– Ведёшь себя так, будто я тебя насиловать собрался. У Кати всё внутри заледенело. А чем еще им в его квартире заниматься? – Разве нет? – Я похож на того, кто принуждает? Катя не знала, каким Лютный стал сейчас, но раньше он мог… Он всё мог. Возможно, интерес такого состоятельного и вполне привлекательного мужчины для кого-то значит очень много, но для Кати всё было иначе. От прикосновений Стаса её бросало в дрожь и явно не от удовольствия, от ощущения его дыхания на шее замирало сердце и не от предвкушения, а от страха. Стас Лютный для неё не был мужчиной мечты, а скорее тем, от кого действительно стоило держаться подальше. Плохие парни её не возбуждали и не тянуло к ним, наверное, потому что для неё не было в этом никакой романтики. Её молчание затянулось, и Стас отступил. – Давай что-нибудь закажем и поедим, а потом отдохнём. Катя судорожно вздохнула. – Стас, я не кукла, которую можно возле себя держать, – возразила она, не смотря ему в глаза, но отчетливо ощущала на себе его взгляд, – у меня есть свои дела и своя жизнь. – А я, значит, в неё не вписываюсь? Катя отрицательно качнула головой, отстранившись, когда ощутила, что Стас ухватился за её косу. Она обернулась, когда он озадаченно смотрел на кончики. – Цвет выглядит натуральным. – Он натуральный, – Катя забрала косу и откинула её себе обратно на спину. – Я проверю, – хрипло заверил он. Лютный как будто её не слышал, был на своей волне. В этот момент случилось то, что обычно в фильмах либо нагнетает атмосферу, либо разряжает обстановку и спасает её, – раздался телефонный звонок. Катя не сразу поняла, что пищит в её одежде, и стала так лихорадочно вытаскивать трубку, что чуть не порвала карман. В мыслях она уже решила, что даже если это рекламный спам, ответит и отреагирует как на нечто важное, а потом сбежит. Но стоило вытянуть телефон, как он оказался в ладони Стаса. – Да? – грубо ответил Лютный, а Катя даже не успела посмотреть, кто звонит. – В смысле кто? Я муж Кати. У Кати заныло в груди. В такое время ей обычно звонил только один человек. – Мама? Стас нахмурился, отвёл трубку от уха и посмотрел на экран. Там и правда светилось "мама". – У тебя есть мама? – озадаченно спросил он, протягивая Кате трубку. Она выхватила её и прижала к уху, отворачиваясь. – Катя, что происходит? Ты где и что ещё за муж? – Да так, ма… не принимай всерьез, это шутка… – С утра пораньше? У тебя все нормально? Ты же с работы… Катя ощущала, как Стас прислушивается, не отходит от неё, и это напрягало. – Мам, я потом перезвоню, сейчас не могу говорить. Она нажала на отбой раньше, чем мама успела возразить, и резко повернулась к наблюдающему за ней Лютному. Похоже всё. У неё больше нет терпения чего-то там ждать. – Стас, – начала Катя, набрав в лёгкие воздуха, – ты не помнишь аварию? – Аварию? – он отвел взгляд к окну, потом снова на неё. – О чем ты? Катя несколько раз вздохнула. Плевать, что там говорил доктор, плевать на Лютного-старшего. Деньги она заработает и долг ему до последней копейки вернет. Гораздо важнее собственное спокойствие и спокойствие мамы. – Я… я не та Катя… я… мы в школе вместе учились. Я Синицына Екатерина, помнишь? Стас застыл, нахмурился, медленно облизал губы. – Синицына? – переспросил он недоверчиво. – Д-да, я… понимаю, что всё это так странно, но, поверь, я тоже не испытываю никакой радости, – затараторила Катя. – Ты попал в аварию со своей девушкой… и… Она замялась. Стоит ли ей сообщать ему о смерти любимой, да и слова эти никак не давались. – В общем, я не твоя Катя и… не хочу играть эту роль, что ты мне навязываешь. Повисло молчание, но Катя выдохнула с облегчением. Она сделала все правильно, и пускай потом никто не обвиняет её во лжи. Лютный смотрел на неё долго и странно. Кадык дёрнулся, когда он сглотнул, и то, что ничего не происходило, ещё больше нервировало. Вдруг он схватил её за плечо и притянул к себе. – Синицына, говоришь, – процедил он, и Катя буквально ощутила, как он зубами пережевывает её. – Да, – пискнула она, – отпусти меня, мне больно. Катя не врала, пальцы Лютного до темных отметин сжимали её плечо. В этот момент Стаса повело. Он покачнулся, потеряв равновесие. От полного падения его удержала стена, за которую ему удалось ухватиться. Первой мыслью у Кати было бежать, а второй – помочь. И они никак не вязались друг с другом. У Стаса губы посинели, он склонил голову и начал задыхаться. Катя дернулась к выходу, но застыла. А вдруг у него отек мозга или другое серьезное повреждение после аварии, которое проявилось только сейчас? Он помрёт, а её обвинят в его смерти? От этих мыслей Катя паниковала ещё больше. Она тихо чертыхнулась, хватая Лютного под руку. – Присядь, или лучше ляг. Катя буквально завалила его на диван. – Я врача вызову, – она потянулась к телефону. Стас смотрел на неё, а у самого желваки ходили на скулах. Мышцы шеи натянулись, он вдыхал воздух так, словно не мог надышаться. И молчал. Молчал, когда приехала скорая. Молчал, даже когда приехал его отец и Григорий Павлович, раскрасневшийся и взмокший. Когда Стаса осматривали, Катя ушла на кухню, в томительном ожидании кусая ногти. Она же всё правильно сделала? Врач скорой сказал, что жизни пациента ничего не угрожает, только давление поднялось. И она ни в чем не виновата? Катя сама не понимала, как угодила в такую ситуацию. – Катя, подойди, пожалуйста, – позвал Григорий Павлович. И она на ватных ногах побрела в спальню, куда перенесли Стаса. Лютный лежал поверх одеял. Рукава рубашки были закатаны, а в вену вставлена игла капельницы. Он смотрел на неё безучастным взглядом, но при этом пристально и цепко. – Ты помнишь эту девушку? – спросил врач, и сердце Кати пропустило удар. Ну вот он момент "Х". Её свобода. Стас ответил не сразу, словно лениво обвёл её лицо взглядом, а потом уголки губ изобразили улыбку. – Да, это моя жена. Катя. На неё как скала рухнула, придавив всей тяжестью. Григорий Павлович бегло взглянул на Лютного-старшего, тот громко выругался, а затем вышел. Григорий Павлович поспешил следом, а Катя так и осталась стоять, словно к полу пригвоздили. И что, у него никакого шока? Стас поднялся, насколько это позволяла капельница. – Иди сюда, – позвал он, но Катя не двинулась с места. – Ты правда не… не помнишь?