Почти сразу после доктора позвонила и секретарша. Увидев фотографию в газетах, она ее тут же узнала. Да, она пришла на прием к доктору в четверг днем. Нет, ничего необычного она не заметила. Планы? Нет, молодая женщина ничего такого не сказала. Впрочем, да! Уходя, спросила, откуда можно позвонить по телефону. Секретарша предложила ей свой телефон, но та предпочла автомат. Затем последовала целая серия звонков от всевозможных людей. Некоторые видели ее в линнских магазинах, где она вполне могла быть; другие якобы видели в более отдаленных городах, где она, вероятно, вовсе и не была. Позвонил работник какой-то бензозаправки и сказал, что видел ее на заднем сиденье мотоцикла, который заехал заправиться и заодно навести какую-то справку. Заведующий какого-то увеселительного парка позвонил из Нью-Хэмпшира и упорно утверждал, что она была у него в три часа дня и искала у него работу. Лэниген не отходил от телефона до семи часов. Отправляясь домой ужинать, он строго-настрого приказал немедленно соединить его, если поступят еще звонки, касающиеся Элспет Блич. К счастью, таких звонков больше не было, так что ему удалось спокойно поесть. Он только кончил, как в дверь позвонили. Он пошел открывать и впустил Агнессу Грэшэм, хозяйку ресторана 1‘Прибой" . Миссис Грэшэм была видная дама, несмотря на ее шестьдесят лет. Тщательно уложенные белоснежные волосы подчеркивали ее благородную внешность. Она вела себя с достоинством, подобающим одной из самых преуспевающих деловых женщин города. – Я позвонила в отделение, а там мне сказали, что вы ушли домой. – В ее тоне слышался легкий укор. – Войдите, Эджи. Может, чашечку кофе? – Я к вам по делу, – сухо ответила она. – Нет такого закона, который запрещал бы выпить чашечку кофе даже при деловой беседе. Может, чего-нибудь покрепче? На этот раз она отказалась уже не с такой резкостью и села на предложенный стул. – Что ж, Эджи, не хотите – как хотите. Дело-то, по которому вы пришли, касается меня или вас? – Оно касается вас, Хью. Эта девушка, чья фотография в газетах, ужинала у меня в ресторане в четверг вечером. – В котором часу, примерно? – Этак между половиной восьмого – я как раз сменила у кассы Мэри Трамбаль, чтоб она смогла поужинать, – и восемью. – Это точно, Эджи? – Совершенно точно. Я обратила на девушку особое внимание. – Из-за чего? – Из-за мужчины, который был с ней. – Вот как? Вы можете описать его? – Около сорока лет, смуглый, из себя видный. Поужинавший вышли и сели в большой синий Линкольн, который стоял перед самым входом. – А почему вы обратили такое пристальное внимание именно на эту пару? Они что же – спорили между собой, ссорились? – Я обратила на них внимание, потому что знаю его, – раздраженно ответила она. – Кто же он такой? – Фамилии я не знаю, но знаю, где работает. Свою машину я купила в агентстве Форда, у Бекера; там я его и видела за столом, когда зашла как-то по делу. – Вы нам очень помогли, Эджи. Я вам очень благодарен. – Я только выполнила свой долг. – Конечно, конечно! Как только она вышла, он позвонил к Бекеру домой. – Говорит миссис Бекер. Мистера Бекера нету дома. Может быть, я смогу помочь? – Может быть, и сможете, миссис Бекер. – Назвав себя, Лэниген спросил: – У кого из служащих вашей фирмы синий Линкольн? – У мужа тоже Линкольн, но черный. – Нет, мне нужен синий. – О, тогда это, наверно, компаньон мужа, Мельвин Бронштейн. У него как раз синий Линкольн. А что? Что-нибудь случилось? – Нет, все в порядке, мадам. Затем он позвонил лейтенанту Дженнингсу. – Что-нибудь получилось у Серафино? – Так себе. Однако кое-что я все-таки узнал. Симпсоны, которые живут напротив, видели поздно ночью в четверг большую машину у самого дома Серафино. – Синий Линкольн? – Откуда ты знаешь? – Неважно. Ты вот что, Ибен. Срочно явись в отделение. Нам предстоит работа. Когда он приехал в отделение, Ибен Дженнингс был уже там. Сообщив ему все, что рассказала Эджи Грэшэм, он распорядился: – Мне срочно нужен портрет этого Мельвина Бронштейна. Отправляйся немедленно в редакцию линнского "Экзаминера”. – А почему ты думаешь, что у них есть его портрет? – Потому что Бронштейн живет в Гров-Пойнте и у него автомобильный магазин. Он, значит, важная шишка и обязательно входит в какой-нибудь комитет. Не может быть, чтобы его портрет не появился в газете. Поройся там и собёри все, что у них имеется о нем; главное же – достань четкую фотографию и вели размножить. Мне нужно штук шесть. – Мы сообщим этот материал газетам? – Нет. Как только ты мне принесешь фотокарточки, ты, а может, ещё Смит и Гендерсон – я посмотрю график и подберу людей – подадитесь на автострады номер 14, 68 и 119. Останбвитесь у каждого мотеля, покажете фотографию Бронштейна и узнаете – не останавливался ли он у них за последние месяцы. По спискам мы ничего не узнаем, так как вряд ли он сообщал свою настоящую фамилию. – – Ничего не понимаю. – А что тут понимать? Представь, у тебя была бы девушка. Куда бы ты с ней подался? – В какой-нибудь амбар… – Чепуха! Ты бы поехал за город и остановился в каком-нибудь мотеле. Эта девушка была беременна. Вполне может быть, что она понесла на заднем сиденье машины, но куда вероятнее, что в каком-нибудь мотеле поблизости. 16 В воскресенье выдалось ясное, солнечное утро. Небо было чистое, без единого облачка, а с моря дул легкий ветерок. Идеальная погода для гольфа, и уже по одежде членов правления, приехавших в синагогу, можно было безошибочно определить, что как только закроют заседание, они тут же смотаются к клюшкам. Они входили в зал парами, тройками, и Джэйкоб Вассерман понял, что проиграл. Он это ясно видел уже по одному числу явившихся на заседание – почти полный состав правления. Он это видел по тому, как они дружески здоровались с Элом Бекером, и как те немногие, что обещали еще подумать, избегали даже смотреть в его сторону. Да и один вид всего этого собрания не оставлял места сомнениям. Подавляющее большинство правления принадлежало к одной и той же категории: прилизанные, преуспевающие бизнесмены и специалисты, вступившие в конгрегацию главным образом потому, что общественное положение их к этому обязывало; люди, привыкшие во всем к одному лишь первоклассному, одинаково относящиеся к какому-то неряшливому раввину, как к какому-нибудь бестолковому мелкому служащему. Все это сквозило также в их плохо скрытом нетерпении поскорее покончить с этим нудным делом, чтобы можно было предаться удовольствиям. Старик жестоко казнил себя теперь за то, что он допустил, чтобы все эти люди были назначены членами правления. Он поддался тогда увещеваниям строительного комитета, хлопотавшего о каждом из кандидатов – дескать, если его включить в правление, он, глядишь, и отвалит для нужд синагоги порядочную сумму. Он призвал собрание к порядку и зачитал протокол предыдущего заседания. Когда он покончил с отчетами различных комитетов, в зале послышался вздох облегчения. Вассерман приступил к главному пункту повестки дня и подчеркнул важность продления договора с раввином. – Прежде чем приступить к прениям, – закончил он, – мне бы хотелось обратить ваше внимание на то, что хотя раввин, на мой взгляд, мог бы найти гораздо лучшее место, (это, конечно, была чистая отсебятина) он все же готов остаться у нас. Из всех членов нашей общины я поддерживаю с раввином наиболее близкий контакт, и, принимая во внимание, что я возглавляю ритуальный комитет, это вполне естественно . Большинство из вас видит раввина лишь во время его выступлений: когда он руководит богослужением или произносит речь. В его функции входит, однако, масса дел более частного характера. Возьмите бракосочетания, например. В этом году пришлось сочетать браком невесту нееврейского происхождения. Пришлось вести продолжительные беседы с родителями как жениха, так и невесты. А когда невеста решила перейти в еврейство, раввин прочитал ей курс лекций об основах нашей религии. Он проводит личные беседы с каждым юношей перед Бар-мицвой. В качестве председателя ритуального комитета я могу заверить вас, что мы вместе готовим каждое богослужение. Он поддерживает постоянный контакт с директором религиозной школы. А кроме того, к нему обращаются десятки – да что я говорю?– сотни людей извне: евреи, христиане, организации, которые частенько не имеют ничего общего с нашей синагогой, задают вопросы, вносят предложения, выдвигают проекты, и все это нужно внимательно изучить, на все нужно ответить. Я бы мог продолжать в этом духе все утро, но тогда вы не успеете на гольф. В зале послышались одобрительные смешки. – Большинство из вас не имеет ни малейшего понятия об этой стороне деятельности раввина. Зато мне она очень хорошо известна. И я должен сказать, что раввин справляется со всем этим еще даже лучше, чем мы на это рассчитывали, когда нанимали его. Эл Бекер поднял руку и получил слово. – Я вовсе не уверен, что это так уж хорошо, чтобы раввин, который получает зарплату от нас, который призван обслуживать в первую очередь нас, занимался делами, не относящимися непосредственно к нашей синагоге. Но, может быть, наш уважаемый президент тут несколько преувеличивает. – Он нагнул вперед свою бычью выю, уперся кулаками об стол, окинул взглядом зал и, повысив голос, продолжал: – Должен сказать, что едва ли найдется среди вас кто-нибудь, кто питал бы к Джейкобу Вассерману, нашему уважаемому президенту, более глубокое почтение, чем питаю я. Я ценю его как человека, высоко ценю его усилия, направленные на благо нашей конгрегации, я уважаю его честность и преклоняюсь перед его мнением. Если он мне скажет, к примеру: "Вот этот человек – хороший", я готов поставить десять Лротив одного, что так оно и есть. И когда он говорит, что наш раввин – хороший человек, то мне и в голову не придет не соглашаться с ним. И все-таки, – Бекер воинственно выдвинул подбородок, – я скажу, что для нашей общины он не подходит. Пускай он как раввин и великолепен, но не в нашей конгрегации. Я знаю, он ученнейший человек, однако в данный момент нам ученость ни к чему. Мы являемся частью населения нашего города. В глазах наших христианских соседей и друзей мы – одна из религиозных организации города, и нам нужен человек, который достойно представлял бы нас перед этими нашими соседями и друзьями. Человек, способный производить впечатление на трибуне, наладить нужные общественные связи, подобающим его положению образом. Директор средней школы сказал мне доверительно, что в будущем году он намеревается поручить торжественную речь на выпускной церемонии духовному руководителю нашего храма. И вот, представьте себе нашего раввина на сцене, в неглаженных брюках, измятом пиджаке, взъерошенный, с болтающимся галстуком, рассказывающий, как он это любит, анекдоты из Талмуда, которых сразу и не поймешь, – нет, друзья, как вы себе хотите, а это будет сплошной позор для всей нашей общины. Слово было предоставлено Зйбу Райху. – Я долго говорить не буду, а скажу только вот что. Я очень хорошо понял, что имеет в виду мистер Вассерман, говоря, что, помимо своих обычных функций, раввин занят еще и целым рядом других дел. Мне выпала честь взглянуть лично на эту сторону его деятельности, и разрешите мне заверить вас, что дело, о котором шла тогда речь, имело для меня исключительное значение. Должен сказать, что с тех пор я смотрю на работу нашего раввина совсем другими глазами и питаю к нему самое глубокое уважение. Может быть, он действительно не Бог весть какой оратор, но когда он обращается к нам с проповедью, он говорит дело, и до меня во всяком случае его слова доходят очень и очень. А по-моему, это куда важнее, чем если бы кто-нибудь разыгрывал перед нами какую угодно роль и потчевал нас какими угодно высокими словами. Наш раввин, по крайней мере, говорит искренне, чего я не могу сказать, увы, о многих знаменитых раввинах, которых мне доводилось слушать. Доктор Пирлстейн взял слово, чтобы поддержать своего друга Эла Бекера. – Мои пациенты то и дело спрашивают меня – нельзя ли им воспользоваться рецептом, который я им выписал год назад, или выписал какому-нибудь их знакомому, страдающему приблизительно той же болезнью. И каждый раз мне приходится объяснять им, что добросовестный врач выписывает рецепт в строго индивидуальном порядке, принимая во внимание индивидуальные особенностй пациента в данный момент. –. Стаканчик виски всегда можно прописать любому и каждому, – бросил кто-то, и врач включился в общий смех. – А хочу я сказать этим то же самое, что сказал Эл Бекер. Ведь никто ж не говорит, что раввин у нас неуч или ханжа. Весь вопрос в том, соответствует ли он специфичным требованиям нашей конгрегации на данном этапе. Является ли он тем индивидуальным рецептом, который прописал бы врач в этой ситуации? – Ну, врачей на свете много…