Глава первая – Итак, мы, видимо, должны предположить, что Дредноут просит нас совершить нечто недостойное? – спросил Ричард. Дредноут радостно закивал; он был счастлив, что остальные так быстро его поняли. – Это же просто для того, чтобы продажа могла состояться. По-моему, только так можно обойти возникшую проблему. Если, конечно, все присутствующие согласятся не упоминать о том, где у меня основная течь, или хотя бы не поднимать этот вопрос при покупателях, пока те впрямую не заинтересуются, есть ли на судне протечки. – И в связи с этим вы, значит, хотите, чтобы мы утверждали, будто на вашем «Дредноуте» никакой течи нет? – терпеливо уточнил Ричард. – Ну, «никакой» – это слишком сильно сказано… Все собрания обитателей плавучих домов отчего-то естественным образом – столь же естественным, как приливы и отливы, – всегда проходили именно на этом судне, бывшем минном тральщике, великолепным образом переоборудованном под жилье и носившем имя «Лорд Джим». «Лорд Джим» уже одним своим видом служил постоянным и ощутимым упреком жителям соседних барж: он всегда сверкал безупречной чистотой и постоянно обновляемой серой краской; он обладал почти в два раза большим водоизмещением, чем прочие суденышки, горделиво возвышаясь над ними; и наконец, Ричард, его хозяин, в своем в высшей степени пристойном темно-синем блейзере точно так же возвышался среди собравшихся на палубе людей и явно среди них доминировал. Сам он, впрочем, никоим образом к этому не стремился, как не стремился и к связанной с этим ответственности за соседей. Однако старые баржи, стоявшие в затоне Баттерси-Рич, куда выходили окна многих прекрасных домов на набережной, всегда привлекали к себе особое внимание чиновников из Управления лондонским портом, в связи с чем обитателям этих барж требовалось, естественно, соблюдать вполне определенные и, в общем, необходимые нормы поведения. Впрочем, сам Ричард последним из всех людей на суше и на воде стал бы кому-то эти нормы навязывать. Но кто-то же должен был следить за порядком? А в данный момент никто из соседей Ричарда не смог бы этот священный долг исполнить. К счастью, ему самому объяснять, что такое долг, вовсе не требовалось. Понять это Ричарду давно помогли и служба во время войны в RNVR[15], и собственный темперамент. Однако ему не хотелось даже председательствовать на этом собрании. Он предпочел бы стать просто членом какой-нибудь второстепенной комиссии, но понимал, что владельцы плавучих домов – хотя далеко не все они были именно их владельцами, кое-кто всего лишь арендовал свое судно, – явно не из того теста, какое годится для формирования хоть какой-то комиссии. Между «Лордом Джимом», стоявшим на якоре почти под мостом Баттерси-Бридж, и старыми речными баржами, выстроившимися вдоль причала ярдов на двести выше по течению, ближе к заброшенным верфям и пивоваренному заводу, была, что называется, большая разница. Обитатели этих барж, существа, не принадлежащие ни суше, ни воде, может, и хотели бы выглядеть более респектабельно, но им это не удавалось. Все их надежды и устремления были связаны с тем берегом, где раскинулся район Челси и где в самом начале 60-х многие тысячи тамошних жителей имели и достойное занятие, и адекватную зарплату. Но жители Баттерси-Рич, предприняв очередную попытку стать такими же, как другие люди, и в очередной раз потерпев весьма огорчительную неудачу, вновь были вынуждены отступить и продолжали существовать в той грязной прибрежной полосе, где на поверхности воды плавало множество самого разнообразного мусора, выброшенного приливными волнами, и где давно уже стояли на якоре их старые баржи. Биологически их можно было бы причислить к одному из многих видов «вполне успешно» существующих прибрежных существ. Во всяком случае, выгнать из обжитого логова их было бы нелегко. Но и продать свое судно, покинуть знакомый причал они не решались. Подобное они воспринимали как последний, отчаянный шаг – примерно те же чувства, наверное, испытывали амфибии, когда на заре всемирной истории вышли на сушу. Как известно, в результате этой попытки многие из их видов попросту перестали существовать. Ричард оглядел прочный, обитый медными гвоздями стол и решил, что, пожалуй, собравшиеся за этим столом ведут себя наилучшим образом. В конце концов избежать этого собрания возможности не было; Уиллис сам обратился к ним с просьбой коллективно обсудить сложившуюся ситуацию и был готов тщательно учесть мнение каждого. – Рочестер? Грейс? Блуберд? Морис? Часы досуга? Данкерк? Неумолимый? Со стороны Ричарда было вполне корректно обращаться к людям по названиям принадлежащих им судов – так всегда было принято в порту, где все они с технической точки зрения и находились. Вот, например, Морис, очень милый молодой человек, едва успев появиться на Баттерси-Рич, сразу понял, что Ричард именно так всегда и будет их всех называть, а значит, к нему, Морису, прилипнет неприятная кличка Dondeschiepolschuygen IV[16], позолоченными буквами написанная на носу его судна. Поэтому он мгновенно переименовал свою баржу в «Мориса». Выступать первым не хотелось никому, и Уиллис, шестидесятипятилетний художник-маринист, владелец пресловутого «Дредноута», сидел и ждал, положив руки на стол, сгорбившись и так втянув голову в плечи, что торчала только его макушка, увенчанная короной стоявших дыбом темных с сильной проседью волос. Затянувшееся напряженное молчание несколько разрядил лишь протяжный гудок какого-то судна, донесшийся из эстуария. Это был весьма специфический, свойственный лишь Темзе сигнал, буквально означавший «я начинаю движение». Прилив уже начался, но суда еще не поднимали якорей, оставаясь у причала. Услышав у себя на камбузе негромкий шум, показавшийся ему важным, Ричард вежливо извинился и спустился вниз. Втайне он надеялся, что, вернувшись на палубу, обнаружит несколько большую активность среди собравшихся, которые, наконец, займутся обсуждением сложившейся ситуации, весьма, с его точки зрения, неловкой. – Как ты тут, Лолли? Лора что-то быстро крошила ножом, поглядывая в лежавшую перед ней поваренную книгу. Она одарила мужа усталым и чуть раздраженным взглядом своих больших глаз – это был взгляд типичной уроженки Центральных графств, которая с первых дней жизни видела перед собой бесконечные, простирающиеся до самого горизонта акры пашен и пастбищ. Ее верность Ричарду – и он прекрасно это понимал – проявлялась в том, что до сих пор она никогда и никому (кроме самого Ричарда, разумеется) не жаловалась на то, что вынуждена жить в центре Лондона на каком-то старом судне, а не в симпатичном сельском особнячке. Раз в месяц Лора ездила домой, и ей каждый раз приходилось отбивать бесчисленные предложения родственников насчет «симпатичного особнячка» и уверять их, что у них с Ричардом все в порядке, а их соседи по причалу на Темзе – забавные и милые люди. Но перед мужем она никогда не притворялась, как и он перед ней. И все же Ричард, всегда спокойно оставлявший позади каждый очередной отрезок своей жизни, если считал, что с ним покончено, и всегда способный практически всему дать рациональное объяснение, в данном случае даже себе самому не мог объяснить, чем вызвана его нежная привязанность к «Лорду Джиму». Ведь он мог бы запросто позволить себе купить какой-нибудь дом, да и преобразование «Джима» в удобное жилище обошлось весьма недешево. Но если река отвечала скорее его мечтам, даже не пытаясь вести разговор с его дневным «я», то и он считал, что ему вовсе не обязательно заводить с рекой подобные «дневные» разговоры. – Мы почти закончили, – сообщил он жене. Лора отбросила назад чуть влажные длинные волосы. Теоретически над ее внешностью трудилось много людей – «мой парикмахер, мой предыдущий парикмахер, мой доктор, мой второй доктор, к которому я пошла, когда поняла, что от первого проку нет», – но вне зависимости от их усилий Лора, с точки зрения Ричарда, всегда была прекрасна. – Пожалуй, после установки новой вытяжки у нас на камбузе стало очень даже неплохо, тебе не кажется? – заметил Ричард. – Пару, конечно, еще многовато… – Я тебя ненавижу. Не мог бы ты поскорее избавиться от этих людей? А на палубе в этот момент выступал Морис, который довольно-таки сильно опоздал к началу собрания. Выступал он явно в поддержку Уиллиса, ибо был неисправим и вечно кому-то сочувствовал. Работал Морис в соседней пивной – он даже заключил с ее хозяином трудовое соглашение, – и его работа заключалась в том, чтобы под вечер подцепить там мужчину, «клиента», и привести его к себе на судно, а затем вернуть в лоно семьи. Но особого дохода это ему не приносило. Похоже, судьба от рождения закрыла ему доступ к доходным должностям, однако он – и тоже, видимо, с рождения – был абсолютно неспособен обижаться на судьбу ни за это, ни за что бы то ни было другое. Те, кому судьба Мориса была небезразлична, просто не могли объяснить ему, что так нельзя, и он продолжал совершенно одинаково относиться и к друзьям, и к врагам. Например, один весьма неприятный его знакомый постоянно использовал трюм «Мориса» для хранения краденого. Ричард и Лора, кстати, принадлежали к числу тех немногочисленных обитателей плавучих домов, которым об этом известно не было. Сам же Морис оказанной ему «честью» чуть ли не гордился: еще бы, ведь этот Гарри был для него не «клиентом», а просто знакомым, который попросил его об одолжении, ничего не предложив взамен. – Мне нужно будет предупредить Гарри, чтобы он не вздумал вести разговоры о ваших протечках, – сказал Морис. – А что он в этом понимает? – спросил Уиллис. – Вообще-то, он на Торговом флоте служил. Если покупатели станут осматривать «Дредноут», они и его могут спросить, какого он мнения об этом судне. – Я ни разу не видел, чтобы он хоть с кем-то здесь разговаривал. Да он, по-моему, и бывает у вас нечасто, не так ли? Вдруг «Лорд Джим» как-то нервно встряхнулся, содрогнувшись от носа до кормы, и сильно накренился. Впрочем, ничего не упало, поскольку на судне все всегда было надежно закреплено. Но сам «Лорд Джим» снова сильно вздрогнул и покачнулся на мощной приливной волне. Люди, сидевшие вокруг стола, тоже, естественно, почувствовали эту дрожь, пронизавшую судно. Теперь в течение последующих шести часов или, может, чуть меньше, потому что прилив в Баттерси обычно длится пять с половиной часов, а отлив – шесть с половиной, все они уж точно будут жить не на суше, а на воде. И каждый, разумеется, сразу вспомнил все заплатки, деформации и дыры в теле своего судна, чувствуя их так же остро, как если бы это были болезни и недостатки его собственного организма. Люди и страшились немного возвращения на свою родную развалюху, и с каким-то болезненным рвением стремились поскорее снова туда попасть и проверить, не дало ли их судно новую течь после того, как они в последний раз его смолили и конопатили. Речные баржи на Темзе практически лишены киля и могут ходить даже там, где глубина не превышает нескольких дюймов. Единственным исключением в собравшейся на палубе компании был некто Вудроу, владелец судна «Рочестер» и бывший директор какой-то маленькой компании, ныне вышедший на пенсию. Вуди был прямо-таки фанатическим сторонником правильной эксплуатации судна, и хотя приливная волна никаких реальных бед ему не сулила, он все же каждый раз трепетал от нетерпения в ожидании отлива, поскольку «Рочестер», как ему казалось, обладал на редкость красивыми очертаниями, причем не только в надводной части, но и в подводной, а теперь целых двенадцать часов никто не сможет любоваться тем, что у «Рочестера» ниже ватерлинии. Про каждую из старых барж, стоявших в затоне Баттерси-Рич, было известно, что даже за самым слабым, но зловещим звуком – не громче стука захлопнутой дверцы буфета – вполне могут последовать и куда более громкие и тревожные трески, издаваемые обшивкой судна, палубными досками, балками и наветренным бортом; порой все эти звуки сливались в громоподобные залпы или многоголосые стоны, казавшиеся почти человеческими. Это кричали и стонали в ожидании своих хозяев безумные старые суденышки, легко вздымаемые волнами прилива, поскольку никакого груза в трюмах у них не имелось. Ричард, будучи неплохим командиром, даже сквозь прочную тиковую переборку сразу почуял напряжение, возникшее среди тех, что собрались у него на палубе. Если бы в давние времена он был мореплавателем и ходил на своем корабле по дальним морям, то команда никогда не сумела бы застигнуть его врасплох, предприняв, скажем, попытку мятежа. – Я, пожалуй, пойду и объявлю собрание закрытым, – заявил он жене, – пусть отправляются по своим делам. – Если хочешь, можно пригласить кого-нибудь к нам и немного выпить, – предложила Лора. – Если, конечно, там есть кто-то подходящий. Она часто бессознательно подражала интонациям своего отца; и порой, как и ее отец, слишком много пила от скуки. Но сейчас Ричарда буквально переполняла благодарность и нежность к жене. – А я сегодня «Кантри Лайф»[17] купила, – сообщила она. Но Ричард уже успел это заметить. На «Лорде Джиме» поддерживался такой идеальный порядок, что любая новая вещь сразу становилась заметной. Журнал был открыт на странице с объявлениями о продаже земельной собственности и фотографией чудесной лужайки с кедровым деревом, от которого падала роскошная тень; на заднем плане виднелся дом квадратного сечения, который как бы пояснял, в чем, собственно, смысл этой лужайки. Похожие фотографии, где варьировались лишь размеры дома и название графства, публиковались в «Кантри Лайф» из месяца в месяц, и создавалось впечатление, что те, кто читает этот журнал, принципиально выше перемен или же сам журнал никаких подобных перемен не признает. – Да нет, Ричард, меня совсем не этот дом заинтересовал, а чуть дальше, через несколько страниц. Там предлагается несколько домов, и все они значительно меньшего размера, – затараторила Лора. – Я могу, например, предложить Ненне Джеймс заглянуть к нам после собрания, – сказал Ричард. – Я Ненну с «Грейс» имею в виду. – Вот как? Ты считаешь ее хорошенькой? – Как-то никогда ее с этой стороны не оценивал. – А разве муж от нее еще не ушел? – Боюсь, я не в курсе их семейных дел. – Наш почтальон раньше говорил, что писем на «Грейс» ему носить практически не приходится. «Раньше» – потому что теперь почтальон больше никому не носил писем; это случилось после того, как он дважды свалился на «Морисе» с плохо закрепленных сходней, и вся утренняя почта пропала, угодив в грязные замусоренные воды великой реки. Вот тогда Главное почтовое управление с полным на то основанием и уведомило обитателей плавучих домов с Баттерси-Рич, что доставка почты к ним более осуществляться не будет. Они признали, правда, что в обоих случаях мистер Блейк с судна «Лорд Джим» спас их сотруднику жизнь, и даже выразили желание принести ему официальную благодарность. Но письма с тех пор обитатели барж были вынуждены сами забирать из почтового офиса, и у Лоры порой возникало впечатление, что они живут за границей; во всяком случае, такая жизнь казалась ей не намного лучше, чем на чужбине. – Мне кажется, Ненна – неплохой человек, – продолжал развивать свою мысль Ричард. – Нет, правда, очень даже неплохой. Хотя вряд ли мне захотелось бы остаться с ней наедине. Даже ненадолго. – Интересно, почему? – А потому, что я не уверен в том, как именно она может себя повести: вдруг у нее истерика случится или она, скажем, начнет одежду с себя срывать. – На самом деле нечто подобное однажды с Ричардом действительно случилось в офисе «Нестор и Сейдж», компании советников по инвестициям, где он работал. И теперь там хотели даже полностью сменить интерьер, сделав помещение офиса более открытым и современным. Вернувшись на палубу, Ричард объявил, что собрание окончено, и все сразу вздохнули с облегчением. Стоя в дверях рубки и твердо держась на ногах, хотя судно уже довольно сильно качало, Ричард уже одним своим видом давал им понять: любые обстоятельства, какими бы сложными они ни казались, всегда можно успешно разрешить. И дело было вовсе не в том, что Ричард был так уж в себе уверен или казался таковым; просто он всегда умел трезво оценивать возможные перспективы. Уиллис горячо благодарил молодого Мориса за поддержку: – О, вы так удачно выступили… друзья, как говорится, познаются в беде… – Рад был помочь. Но Уиллис, уже вылезая из-за стола, все-таки не удержался и сказал: – А знаете, я все-таки не верю, что этот ваш знакомый когда-нибудь на Торговом флоте служил. В общем, вопрос о продаже явно оказался в подвешенном состоянии, понял Ричард. Решительно, но вежливо он проводил членов этой обветшалой ассамблеи к сходням, как всегда, испытывая огромное облегчение, оттого что вновь оказался на палубе. Первые осенние туманы уже окутали причал, не давая возможности видеть его во всю длину. Вокруг «Лорда Джима» крошечными лодочками лениво кружили морские чайки, и борт у ватерлинии был весь облеплен белыми перьями. – У вас в любом случае еще есть время, чтобы потихоньку устранить беспокоящие неполадки, – сказал Ричард Уиллису, – ведь продать такое старое судно непросто, да и вообще это дело долгое. У вас ведь основная течь где-то в кормовой части, не так ли?.. и, по-моему, постоянно работают все четыре насоса?.. по одному у каждого кингстона? Однако мнение Ричарда о состоянии «Дредноута» было столь далеко от действительности, что Уиллис счел за лучшее ничего ему не объяснять и отделался довольно странным жестом, отчасти напоминавшим попытку старшины отдать честь капитану. А затем поспешил вслед за остальными, ибо они уже сошли по сходням на причал и потихоньку тащились к своим домам. Всю центральную часть причала обычно занимали мелкие суда, используемые в основном только летом; теперь почти все они уже приготовились зимовать здесь, и некоторые, дважды пришвартованные, были заботливо укрыты брезентом от грядущей непогоды. Эти суденышки принадлежали так называемым любителям хорошей погоды. Из-за них обитателям старых речных барж приходилось далеко тащиться, почти до территории пивного завода, а затем через бак «Мориса» или «Грейс» перебираться по сходням на свои суда. Вуди, например, был вынужден преодолевать несколько таких препятствий – переходя с «Мориса» на «Грейс» и на «Дредноут», – чтобы добраться до своего «Рочестера», поскольку непосредственно рядом с причалом был пришвартован один лишь «Морис». Как раз в этот момент мимо проплывал, ярко светясь огнями, один из последних в этом сезоне прогулочных пароходов, направлявшийся в Кью[18]. «А вот и Баттерси-Рич, леди и джентльмены. Справа от вас колония художников. На этих судах люди живут постоянно, точно так же, как в Париже на Сене. Они здесь, знаете ли, ведут абсолютно богемный образ жизни, свойственный художникам. Да-да, уверяю вас, на этих старых баржах действительно живут люди!» После собрания Ричард отвел в сторонку Ненну Джеймс. – Мне было бы очень приятно, если бы вы согласились заглянуть к нам ненадолго и немного выпить. И Лора тоже очень надеялась, что вы будете не против… Ненна отличалась довольно сложным характером, однако благодаря особому инстинкту почти сразу могла понять, отчего тот или иной человек несчастлив; этот инстинкт изменил ей лишь однажды – в случае с ее собственным мужем. Однако сейчас она прекрасно видела, как сильно Ричард огорчен неудачным собранием, где, собственно, так и не было дано никакой оценки неприятной ситуации с «Дредноутом», да и саму эту ситуацию толком не обсудили. – Хорошо бы поточнее узнать, который сейчас час, – сказала Ненна. И доставила этим Ричарду огромное удовольствие – ему всегда бывало приятно что-либо установить с максимальной точностью. Точное время! В таком случае Ненна, возможно, захочет взглянуть на его хронометры? На небольших судах хронометры частенько давали сбой – сказывались и температурные колебания, и, разумеется, вибрация, – но у Ричарда они работали идеально; он мог бы сообщить Ненне не только точное время, но и высоту прилива, а также уровень воды под каждым мостом на Темзе. К сожалению, редко кого интересовали подобные вещи. Подавая в отверстие люка поднос с бутылками и бокалами, а также большое блюдо со всевозможными закусками, Лора заметила: – Чем это у нас здесь так странно пахнет? На палубе действительно отчетливо чувствовался запах вара; этот запах постоянно тянется повсюду за владельцами старых барж, поскольку значительную часть дня они посвящают текущему ремонту. – Хорошо, дорогая, если тебе так не нравится этот запах, давайте пройдем на корму, – предложил Ричард, подхватывая поднос. Он никогда не позволял женщинам носить что-либо тяжелое. И все трое перебрались в кокпит, уютное помещение со встроенными шкафчиками и рундуками, на которых были разбросаны красные подушки. В углу неярко светился маленький обогреватель, тщательно отрегулированный и поддерживавший оптимальный уровень тепла. Лора, тяжеловато плюхнувшись на сиденье, передала Ненне высокий стакан с джином и спросила: – Скажите, как вам теперь живется – без мужа? Я, вообще-то, часто об этом задумываюсь. – Может быть, хотите еще немного льда? – перебил жену Ричард. Льда на столе имелось в избытке. – Видите ли, мой муж меня не бросал, – заверила Ненна. – Просто так получилось, что мы не вместе.